Слабости сильной женщины - Берсенева Анна. Страница 42

Кажется, Алексиадис почувствовал, что Лера не просто любуется красивым видом: его голос стал тише и словно бы осторожнее.

– Мы можем ехать? – то ли предложил, то ли спросил он. – Мы можем вернуться в Лаутраки и поужинать вместе в какой-нибудь маленькой таверне у моря?

– Конечно! – Лере стало неловко, словно он увидел то, что не предназначалось для посторонних глаз. – С удовольствием, Александр, спасибо.

Таверна, в которую привел ее Алексиадис, была полна людей. Веселый гул множества голосов смешивался с громкой музыкой – и Лере сразу стало легко в этом приветливом и беззаботном шуме. Певичка в ярко-алом платье пела греческую песню, а люди, вплотную сидящие за длинным столом, с удовольствием подпевали.

То неуловимое и немного пугающее чувство, которое охватило Леру на мысе Эрио, когда она смотрела на горы в вечерней дымке, сразу исчезло, растворилось в жарком воздухе таверны. И Лера вздохнула с облегчением. Так невыносимо было будоражить сейчас в душе то, что все равно не могло воплотиться…

После певички вышла хрупкая акробатка в блестящем трико. Сначала она показалась Лере юной девушкой, и только потом, когда та начала жонглировать саблями, Лера заметила, что акробатке, пожалуй, за сорок. Рядом стоял красивый черноглазый мальчик, как две капли воды похожий на нее, – наверняка ее сын.

Лера почувствовала, как все это незамысловатое веселье зажигает и ее, как ей становится легко, словно после хорошего вина.

Вино, кстати, действительно было хорошим и называлось «Санта-Елена». А чтобы выбрать гаридес – омара, – Алексиадис потащил Леру к огромному аквариуму. Они оба выбирали так серьезно, как будто это был самый значительный выбор в их жизни, и это тоже нравилось Лере.

Они болтали с Алексиадисом, подбирая английские слова, подсказывая их друг другу и смеясь без причины. Языки у них уже заплетались и головы кружились.

Лера чувствовала себя легкой, как воздушный шарик. Она видела, что нравится Алексиадису, и видела при этом, что он не предложит ей пойти вместе в номер, как предложил подняться к нему домой Валентин Старогородский.

Но она чувствовала, что Алексиадис и не станет говорить о таких сложных вещах, как вечная любовь. В его взгляде просто читалось бескорыстное восхищение женщиной – и это было для Леры так ново, так необычно и приятно…

– В моей жизни никогда не было такого вечера, Александр! – сказала она на прощание, уже в вестибюле отеля.

– И я даже знаю, почему, – сказал он загадочным тоном.

– Почему же? – заинтересовалась Лера.

– О, завтра, завтра! – поднял руку Алексиадис. – А сегодня – спать, дорогая Валерия, и отдохнуть. Завтра мы едем в Афины.

Все это действительно было фейерверком – даже узкие и таинственные афинские улочки, даже крепчайший кофе со стаканом холодной воды: Лера пила сладкий гликос, а Александр – скетос без сахара. И Акрополь, и стены Парфенона в вечернем сиянии… И белые колонны храма Посейдона на темной скале, и маленькая рыбацкая деревушка у ее подножия…

Днем Алексиадис затащил Леру в роскошный магазин, где продавались шубы.

– Но зачем, Александр? – отговаривалась Лера. – Я не собираюсь покупать шубу, что мне там делать? И вы же сами сказали, что для шоп-туров надо будет рекомендовать моим туристам меховую фабрику в Салониках.

– Женщине необходимо примерить шубу в настоящем афинском магазине, – авторитетно заметил Алексиадис. – Вы знаете, зачем женщина приезжает в Грецию?

– За шубой? – улыбнулась Лера.

– Нет! – торжественно заявил он. – Женщина приезжает в Грецию для того, чтобы почувствовать себя неотразимой и полюбить себя!

С этими словами он накинул Лере на плечи длинную поблескивающую шубу из «табачной» норки, и она невольно взглянула в зеркало. Можно было почувствовать себя неотразимой, увидев собственное отражение: порозовевшие нежные щеки, и янтарные глаза, и мягкий мех, щекочущий шею…

Алексиадис лихо водил свой шикарный «Порше». Глядя на стремительно летящую под колеса дорогу, Лера не чувствовала усталости, хотя эти дни могли у кого угодно вызвать ощущение пресыщенности. Но ей хотелось ездить еще и еще, она упивалась каждой минутой – и это не было обычное накопление впечатлений, это было что-то другое…

Лера даже сказала об этом Алексиадису, потому что всего за два дня он стал вызывать у нее доверие.

– О, я знаю ваше чувство, Валерия, – сказал он. – Конечно, оно делает женщину неутомимой.

– Это то, что вы сказали мне в магазине? – догадалась Лера. – Полюбить себя?

– Да. А разве вы сами этого не чувствуете? – кивнул он. – Мне хотелось вам в этом помочь…

– Вам это отлично удалось, Александр. – Лера посмотрела на него благодарно.

– Знаете, я иногда думаю о таких отвлеченных вещах, не имеющих отношения к экскурсиям и вообще к туристическому бизнесу, – продолжал он. – Мне кажется, в каждой поездке должно быть что-то, ради чего она предпринята – не только осмотр достопримечательностей. Поэтому я и сказал вам, для чего женщина приезжает в Грецию…

«Вот это да! – поразилась Лера. – А ведь казался совсем простым, жизнерадостным – и не более того!»

На следующий день Александр повез Леру в Дельфы, и она долго стояла перед Кастальским источником, а потом посидела на «пупе земли», а потом смотрела на гору Парнас…

– Уф! – сказал наконец Алексиадис. – Вы не поверите, но я устал, дорогая Валерия! Вы хотите осмотреть еще что-нибудь?

Несмотря на то что в его тоне сквозила надежда, что Лера ничего больше осматривать не захочет, – она все-таки попросила:

– Знаете, Александр… Я хотела бы увидеть Фермопилы – то ущелье…

– Но зачем? – поразился он. – Там нет ничего особенного, что я мог бы предложить вам и вашим туристам.

– Гробницу царя Леонида, – сказала Лера. – Но вам не обязательно туда ехать – может быть, я одна…

– Одна вы ее не найдете, – возразил Алексиадис. – Там нет даже указателя, и потом, вы ведь не водите машину.

Он и сам еле нашел барельеф, изображающий битву спартанцев. Да и ущелья никакого не было – просто широкая равнина, на которой действительно нечего было смотреть.

– Во-он она, могила, – сказал наконец Алексиадис, указывая куда-то через шоссе. – Уверяю вас, достаточно было купить в Афинах открытку с ее изображением!

Лера и сама не знала, зачем ей надо было увидеть эту плиту, и зачем надо было прочитать выбитые на ней слова; она и так знала их наизусть. Да и все равно ведь невозможно было прочитать их по-гречески. Но это опять было то странное и необъяснимое, что невозможно назвать и что невозможно забыть в себе…

«Путник, когда прибудешь в Спарту, скажи, что видел нас лежащими здесь, как было завещано законом», – произнесла она, беззвучно шевеля губами.

В эту минуту она вдруг вспомнила, как Митя сказал ей: «Ты сентиментальна, Лерка!» – когда пел про Кейптаунский порт. А ведь ей казалось, что все это было бесконечно давно и ушло из ее жизни навсегда…

– Я так благодарна вам, Александр, – сказала она, когда они снова сели в машину. – Вы потеряли из-за моего каприза уйму времени. И конечно, сюда не обязательно возить большинство туристских групп.

– Каприз женщины – одно из самых прекрасных явлений, – улыбнулся Алексиадис. – Даже такой странный, как желание увидеть могилу спартанца. К тому же капризом моей жены, например, была бы, конечно, шуба! – добавил он, и они оба расхохотались.

Александр сам отвез Леру в аэропорт, и она поцеловала его на прощание так крепко, точно знала всю жизнь, а не три дня.

– Вы чудо, Валерия! – растрогался Алексиадис. – Я и предположить не мог, что обычная рекламная поездка окажется такой приятной. Надеюсь, мы будем работать вместе, – добавил он.

– В этом вы можете не сомневаться, – заверила Лера. – А кроме того, когда вы приедете в Россию, я тоже придумаю для вас что-нибудь такое… Не просто осмотр достопримечательностей!