Концепция лжи - Бессонов Алексей Игоревич. Страница 48

Мельник набрал несколько кодов и повернул дисплей так, чтобы Леон мог смотреть на него, не вставая со своего места.

– Это была очень тонкая металлическая пластинка, – пояснил Мельник. – Изображение почему-то выпуклое, вроде чеканки, но при этом не стерео.

Первое, что бросилось Леону в глаза – необыкновенная яркость пейзажа. Немыслимо белый песок, сверкающая нежнейшей бирюзой линия прибоя, небо синее, но с непривычным для глаза бронзоватым отливом. Солнце, очевидно, находилось за спиной фотографа – а в кадр улыбался рослый загорелый мужчина средних лет с короткими курчавыми черными волосами, одетый во вполне обычные белые шорты и ничего более: вполне типичный гавайский курортник… если бы не существо, стоящее рядом с ним.

– О, господи, – прошептал Леон. – Это что?

– Друг, очевидно, – довольный его реакцией, усмехнулся Мельник. – С врагами не обнимаются. Может, соратник – я знаю?

Справа от улыбчивого брюнета стоял четырехрукий гуманоид, ростом доходивший ему едва до груди, при этом человек обнимал его правой рукой за плечи, а тот, в свою очередь, держал человека двумя верхними конечностями за талию. Но не жесты дружбы так потрясли Леона, а внешность загадочного «приятеля». Он напоминал… озорного и любопытного лисенка из детской сказки! Вытянутая вперед мордочка с миндалевидными, слегка навыкате, умными и веселыми черными глазами, острые ушки по бокам чуть сплюснутой головы – его поджарое тело покрывал короткий серебристо-серый мех, совершенно плюшевый на вид – глядя на снимок, Леон не мог отделаться от ощущения, что видит здорового взрослого дядьку, решившего сняться на память с любимой игрушкой. Правда, одета «игрушка» была не очень-то по-детски – нижнюю часть торса вместе с «ногами» туго обтягивали темно-синие трико, на поясе в сетчатой сумке находилось нечто, безошибочно идентифицируемое как ручное оружие приличной, судя по его размерам, мощности, а на груди, наподобие кулона, висел какой-то прибор, показавшийся Леону то ли бактериологическим фильтром, то миниатюрной маской дыхательной системы. На человеке никаких дыхательных приборов не было, что наводило на некоторые размышления.

– С ума сойти, – пробормотал Макрицкий, не в силах оторвать от дисплея глаз. – Да если б я прикоснулся хотя бы к массин-ру, не говоря уже про тровоорта, то блевал бы потом дней десять. Немыслимо… ты посмотри – э т о т, он ведь тоже улыбается по-своему! Я, правда, сперва подумал, что он нашего захватил – у того ведь пушки нет, но потом…

– Сперва многие так думают, – кивнул Мельник. – Этот снимок как уже только не анализировали! Во-первых, это не Земля. Конечно, нарисовать можно что угодно, но если принять за данность, что мы имеем дело с совершенно обыкновенным «фото на память», то это точно. Не Земля… а анализ физиономии нашего сотоварища показывает, что он действительно лыбится во весь рот, ему хорошо, и весьма вероятно, что он слегка пьян.

– Что у этого кренделя на шее? – перебил его Леон. – Уж очень похоже на некий компонент индивидуальной дыхательной системы.

– Или на компонент системы связи, – пожал плечами Антон. – Или на амулет от дорогой далекой мамочки. Сейчас же он дышит без него? То, что на поясе у него пушка – это почти наверняка. А хрень на шее – тут мнения, как говорится, разделились. Ладно. Хватит таращиться, а то глаза вылезут.

– Слушай, налей-ка мне еще, – попросил Леон. – И кондеру оборотов добавь.

– Что, тяжко? – осклабился Мельник. – То-то… скажи, оно симпатичное до одури? С таким действительно хочется дружить, а? Так может, они действительно не хозяева вовсе, а друзья? А теперь представь, что работает их агентура не за страх вовсе, и не за блага вроде турне в такие вот райские местечки, а из привязанности, из осознания некоей общности судеб? Психологи чуть с ума не свихнулись, прикидывая, какие эмоции у человека могут появиться в процессе какой-либо совместной деятельности с такими вот клоунами. Смотри – похоже, они мельче нас. Да, возможно, это очень молодой или просто низкорослый экземпляр, но берем пока то что есть. Мельче – уже воспринимается как детеныш. В какой-то степени. Что говорят нам наши инстинкты про детенышей? Во-во… Дальше – вся эта не то игрушечность, не то зверюшечность – а психологи сказали, что если такая зверюшка окажется просто партнером по созидательному, извините, труду – это одно, а вот если она не дай боже, верный и надежный соратник в бою – все, не разлей вода. Точнее, за такого друга в огонь и в воду без размышлений.

– Интересно, а в таком случае как они воспринимают нас?

– Без комментариев, – развел руками Мельник. – Мы даже не знаем, что это такое – млекопитающее, рептилия или вообще какое-нибудь сумчатое, размножающееся почкованием. Судя по строению челюстей, это хищник, в процессе эволюции перешедший ко всеядному образу жизни. Зачем ему лишние руки – вот это загадка.

– Возможно, его предки лазили по деревьям.

– Возможно, но на деревья-то они залезли с поверхности, не так ли? У него есть одна странность в строении тела, не поддающаяся никакому логическому анализу. Один немец, крутивший его проекции и так и эдак, безапелляционно заявил, что предки нашего приятеля никогда на шести лапах не бегали. То есть они изначально были четырехрукие и двуногие прямоходящие. Такую эволюцию представить невозможно, любая жизнь идет из океанов, и идет она, как ты помнишь, ползком.

– То есть этот товарищ может быть результатом генетической модификации?

– Под что его модифицировали? Лишние руки добавили, а ненужное не убрали? Зачем ему оставили мех – если это мех, конечно. На хрена выступающие уши? И самое интересное – на руки его смотрел?

– Да-а… слушай, действительно… мне показалось, что между пальцев у него крохотные перепонки. Но более заметные чем наши, рудиментарные.

– Да хрен с ними, с перепонками, может, они вышли из воды позже нас – у него пальцы с шестью суставами.

– Ну, это еще ни о чем не говорит.

– А вот кое-кто считает, что говорит. По мнению того же немца, его руки универсальнее наших на порядок. Для чего? Сплошные несоответствия, не так ли? В общем, странная фактура, ни в законы природы не лезет, ни в наши представления о направлениях генетических модификаций. Ну, ладно, – Мельник залпом допил свой коньяк и убрал бутылку с глаз долой. – Сегодня иди домой отсыпайся, да и завтра раньше двенадцати дела у нас не будет. К часу должен подъехать наш друг Артюхин, там и посмотрим, почем у него заливная рыба. Пока иди… а то, боюсь, я опять с тобой загуляю.

* * *

Приехав домой, Леон наскоро перекусил и сел на балконе с сигарой. Ветер был уже прохладным, вот-вот начнется ранняя в этих широтах осень: поежившись, он вернулся в комнату, чтобы набросить на плечи халат и вдруг подумал о том, что осени как таковой он не видел уже несколько лет. Экспедиции «Галилео» предшествовали тренировки на довольно убогой базе НАСА во Флориде, пришедшиеся как раз на сентябрь-октябрь, на Землю он вернулся уже зимой, и вот – наконец. Скоро мокрый ветер погонит по тротуарам желтую листву…

Леон уселся в шезлонг, щелкнул зажигалкой и посмотрел на небо. Они где-то там, сказал он себе. Лисята с пушками на поясах. И у них есть планеты землеподобного типа, на которых хомо может чувствовать себя весьма недурно. Или – там, на странном выпуклом снимке, это их родина? Потрясение, которое он ощутил в кабинете Мельника, уже отступило, и теперь он мог анализировать увиденное без излишних эмоций. Хотя, конечно… если вдруг представить себе, что тот снимок будет опубликован на любой из официальных лент, ни о каком Договоре не придется и думать. Он вызовет шок… вместо тровоортов, внешность которых вызывает у людей глубокое отвращение – а что же еще можно испытывать, глядя на двухметровую жабу с огромным рогом посреди морщинистого землисто-серого лба? – настоящие друзья. Умные, дерзкие, наверняка во многом похожие на нас, и главное – способные на привязанность, что явственно следует из этого самого снимка.