Разоблаченная Изида. Том I - Блаватская Елена Петровна. Страница 159

Поставили большой котел, куда бросили некоторое количество риса. Безо всякого признака огня рис скоро закипел, и из этого котла было вынуто более ста деревянных тарелок вареного риса с тушеной домашней птицей наверху каждой тарелки. Этот трюк в меньших масштабах проделывают самые обыкновенные факиры наших дней.

Недостаток места не позволяет нам приводить больше примеров для иллюстрации из записей прошлого, но как жалки и скучны предоставления медиумов сегодняшнего дня по сравнении с вышеприведенными, совершавшиеся прежде более искусными людьми. Нет ни одной чудесной черты в так называемых феноменах или манифестациях, которая не была бы более чем повторена другими искусными людьми, связь которых с землей и только с землею более очевидна, чтобы можно было в этом сомневаться, даже если этот факт не подтверждается их собственным свидетельством».

Будет ошибкою сказать, что факиры и фокусники всегда утверждают, что им помогают духи. В полурелигиозных вызываниях, например, в таких, какие совершал описанный Жаколио Ковиндасами перед этим французским джентльменом, по желанию присутствующих на вечере гостей, они обращались к питри, к своим развоплощенным предкам, и к другим чистым духам. Их они могут вызвать только молитвой. Что касается всех других феноменов, и маг или факир производит их по желанию, как угодно. Несмотря на состояние кажущейся нищеты, в какой последний живет, он часто оказывается посвященным храма, хорошо знакомым с оккультизмом и со своими богатыми братьями.

Халдейцы, которых Цицерон причислял к самым старейшим магам, полагали основою магии внутренние силы человеческой души и знание магических свойств растений, минералов и животных. С их помощью они совершали удивительнейшие «чудеса». Магия, для них, была синонимом религии и науки. Только позднее произошло то, что религиозные мифы магдеанского дуализма, искаженные христианским богословием и эвгемеризированные некими отцами церкви, приняли этот отвратительный вид, в каком их преподносит нам католический писатель де Мюссе. Объективная реальность средневековых инкубов и суккубов, это отвратительное суеверие средних веков, которое стольким людям стоило жизни и за которое этот автор ратует в целом томе, – есть чудовищное произведение фанатизма и эпилепсии. Оно не может иметь объективной формы; приписывать его влияние Дьяволу есть кощунство: ибо это значит что Бог, после сотворения Сатаны, разрешил ему избрать такое направление, так действовать. Если мы вынуждены верить в вампиризм, то мы делаем это в силу двух неопровержимых утверждений оккультной психологической науки: 1. Астральная душа есть отделимая, отличная от нашего эго сущность, и она может бродить, уноситься далеко от тела, не порывая при этом нити жизни. 2. Труп не совсем мертв до тех пор, пока его обитатель может снова входить в него, последний может собрать достаточно материальных эманаций из него, чтобы быть способным появляться в почти земной форме. Но придерживаться мнения, вместе с де Мюссе и де Мирвилем, что Дьявол, которого католики наделили такою властью, что в своем антагонизме он равняется высочайшему Богу, обращается в волков, змей, собак, чтобы удовлетворить свою похоть и порождать уродов, значит придерживаться идеи, в глубине которой скрыты семена поклонения дьяволу, сумасшествия и святотатства. Католическая церковь, которая не только учит нас верить этому чудовищному заблуждению, но еще и заставляет своих миссионеров проповедовать такую догму, не должна испытывать возмущения против поклонения Дьяволу, практикуемого некоторыми парсийскими и южно-индийскими сектами. Как раз наоборот, ибо, когда мы слышим, как иезиды повторяют известную пословицу: «Поддерживай дружбу с демонами; давай им твое имущество, твою кровь, и служи им, и ты можешь не беспокоиться о Боге – Он ведь не будет причинять тебе зла», – мы находим, что он только последователен в своей вере и почтителен к Господу; его логика здрава и рациональна; он уважает Бога слишком глубоко, чтобы допустить, что Тот, кто сотворил вселенную и ее законы, способен причинять ему вред, бедному атому; ну, а демоны вот тут; они несовершенны, и поэтому у него имеются основания бояться их.

Поэтому Дьявол в своих различных превращениях может быть только заблуждением. Когда нам кажется, что мы видим и слышим и ощущаем его, то это весьма часто ничто другое, как наша безнравственная, развращенная, загрязненная душа, которая видит, слышит и чувствует. Подобное привлекает подобное, говорят; таким образом, в соответствии с настроением, в каком наша астральная форма просачивается и выходит из тела во время сна и в соответствии с нашими ежедневными занятиями, которые все в значительной степени отпечатываются на этой пластической капсуле, называемой человеческой душой, последняя привлекает в свое окружение духовные существа, близкие себе по духу. Здесь причина, почему некоторые сны и видения бывают чисты и прекрасны, а другие – дьявольские и непристойные. Человек просыпается и либо спешит в исповедальню, либо хохочет над своим сном. В первом случае ему обещают, в конечном счете, спасение ценою нескольких индульгенций (которые он должен купить у церкви), и, может быть, чуточку чистилища или даже ада. Какое это имеет значение? Разве ему не обеспечена вечная жизнь и бессмертие, что бы он ни делал? Это – Дьявол. Прогнать его молитвенником, колокольчиком и кропилом со святою водой! Но «Дьявол» снова возвращается, и часто верующий вынужден перестать верить в Бога, когда он ясно ощущает, что Дьявол берет верх над его Творцом и Хозяином. Тогда он попадает в другую крайность. Он остается безразличным и отдается целиком Дьяволу. Он умирает, и читатель уже узнал продолжение этого из предыдущей главы. Эта мысль прекрасно выражена доктором Эннемозером:

«Религия здесь [в Европе и Китае] не пустила таких глубоких корней, как у индусов», – говорит он, возражая против этого суеверия. – «Дух греков и персов был более изменчивый… Философская идея о принципах добра и зла и о духовном мире… должна была способствовать традиции в создании видений с небесными или адскими образами, и с самыми страшными искажениями, которые в Индии создавались гораздо проще более страстным фанатизмом; там провидец воспринимал посредством божественного света, здесь же он терялся во множестве внешних объектов, с которыми он смешивал себя, отождествляясь с ними. Конвульсии, сопровождавшиеся отсутствием сознания, ушедшего из тела в далекие страны, здесь были обычны, так как воображение было менее устойчиво и также менее духовно.

Внешние причины также различны; образы жизни, географическое положение, искусственные средства, вносящие различные видоизменения. Образ жизни в Западных странах всегда был очень изменчив, и поэтому нарушает и искажает работу чувств, и внешняя жизнь отражается на внутренний мир сновидений. И духи, поэтому, бывают бесконечно разнообразны по виду, и склоняют людей к удовлетворению своих страстей, показывая им способы, как это делать, вдаваясь даже в малейшие подробности, что гораздо ниже возвышенных натур индийских провидцев».

Пусть изучающий оккультные науки сделает свою натуру такой же чистой и свои мысли такими же возвышенными, как натура и мысли индийского провидца, и он сможет спать нетревожимый никакими вампирами, инкубами и суккубами. Вокруг бесчувственного тела такого спящего бессмертный дух распространяет божественную силу, которая защитит от всякого дурного приближения, как если бы это была хрустальная стена.