Яблоки из чужого рая - Берсенева Анна. Страница 19

Ответа на этот вопрос раньше она найти не успела. А теперь, глядя во внимательные – к ней внимательные! – глаза этого Сергея Константиновича, который посматривал на нее, пока мотор его «Запорожца» раскочегаривался с оглушительным треском, теперь Аня вдруг поняла, что уже не ищет ответа.

Все, что было до встречи с ним, – все это было раньше, а теперь все стало другое, и она сразу почувствовала это так же отчетливо, как если бы вдруг надела очки с малиновыми стеклами и увидела бы, что дом на углу Чехова и Садовой-Триумфальной из бело-желтого сделался розово-багряным.

А почему так – это было еще более непонятно, чем все «почему», которые были в ее жизни до сих пор.

Глава 8

Матвей вернулся из Владикавказа мрачнее тучи. Анна поняла это сразу, как только он позвонил ей и сообщил, что уже дома и пусть она не волнуется.

– Матюша, я приеду? – спросила Анна.

Она была уверена, что сын начнет отнекиваться, говорить, что устал и срочно заваливается спать на ближайшие пятнадцать часов, и тогда придется решительно настаивать на своем, убеждая его в необходимости маминого немедленного появления.

Но, к ее удивлению, Матвей довольно вяло ответил:

– Сейчас? Приезжай, я дома буду.

Как ни странно, Анна до сих пор не научилась водить машину, да уже и не предполагала научиться. Это можно было считать странным потому, что вообще-то она легко училась самым разнообразным вещам и в глубине души знала, что, если понадобится, может научиться чему угодно. Но вот этому простому делу, которое более или менее сносно осваивали даже самые бестолковые женщины, она научиться не могла.

Когда-то Сергей пытался ее учить, но после двух-трех уроков без объяснения причин сказал, что лучше это мероприятие бросить. И Анна с удовольствием его послушалась, потому что боялась машину, совершенно не чувствовала ее и, главное, не чувствовала никакой радости от того, что сидит за рулем и нажимает на педали.

А может быть, дело было в том, что она мгновенно училась только необходимому, а водить машину – это не было необходимо, потому что ее водил Сергей. Анна любила ездить с ним и смотреть, как он это делает.

А потом, когда она перестала ездить с мужем и, словно девчонка, поглядывать на то, как лежат на руле его руки, – у нее уже было достаточно денег, чтобы при необходимости вызывать такси. Так что учиться водить все равно оказалось не нужно, и очень кстати: в ней к тому времени почти угас интерес к новым навыкам и впечатлениям.

А потом она купила для редакции синий «Рено» и взяла на ставку шофера, потому что это было удобно для всех, а не только для нее. Такая возможность появилась к тому времени, когда всякое обустройство собственной жизни уже казалось Анне скучными хлопотами.

На этом синем «Рено» с шофером она и поехала к Матвею.

Вообще-то Анна старалась не слишком докучать сыну своими посещениями. Да и застать его дома было не так уже легко. Характер у ребенка с детства был непоседливый, и, если Матвей не был увлечен книжкой – а это, к счастью, все-таки бывало часто, – то на его присутствие в квартире можно было не рассчитывать, как в детстве, так и теперь. К тому же теперь, если он был дома, то при нем почти наверняка находилась какая-нибудь девица. Анне не то чтобы было это неприятно – с чего бы? – но она не хотела вмешиваться в эту часть жизни сына: помнила, как ей самой претило когда-то такое вмешательство.

Как только он открыл дверь, Анна поняла, что не ошиблась в своем телефонном впечатлении. Матвей действительно был мрачен, и не только мрачен, но как-то… подавлен, что ли. Это было так необычно, так непривычно в нем, что Анна встревожилась еще больше.

– Как ты съездил? – спросила она, целуя его на пороге квартиры. – Я пройду?

– Ты, ма, как будто к королеве Елизавете пришла, – улыбнулся он. – У меня же не Виндзорский замок – проходи без спросу.

Улыбка совсем не оживила его лица. Она даже жалкая какая-то получилась, и глаза не заблестели, как это всегда бывало, когда он улыбался. К тому же он был небрит, и темная щетина придавала ему еще большую мрачность.

В комнате, впрочем, царил обычный для Матвея порядок. Когда-то Анна по пятам ходила за ним и требовала, чтобы он убирал за собой постель – «зачем, все равно же вечером расстилать?!» – чтобы не оставлял свою тарелку в пустой раковине, а мыл ее, чтобы вешал одежду не на спинку стула, а в шкаф и делал еще множество излишних, с его точки зрения, вещей.

Да что Матюша – даже Сергей считал ее настойчивость чрезмерной!

– Смотри, Анюта, – говорил он, – никто еще не доказал, что занудливый мужчина лучше, чем неряшливый.

Но Анна умела добиться от своих мужчин того, чего считала нужным добиваться. Просто она так мало навязывала им в их мужской жизни, что, если уж навязывала, они подчинялись. До поры до времени.

Так оно и вышло, что к тому моменту, когда Матвей стал жить самостоятельно, привычка к порядку въелась в него так же крепко, как привычка к чтению, тоже воспитанная с детства – с тех лет, когда он отбрыкивался от «Трех мушкетеров», уверяя отца, что книга совсем неинтересная, а, наоборот, скучная, потому что в ней все написано какими-то старыми словами.

А занудой он не стал: не в кого было.

– Ты, по-моему, сильно устал, Матюша, – сказала Анна, садясь на диван. – Лицо осунулось… Вас там хотя бы кормили?

– Кормили, – нехотя ответил он. – Кормили, поили и всячески ублажали.

– Всячески – это как? – улыбнулась Анна.

– А то ты не догадываешься, как московское начальство на местах ублажают, – хмыкнул Матвей. – Попросту, без затей – охота, баня, девочки. Извини, мам, – спохватился он. – Совсем я одичал со своим депутатом.

– Но зачем же ты тогда, а, Матвей?.. – тихо спросила Анна. – Все ведь ты понимаешь…

– И что ты мне предлагаешь? – Он прищурился; зеленые сердитые молнии наконец метнулись из глаз. – Да, все я про него понимаю. Обыкновенное хамло, удачливое, потому что наглое. Будьте проще, и люди к вам потянутся, – усмехнулся Матвей. – Ну, а он, депутат мой, – проще некуда. Но что же теперь, ма?

Анна насторожилась от этих его слов, а главное, от унылых интонаций.

– Ты так говоришь, как будто связан с ним какими-то неразрывными узами, – сказала она, всматриваясь в глаза сына. – У тебя с ним… ничего?

Конечно, вопрос прозвучал глупо – Матвей захохотал.

– Это ты про что? – спросил он наконец. – Да ему, мам, не до мальчиков – баб бы всех успеть уестествить. Жадный он до жизни, так и рвет отовсюду куски.

– Я имею в виду не мальчиков, а его деятельность, – не обращая внимания на Матвеев смех, сказала Анна. – Думаешь, я в облаках витаю? Матюшка, да ведь у меня хоть и эстетский, как ты говоришь, и не Бог весть какой прибыльный, но бизнес, а у папы тем более… Неужели мы не понимаем, во что тебя может втянуть этот твой хвататель жизненных кусков? И неужели ты думаешь, мы из-за этого не волнуемся?

– А вы не волнуйтесь, – невозмутимо заметил Матвей; на его лице установилось обычное его лихое выражение. – Я не телок, чтоб меня куда-то можно было на веревочке втянуть.

– Ты молодой еще, Матвей, – стараясь, чтобы ее слова звучали как можно мягче и убедительнее, сказала Анна. – Молодой, страстный, поэтому, уж извини, втянуть тебя можно во что угодно, если кровь твою умело разогреть.

– Но папа же не втягивается, – с тем самым молодым запалом, о котором она и говорила, возразил Матвей. – При чем же тут кровь?

– Матюшка, ты совсем другой, чем папа, – тихо сказала Анна. – Ты на него похож совсем иначе, чем тебе кажется.

– Иначе – это как? – быстро и недоуменно спросил он.

Анна промолчала.

– В общем, ма, не волнуйся, – не дождавшись от нее ответа, заключил Матвей. – Ну, не хочу я, чтоб про меня к тридцати годам говорили, что у меня за спиной большое будущее! И вообще, не хочу на обочине жизнь провести, – добавил он.

– Конечно, помощник депутата – это столбовая дорога жизни! – рассердилась Анна.