Змеи Эскулапа - Бессонов Алексей Игоревич. Страница 45

– «Таркан», – лаконично напомнил Ингр.

– Да, «Таркан», – кивнул Андрей. – И «Таркан» тоже.

– Все очень запутано, – тихо произнес Умкар, глядя в пол. – Множество древних документов, вскользь говорящих о Пророчестве и Ковчеге, странные вещи, происходящие в Туманных Городах… все очень запутано. Я видел манускрипт, которому три тысячи лет: мы смогли перевести его очень приблизительно, потому что вообще плохо представляем, к какой культуре он относится – и в нем тоже говорится о Ковчеге. Чем все это объяснить? Этого не знаю ни я, ни кто либо другой на этой планете. Если вы считаете, что Ковчег – это космический корабль…

– Я знаю это, – твердо заявил Андрей. – Я хорошо учил историю и видел кучу материалов о той войне: это была последняя Большая Война, после которой человечество оказалось в тяжелейшей ситуации. Нам понадобилось почти пятьсот лет, чтобы добиться прежней численности. Сейчас, впрочем, это не важно… Итак, я знаю: это грузовой звездолет расы леггах, которая была основным врагом человечества и его союзников. Корабль сел вполне благополучно, это видно по его состоянию, но куда делся экипаж, я не понимаю. Главное – его груз, потому что мне кажется, что именно в грузе вся проблема. Я не знаю, что это: боеприпасы или что-то еще, но результат его активации вы видели сами. Пока на экране… хотите увидеть воочию?

Умкар задумчиво потер ладони. Слишком голодный, чтобы глядеть на него, Андрей шустро орудовал парой маленьких двузубых вилочек, наматывая на них некое подобие макарон, обильно сдобренных травяными эссенциями.

– Итак, Виланский архипелаг… – вдруг произнес Умкар. – Это – Хабуран.

– Сейчас это не имеет никакого значения, – довольно резко возразил Андрей. – Нам нужен самолет с большой дальностью полета: я думаю, опытный пилот сможет посадить его прямо на «спину» моего корабля – места там хватит, а стрелять по нему не будут, это я могу гарантировать.

Умкар заглянул ему в глаза – с отчаянием.

– У меня нет авиации, – сказал он. – Все, что имел институт, в том числе два воздушных корабля большой дальности, сгорело на аэродроме во время боя за город. Единственная эскадрилья больших кораблей, которая осталась в наших руках, находится в столице, и никто, ни под каким предлогом ее нам не даст. Вы что, думает, что нам поверят? Сейчас, когда в стране война, когда Хабуран хочет оторвать от нас целый кусок территории? Все, что я могу сделать – это дать вам людей и горючее. Прорвавшись на запад, вы можете попытаться раздобыть там корабль. Но… до архипелага несколько суток ходу…

Андрей больно прикусил щеку и замотал головой.

– Черт, но что же нам делать?..

– В принципе, мы обсуждали этот вариант, – заметил Ингр. – Но люди нам не понадобятся, дайте только топливо. У вас есть диспозиция на этот час? Что там вообще, на западе?

– По-видимому, там рассеялось около двух корпусов. Они заняты грабежами и пока не имеют координации – это обстоятельство вам поможет. Со временем вся эта публика побежит в Хабуран. Вы должны успеть.

– К ночи мы дойдем до района, занятого мятежниками, – подала голос Касси.

– Это если выйдем утром? – перебил ее Андрей.

– Разумеется. Халеф, я думаю, может остаться здесь…

Юноша поднял голову и негромко рассмеялся.

– А зачем? Нет, теперь я пойду с вами до конца.

– Ты боишься? Но клянусь, здесь тебя никто не тронет.

– Не-ет, дело уже не в страхе. Я боюсь совсем другого – я боюсь не успеть…

– Я распоряжусь об отдыхе, – пожал плечами Умкар.

Глава 12.

Дорога была разбита – насколько мог понять далекий от военных дел Андрей, недавно по ней плотно садила артиллерия. Светло-серое покрытие было изуродовано глубокими воронками, кусты по обочинам лежали обгорелые, часто вырванные с корнем. За их спинами поднимался рассвет, сырой, туманный и какой-то робкий. Небо на западе все еще продолжало оставаться темным, обещая дождь.

Андрей сидел на мешках возле пулемета, рядом с ним тревожно, вздрагивая и тихонько постанывая, спала Касси. Она лежала в такой скрюченной позе, что всякому на нее посмотревшему стало бы ясно, что девушке холодно в этом промозглом утре, несмотря на толстое одеяло, которым накрыл ее Огоновский. Сам он чувствовал себя неплохо – волшебный мех прекрасно грел и не давал сырости распространиться по его измученным костям.

– А ты знаешь, Умкар тебе не поверил, – неожиданно произнес сидевший за рулем Ингр.

– Что? – не сразу понял его Огоновский. – Что ты имеешь в виду?

– То, что он не верит в твой замысел. Ему вообще непонятно, за каким фурканом ты, человек предельно далекий от всех наших проблем, так рвешься спасти совершенно чужих тебе людей. По его логике, ты просто хочешь вернуться на свой корабль – любым способом, – и для этого используешь нас.

– Ты тоже так считаешь? – с горечью спросил Андрей.

Ингр помолчал.

– Я слишком хорошо тебя знаю, – сказал он, объезжая очередную яму. – В тебе есть что-то… что-то такое, что отличает тебя от нас. Ты иначе мыслишь, ты вообще живешь в каком-то своем мире, где правят другие понятия. Я не знаю, хорошо ли это – быть таким добрым?

На переднем сидении тихо засмеялся Халеф. Удивленный, Ингр поглядел на него и поинтересовался:

– Ну, и что здесь смешного?

– Ты не поймешь, – вяло отмахнулся тот. – Он не добрый – так, как ты это понимаешь… да, у него огромное сердце, но пойми же – они старше нас, они мудрее, им, наверное, нет необходимости быть злыми и недоверчивыми. Они побеждают не потому, что ненавидят, а наоборот, потому что поднимают меч с болью в своих больших сердцах. Такой человек не может не победить…

– Очень поэтично, – покачал головой Ингр. – Ну тогда скажи мне, поэт, почему же ты, такой хороший и разумный, носишь на своей роже эту проклятую татуировку? Почему же ты считаешь, что каждый, кто не придерживается твоей веры, должен быть изгнан, унижен, ограблен, убит?.. Почему, Светлый?

– Это не так, – спокойно ответил Халеф. – Ты плохо обо мне думаешь, но опять-таки, не потому, что ты ненавидишь меня, а просто потому, что мы с тобой незнакомы. Может быть, когда-то я и думал так, как ты говоришь, но ты знаешь, с тех пор многое изменилось. Я очень хочу посмотреть на мир, в котором живет Андрей: я хотел бы ощутить воздух той страны, в которой можно всегда и везде быть самим собой, не лгать, не притворяться, и не скрывать, что у тебя тоже – большое сердце. Может быть, мне удастся уговорить его капитана, и он возьмет меня с собой?..

– Это вряд ли, – вздохнул Андрей. – Я же рассказывал: на поверхности стоит военный звездолет, госпитально-спасательная машина, предназначенная для того, что бы подбирать в бою членов экипажей с пораженных кораблей. На военные корабли чужих не берут, разве что в условиях совершенно уж экстремальных. Я и сам офицер, хотя и не кадровый, а призванный на время войны.

– Я, кстати, так и не понял, в каком ты звании, – вмешался Ингр. – Вот давай прикинем так: каким количеством людей ты мог бы командовать в пехоте?

Андрей прикинул: в десанте майор, как правило, командует дивизионом – если, конечно это не какое-нибудь элитное подразделение атмосферных машин или бронетехники.

– Шестьсот человек, – сказал он. – Со всей техникой, разумеется. Только у нас пехоты нет, у нас есть планетарно-десантные войска. Это когда их бросают с орбиты в катерах и специальных капсулах или высаживают прямиком с севшего корабля.

– Ого, – нахмурился Ингр. – Шестьсот человек. Мне больше ста не положено… наверное, ты давно служишь?

– В молодости я три года провел на Флоте и выслужил две ступеньки младшего офицера. Нынешний чин мне дали совсем недавно.

– Слушай, а звездолет водить трудно? – спросил Ингр с азартом в голосе. – Вот я, пилот, я смог бы?

– Знаешь, я не смог бы вести твою машину, – засмеялся Андрей, – потому что у нас органы управления гораздо проще и они по-другому расположены. Руль, например, у нас круглый, а обороты регулируются правой ногой, а не рукояткой, как у тебя. Мне было бы неудобно рулить и все время тянуть на себя эту штуку. Наверное, я не смогу вести и ваш самолет. А ты, когда окажешься в ходовой рубке «Парацельса», просто одуреешь от обилия приборов и органов управления. Для управления большим кораблем нужны три человека одновременно: два пилота и штурман, он работает с навигационными вычислителями. А уж для того, чтобы вести на ходу бой, в моем корабле задействуются более трехсот человек: инженеры, операторы разных систем, стрелки в башнях. К тому же учти: чтобы стать классным пилотом, нужно учиться восемь лет, и начинать учебу следует в восемь-девять лет, чтобы добиться нужной установки рефлексов – в тот период, когда ты из мальчика превращаешься в мужчину. У пилота звездолета особое зрение, невероятно быстрая реакция и специфически гибкое мышление. В каком-то смысле он похож на вычислительную машину: его ошибка может погубить огромное количество людей. По статистике, пилотом может стать каждый девяностый мальчик и каждая сто сороковая девочка – ну, приблизительно.