Черный хрусталь - Бессонов Алексей Игоревич. Страница 53

Стоявший надо мной человек перестал лить воду и отошел в сторону. В желтом свете нескольких масляных ламп я увидел узкое, неприятно белое лицо – белыми были брови и ресницы, белой была короткая бородка и длинные, чуть не до плеч, баки. Белый наклонился ко мне – меня обдало смесью винных паров и чеснока, – и произнес:

– Развяжите его.

Он говорил на западном диалекте языка рашеров, и я понял его с первого раза. Чьи-то ловкие пальцы сняли опутывавшие меня веревки, я попытался сесть, но тут же со стоном повалился обратно на деревянный топчан. Вероятно, я слишком долго пробыл в таком «смотанном» состоянии. Ожидая, пока восстановится кровообращение, я наскоро осмотрелся. По-видимому, я находился в каком-то подвале. Стены и пол были сложены из влажных на вид каменных блоков, никаких окон или бойниц я не заметил. Это был глухой каменный мешок, освещавшийся несколькими грубыми лампами, свисавшими на цепях с бревенчатого потолка.

– Ну что, оклемался? – бесстрастно спросили меня. – Ты понимаешь, что я говорю?

– Понимаю, – ответил я и сел, разминая запястья.

– Это хорошо.

Белый уселся на небольшой стол в углу помещения и задумчиво посмотрел на высокого, очень худого человека в длинном сером плаще, который изваянием застыл возле окованной ржавым железом двери.

– Если ты ответишь нам, где Визель, мы отпустим тебя и ты сможешь вернуться туда, откуда пришел.

В словах Белого не было и намека на какие-либо эмоции, однако они подействовали на меня сильнее любого крика. В одно мгновение я пережил страх, сменившийся коротким моментом слабости, – а потом вдруг пришло безразличие.

Все равно они будут меня пытать, сказал я себе, ощущая, как холодеет живот. Даже если бы я знал, кто такой этот самый Визель – какая разница? Все равно… можно лишь надеяться, что я умру раньше, чем они насытятся моей болью.

Проклятье!

Нет, мне не хотелось умирать. Мне даже не верилось, что я могу вот так вот взять и подохнуть в этом сыром подвале… подохнуть тогда, когда передо мной расстилалась манящая дорога целой жизни, сулящая так много. Мое «я» бунтовало перед объективной реальностью, оно не хотело верить в то, что все кончено, что не будет больше ни закатов, в которых солнце нежно целуется с морем, ни шипения волн под форштевнем, ни новых стран, ни долгих дорог. На секунду мне показалось, что мое сознание превратилось в трескуче рвущуюся ткань – сейчас полотно разорвется надвое, и я проснусь, увидев рядом с собой лица друзей. Но это был не сон.

– Кто такой Визель? – почти машинально спросил я.

– Возможно, ты знаешь его под другим именем, – покачал головой Белый. – Я говорю о человеке, который приобрел в Шахрисаре некую реликвию, известную как Черный Череп. Раз ты здесь – значит, ты знаешь, где он. Говори, и ты сейчас же уйдешь отсюда.

– Дайте мне вина, – попросил я. – У меня болит горло.

Белый коротко кивнул, и длинный, распахнув стоявший у стены темный шкаф, достал оттуда зеленую длинногорлую бутылку. Вино, как я и ожидал, оказалось довольно пристойным. Прежде чем у меня его отобрали, я, давясь, успел выхлебать больше половины.

– Хватит, – произнес Белый. – Говори.

– Я не знаю, кто такой Визель, – честно признался я. – И я не знаю, где он. Мы ищем Череп, это правда, но я совершенно не знаю, что происходит в голове моего господина – или вы думаете, что он делится своими планами с мальчишкой-лекарем?

– Ты не лекарь, – уверенно заявил Белый. – Ты его наперсник, как это принято в Пеллии, поэтому ты должен знать все. Если ты не захочешь говорить, я смогу заставить тебя.

Я снова ощутил холод в животе.

Белый относился к ненавистной мне категории людей, живущих некими абсолютными убеждениями. Переубедить такого невозможно в принципе. Если однажды он поверил, что вода сухая, то хоть лей на него, хоть топи его – он утонет, уверенный в том, что утонуть в песке невозможно.

Однажды в Шаркуме оборванный мальчишка увидел, как я поспешно примчался на совет очень серьезных людей, и теперь они – те, кто охотится за Черепом так же, как и мы – убеждены, что я не просто лекарь, а наперсник, доверенное лицо «большого человека». В чем-то они, конечно правы, но мне от этого не легче. Я в любом случае не знаю, где находится проклятый Визель, купивший череп у загадочных кладоискателей, которым посчастливилось найти затерянный в Марибе Кипервеем.

Пытаясь быть предельно убедительным, я объяснил это Белому. На него мои слова произвели где-то такое же впечатление, как и потрескивание дрянного фитиля в висящей под потолком лампе.

– Хорошо, – просто сказал он и снова кивнул длинному.

Тот молча толкнул дверь и вышел. Сперва я решил, что Белый хочет говорить со мной без свидетелей, но он все так же молчал, бесстрастно глядя на меня, и в моей душе зашевелился ужас. Дверь распахнулась – на пороге стояла… Ута!

В этот момент я допустил ошибку, напрочь отрезавшую мне какие-либо пути к отступлению. В моих глазах появились слезы.

Девушка смотрела на меня со страхом и растерянностью.

– Где мы, Мат? – едва слышно прошептала она.

– Не знаю, – ответил я, с трудом удерживаясь от того, чтобы броситься к ней.

Длинный посадил Уту на скамью напротив меня и снова повернулся к шкафу. В его руках появился медный таз, наполненный массой различных предметов, напоминающих хирургические инструменты.

Дышать вдруг стало трудно, и мне показалось, что я проваливаюсь в небытие. Длинный методично перебрал несколько небольших стальных ножичков, остановив свой выбор на довольно длинном, похожем на привычный мне ланцет, но с крючком на лезвии, и повернулся к Уте. Она шарахнулась в сторону, но сильная рука крепко держала ее за плечо.

– Да поймите же! – заорал я. – Поймите, я и вправду не знаю, кто такой этот ваш Визель! Мой господин ищет Череп, это да, но никто из нас не знает, где именно и в чьих руках он сейчас находится!

– Он находится в руках недостойного, – с некоторой задумчивостью проговорил Белый.

Длинный чуть двинул рукой, Ута отчаянно вскрикнула, и по ее ладони потекла кровь.

– Не-ет! Я не знаю!!! Я ничем, ничем не могу помочь вам!

– Не унижайся, – вдруг почти спокойно произнесла Ута на моем родном языке. – Если мы должны умереть, то мы все равно умрем – так или иначе.

Палач резанул ее по второй руке. Ута закусила губу, из ее глаз брызнули слезы – сжав веки, она отвернулась в сторону, и я увидел, как дрожь бьет ее обтянутые курткой плечи. На лбу у нее вдруг появились крупные капли пота. Дышать мне было все труднее и труднее.

– Если ты будешь молчать, он разрежет ее на кусочки. Прямо здесь – хочешь? Тебе приходилось резать сырое мясо для жаркого? Это будет очень похоже. Если кровь тебя не разговорит, мы попробуем огонь. Говори…

– Послушайте, – я едва узнавал свой собственный голос, – но ведь ваша вера не приветствует насилие… я же знаю, я читал…

Моя реплика, кажется, немного развеселила Белого.

– При чем здесь вера? – поинтересовался он. – Речь идет о вещи настолько важной, что любые прегрешения перестают быть таковыми. Ты хочешь пуститься в богословский спор? Боюсь, у тебя мало времени. Сейчас принесут огонь…

И я все-таки потерял сознание.