Разоблаченная Изида. Том I - Блаватская Елена Петровна. Страница 95

Этого достаточно по поводу первого высказывания Проктора; теперь о втором.

Труд, о котором мы упоминаем, включает в себя двенадцать очерков, последний из которых озаглавлен «Мысли об астрологии». Автор придает предмету гораздо большее значение, чем обычно принято среди людей его класса, такое, что становится очевидным, что он внимательно изучал его. Фактически он идет так далеко, что говорит:

Он допускает, что

Он допускает также влияние Луны, и не видит ничего странного в суждениях древних по аналогии, что, если среди небесных тел два имели могущественное влияние на землю, то будет

Действительно, профессор не видит ничего безрассудного в их предположении, что влияния, оказываемые медленно движущимися планетами «могут быть даже более сильными, чем даже влияние самого солнца». Проктор думает, что астрологическая система «сформировалась постепенно, и вероятно, путем накопления опыта». Некоторые влияния могли быть выяснены путем наблюдения за событиями, судьбами того или иного короля или вождя, приводя астрологов к тому, что они начали приписывать особое значение тем планетным аспектам, которые были в момент рождения этих лиц. Некоторые возможно были выдуманы и позднее получили всеобщее признание, будучи подтвержденными каким-то случайном совпадением.

Остроумная шутка может прозвучать красиво даже в научном трактате и слово «совпадение» может быть применено к чему-нибудь, что мы не желаем принять. Но софизм не труизм: еще меньше математическое доказательство, которое единственно должно служить маяком – хотя бы для астрономов. Астрология является наукой такой же непогрешимой, как и сама астрономия, при условии, однако, что ее интерпретаторы должны так же быть непогрешимыми; а это как раз то условие, sine qua non, настолько трудно достижимое, которое всегда являлось камнем преткновения для обоих. Астрология должна уточнять в астрономии то, что психология должна уточнять в физиологии. В астрологии и психологии некто должен шагнуть за пределы видимого материального мира и вступить в трансцендентальную область духа. Эта древняя борьба, существующая между школами Платона и Аристотеля, и не в наш век саддукейского скептицизма первая одержит верх над второй. Проктор со своим профессиональным мерилом подобен человеку из Нагорной проповеди, лишенному милосердия, который всегда готов привлечь внимание людей к соринке в глазу презираемого им соседа и не заметить бревна в своем глазу. Если мы начнем перечислять промахи и нелепые ошибки астрономов, то боимся, что они далеко превзойдут по числу ошибки астрологов. Настоящие события целиком оправдывают Нострадамуса, который подвергался таким насмешкам наших скептиков. В старинной книге пророчеств, изданной в пятнадцатом столетии (издание 1453 г.) мы читаем следующее, среди других предсказаний астрологов: [190]

Как раз дважды по двести лет со дня этого предсказания началась Крымская кампания, во время которой союз Французского Петуха и Английского Тельца являлись помехой для притязаний Русского Медведя. В 1856 г. война закончилась и Турция или Полумесяц едва избежала гибели. В текущем году (1876) самые неожиданные события политического характера, как раз имели место, и дважды по десять лет истекли с момента провозглашения мира. Как будто все подает надежду на исполнение старинного пророчества; будущее покажет действительно ли мусульманский полумесяц, который в самом деле убывает безвозвратно «будет убывать, растворится и исчезнет», как это вытекает из текущих событий.

Продолжая объяснение разноверческих фактов, с которыми, по-видимому сталкивался Проктор, в погоне за знанием, он должен не однажды возвращаться к этим «курьезным совпадениям». Одно из них, наиболее курьезное, указано им в сноске (стр. 301), из которой следует:

Короче говоря, теория Проктора о совпадениях, в конечном итоге, больше вызывает мыслей о чудесах, чем сами факты. На совпадения, наши друзья скептики, кажется, имеют неутолимый аппетит. В предыдущей главе мы представили достаточные доказательства, чтобы показать, что древние имели в употреблении такие же хорошие оптические инструменты, какие мы имеем теперь. Были ли инструменты, которыми владел Навуходоносор такой же силы, как современные, а знания его астрономов такими уж ничтожными, если, согласно глиняным табличкам, прочитанным Раулинсоном, Бирс-Нимруд, храм Борсиппа, имел семь ступеней, символизировавших концентрические круги семи сфер, каждая была построена из кафеля и металлов так что соответствовала по цвету правящей планете изображаемой сферы? Является ли это опять совпадением, что они присваивали каждой планете тот цвет, который оказался настоящим, как показали наши позднейшие телескопические открытия? [191] Или опять это совпадение, что Платон в «Тимее» обнаруживает свое знание закона сохранения материи, закона сохранения энергии и корреляции сил?

«Последнее слово современной философии», – говорит Джовитт, – «это непрерывность и развитие, но для Платона это было началом и основанием науки». [192]

Основным элементом древних религий был неотъемлемо сабеизм; [193] и мы считаем, что их мифы и аллегории – если таковые правильно и тщательно интерпретировать, могут быть увязаны с наиболее точными астрономическими данными наших дней. Скажем еще больше; вряд ли найдется научный закон – имеющий отношение к физической астрономии или физической географии – который нельзя было бы легко отыскать в гениальных комбинациях их мифов. Они изображают в виде аллегорий, как наиболее важные, так и совсем ничтожные причины движения небесных тел; природа каждого феномена персонифицировалась, а в мифологических биографиях Олимпийских богов и богинь каждый, хорошо знакомый с основами физики и химии последнего времени, сможет найти причины, внутренние агенты и взаимоотношения, воплощенные в манеру держаться, и поведение изменчивого божества. Атмосферное электричество в своем нейтральном и латентном состояниях олицетворяется обычно полубогами и богинями, чья сфера деятельности ограничена больше землей и, которые в своих случайных полетах в более высокие, божественные области выявляли свои электрические темпераменты, всегда в строгой пропорциональности с увеличением расстояния от поверхности земли: знамена Геркулеса и Тора никогда еще не были такими смертоносными как во времена, когда боги поднялись на облака. Мы должны помнить, что до того времени, когда олимпийский Юпитер был антропоморфизирован гением Фидия и превращен во всемогущего Бога, Maximus, божество богов и представлен для поклонения множествам, в ранней и непонятной науке символогии он олицетворял собой все космические силы в целом. Миф был не так метафизичен и сложен, а скорее правдиво-красноречивое выражение физики. Зевс – мужской элемент творения с Хтониа-Вестой (Землей) и Метис (водой), первой из Океанид, (женские принципы), согласно Прокла и Порфирия, были видны, как zoon-ek-zoon, главные из живых существ. В орфической теологии, самой древней из всех, выражаясь метафизически, он представлял обоих потенцию и действие, непроявленную причину и Демиурга или активного творца, как эманацию невидимой силы. В последующих возможностях демиурга в сочетании с его супругами мы находим все самые мощные агенты эволюции космоса – сродство химических элементов, атмосферное электричество, притяжение и отталкивание.