Сожгите всех - Бессонов Алексей Игоревич. Страница 25

Бэрден говорил почти час. Адвокаты ответчиков несколько раз заявляли протесты, но в большинстве случаев судья отклонял их. Зал слушал шефа-попечителя, как мессию. На Авроре, за годы войны отвыкшей от детективных историй, этот процесс выглядел самым настоящим цирком, напоминанием о славных прошлых временах, когда в судах шумели недюжинные страсти, а обыватель, проглядывая по утрам сети, наслаждался разворачивающимся перед ним действом. Когда Бэрден обтекаемо – так было договорено с Далем, – заговорил о попытках давления, которые предпринимали в его отношении Хатчинсон и Блинов, а также о том, что во время разговора в приемной находились вооруженные офицеры легиона, лица адвокатов компании потемнели, а по залу пронесся восхищенный ропот.

Вслед за Бэрденом выступил Маркелас. Его речь заставила судью нахмуриться. Подробно, не упуская ни единой мелочи, он рассказал о налетах на беззащитные поселки, о том, как бежали в Змеиный лог люди, об ужасной ночи, проведенной в ожидании атаки и о том, как его и остальных арестовали и заперли в отеле солдаты прибывшего утром легиона.

Вслед за шерифом пришла очередь Андрея.

Он долго готовил свою речь. По совету Даля Огоновский должен был с негодованием обрушиться на Блинова и его людей, недостойных высокого звания офицера, всячески напирая на то обстоятельство, что негодяи нарушали права ветеранов, таких же как он, солдат, прошедших войну и взывающих сейчас к справедливости… поднявшись на трибуну, он оглядел зал и заговорил – очень тихо.

– Я провел на Оксдэме очень много лет. Мало кто из государственных врачей умудряется прожить на этой планете так долго. Суровый климат, неблагоприятные биофизические условия диктуют характер местных жителей – это гордые люди, которые привыкли во всем полагаться только на самих себя. Они не выпрашивают денег у старых миров. Они работают день и ночь, они научились любить свой неласковый край и ценить то немногое, что имеют. Эти люди стали мне родными, поэтому я вернулся на Оксдэм сразу же, как только меня отпустил Флот. Да! – он поймал пристальный взгляд одного из адвокатов «Элмер Хиллз», который буравил глазами его Рыцарский Крест, висевший на узле строгого галстука. – Я увидел картину ужасающей разрухи. Оксдэм потерял очень много людей… но те, кто сумел пройти через горнило войны и вернуться к себе домой, убедили меня в том, что они справятся со всеми невзгодами. Эти люди способны постоять за себя! – Он сделал паузу и глотнул минеральной воды из стовшего перед ним бокала. – Они способны поднять свой край, они не боятся невзгод, они просят только одного – справедливости! И самое страшное наступает для них тогда, когда их начинают топтать те, кто должен их защищать. Когда их, вчерашних солдат, топчут люди, за всю войну не сделавшие ни одного выстрела, когда они отнимают у них право защищать себя и свои очаги, когда они грубо, с неприкрытым цинизмом зачисляют их, ветеранов, в число «подозрительных лиц» – а потом в гости к ним приходят представители крупного бизнеса, те, что и затеяли всю эту историю. Леди и джентльмены! Мне тяжело говорить. Я уверен, что прения сторон выявят истину, а присяжные вынесут справедливый приговор. Справедливый, потому что иначе просто не может быть. Люди, оставшиеся на Оксдэме, ждут справедливости, потому что они ее заслужили.

Неуклюже поклонившись, он почти бегом покинул кафедру. Проводив его довольно удивленным взглядом, судья треснул деревянным молотком:

– Объявляю перерыв! Свидетельства ответчиков начнутся в три часа.

– Вы произвели на них впечатление, – сказал ему Даль, когда они оказались в коридоре. – Так, едем пока в ресторан. Нам нужно поговорить. Вечером будет интервью. Мастер Маркелас, вы готовы?

Ник озадачанно повертел шеей.

– Даже и не знаю, ваша милость. Наверное, готов.

– Не переживайте, каверзных вопросов вам задавать не будут. Журналисты все свои. Важно переиграть в интервью противоположную сторону. Они, несомненно, будут напирать на наш консерватизм и стремление сохранить старые, отжившие порядки. «Элмер Хиллз» станут выставлять проводниками прогресса, инвестирующими деньги в дикие, темные и неразвитые миры, но ничего. Правда на нашей стороне, а с таким союзником мы не проиграем. Идемте, джентльмены, нам пора подкрепиться.

– Мне не нравится судья, – сказал Бэрден, садясь в каре рядом с Андреем. – Как бы не было с ним проблем.

– Проблему с судьей не так уж важны, – отозвался Андрей. – Далю и его людям важно выиграть не процесс, а собственное паблисити. Нам важно выиграть Оксдэм…

– Вы так считаете? Нет, я хочу выиграть процесс.

– А я? Конечно, процесс мы должны выиграть, но поверьте мне, Даль не пойдет далеко. Если дело дойдет до серьезного противостояния, он капитулирует.

– Но ведь тогда он сам потеряет лицо…

– Вы плохо разбираетесь в политике, Олли. Для Даля и Шэттака важнее всего репутация партии, которая представляет интересы ветеранов. Конечно, речь не идет о простых солдатах, нет. Как я понял, суть дела в том, что многие люди, изрядно разбогатевшие во время войны, стали давить на старые семьи, пытаясь отнять у них прежнее влияние. Шэттаку, его друзьям и прочей древней аристократии, которая, заметьте, на войне только потеряла, это отнюдь не по вкусу. Они выбрали политически верный момент – сейчас мощная консервативная партия, выступающая под всем понятными лозунгами, имеет хорошую перспективу. Знаете, Шэттак рассказал мне интересную вещь. После того, как заканчивается масштабная оборонительная война, самые радикально настроенные солдаты становятся ужасными консерваторами. Знаете, почему? Потому что они инстинктивно продолжают защищать тот порядок, который раньше защищали своим оружием.

– Он мудрец, этот ваш Шэттак.

– Наш, Олли, наш. Возможно, это и не его мысль, но главный талант Шэттака заключается в умении собирать вокруг себя людей, способных время от времени выдавать такие вот тезисы… Он умеет разбираться в обстановке.

– Но в целом, Андрей, как вы видите нашу судебную перспективу?

– В целом, Олли, положительно.

– Я говорю это к тому, что до сих пор еще не решил, взрывать ли мне мою бомбу…

– Так вы все-таки привезли ваши записи? – удивленно посмотрел на шефа Андрей.

– Ну а для чего же я выспрашивал у вас, где вы их зарыли? Честно сказать, спуск в проклятую шахту потребовал от меня немалого мужества. Я все время думал, как же вы умудрились провести там несколько месяцев…

– Ну, тогда были другие времена.

Кар остановился возле подъезда какого-то ресторана. Из другой машины, которая шла сзади, вылезли Даль, Маркелас и Трюфо.

– Следует напирать на подробности, – услышал Андрей голос сенатора. – На ужасные подробности налетов и все такое прочее. Ну и конечно, не забывать солдат того проклятого легиона, которые заперли вас всех в отеле, а сами бросились поджигать город. Завтра прибудут обыватели, и на прениях мы их придавим.

«А, – вспомнил Андрей, – завтра же прилетают Гор, вдова Дорфер и еще кто-то там… интересно, что скажут на это Блинов с Хатчинсоном?»

В отдельном кабинете ресторана их ждал Шэттак.

– Вы хорошо говорили, мастер Бэрден, – одобрительно сказал он, пожимая шефу руку, – сдержанно, как и подобает государственному администратору, и в то же время звонко… А вот вы, доктор, могли бы сказать и побольше. Впрочем, впереди прения, и все желающие еще наговорятся как следует.

– Меня почему-то тревожат уверенные рожи ответчиков, – заявил Даль, наливая себе минеральную воду.

– Они купили хороших адвокатов, – улыбнулся Шэттак. – Но это им не поможет. Верно, Трюфо?

Юрист задумчиво покачал головой. На еду он и не смотрел.

– Они будут все отрицать – вот увидите, – сказал он. – Они начнут заявлять протесты, они скажут, что свидетели подкуплены, а потом потребуют отправки на Оксдэм особой следственной комиссии. Сейчас все будет зависеть от того, насколько уверенно поведут себя наши свидетели. Обвинителю следует быть поэнергичнее…

– Да что с вами такое, Марсель? – удивился Шэттак. – Вы никогда не блистали оптимизмом, но сейчас, кажется, перещеголяли самого себя. Что это за мрачность? вам не нравятся их адвокаты?