Разоблаченная Изида. Том II - Блаватская Елена Петровна. Страница 59

Этот спор о верховенстве Иеговы между пресвитерами и отцами с одной стороны и гностиками, назареями и всеми сектами, объявленными еретическими, как последнее средство, с другой стороны, – длился до дней Константина и еще дальше. Что те своеобразные идеи гностиков о генеалогии Иеговы или о надлежащем месте, какое следует отвести Богу евреев в христианско-гностическом пантеоне, сначала не считались ни кощунственными, ни еретическими, видно из того расхождения во мнениях, каких придерживались по этому вопросу, например, Климент Александрийский и Тертуллиан. Первый, кто, как кажется, знал о Василиде больше, чем кто-либо другой, не усмотрел ничего еретического или порицаемого в мистических и трансцедентальных взглядах нового Реформатора.

«В его взглядах», – говорит автор «Гностиков», имея в виду Климента, – «Василид не был еретиком, т. е. новатором в отношении доктрин христианской церкви, а только теософским философом, который стремился выразить древние истины, в новых формах и, возможно, соединить их с новой верой, истинность которой он мог допустить без нужды отказа от старой, в точности так, как теперь обстоит дело у ученых индусов в наши дни» [410, с. 78].

Не так было у Иринея и Тертуллиана. [189] Главные труды последнего против еретиков были написаны после его отделения от католической церкви, когда он встал в ряды ярых последователей Монтана, и эти труды кишат нечестивостью и фанатичными предрассудками. [190] Он преувеличивал каждое гностическое мнение, доводя его до чудовищной нелепости, и его аргументы не обоснованы на принудительном рассуждении, а только на слепом упрямстве фанатика-приверженца. Обсуждая Василида, «благочестивого, богоподобного теософского философа», каким его считал Климент Александрийский, Тертуллиан восклицает:

Равно бесполезно было бы ссылаться на непосредственных апостолов Христа и указывать, что в своих спорах они утверждали, что Иисус никогда не делал никакого различия между своим «Отцом» и «Господом Богом» Моисея. Ибо «Clementine Homilies», в которых встречаются величайшие аргументы по этому поводу, приведенные в спорах, якобы состоявшихся между апостолом Петром и Симоном Волхвом, – так же, как теперь доказано, ошибочно приписаны Клименту-римлянину. Этот труд, если он написан каким-то эбионитом – как об этом вместе с другими комментаторами [193] заявляет автор «Сверхъестественной религии» – должно быть, написан или значительно позднее Павлова периода, к которому его обычно относят, или же этот спор о тождественности Иеговы с Богом, «Отцом Иисуса», был искажен более поздними вставками. Этот диспут в самой своей сущности антагонистичен ранним доктринам эбионитов. Последние, как показано Епифанием и Теодоретом, были прямыми последователями секты назареев [194] (сабеян), «учениками Иоанна». Он недвусмысленно говорит, что эбиониты верили в эонов (эманации), что назареи были их наставниками, и «каждый заражал других своей нечестивостью». Поэтому, придерживаясь тех же верований, что и назареи, эбиониты не стали бы предоставлять даже столько шансов доктрине, поддерживаемой Петром в «Homilies». Старые назареи, так же как и более поздние, чьи взгляды отражены в «Кодексе назареев», никогда не называли Иегову иначе, как Адонай, Иурбо, бог недоносков [195] (ортодоксальных евреев). Они держали свои верования и религиозные учения в такой тайне, что даже Епифаний, писавший в столь раннее время, как конец четвертого века, [196] сознается в своем незнании их действительного учения.

«Отбросив имя Иисуса», – говорит Епископ Саламиса, – «они не называют себя иессенами, не продолжают признавать название евреев, не называют себя христианами, но назареями… Они признают воскресение из мертвых… но что касается Христа, я не могу сказать, считают ли они его только человеком, или же, как по истине, признают, что он родился от Святого Пневма через Деву» [477, I, 122, 123].

В то время как Симон Волхв аргументирует в «Homilies» с точки зрения всех гностиков (включая назареев и эбионитов), Петр, как истинный апостол обрезания, придерживается старого Закона и, само собой разумеется, старается слить свою веру в божественность Христа со своей старой Верой в «Господа Бога», бывшего покровителя «избранного народа». Так как автор «Сверхъестественной религии» показывает, что Эпитома [197] «есть смесь двух других частей и, вероятно, предназначена для очистки их от еретических доктрин» [259, т. II, с. 2]; и вместе с преобладающим большинством критиков приписывает «Homilies» дату написания не ранее конца третьего века, – то мы можем заключить, что они должны весьма отличаться от своего оригинала, если таковой когда-либо существовал. Симон Волхв на протяжении всего этого сочинения доказывает, что Демиург, Архитектор этого Мира, не является высочайшим божеством; и он обосновывает свои утверждения на словах самого Иисуса, который неоднократно заявляет, что «ни один человек на знает Отца». В «Homilies» Петра заставляют с большим возмущением отвергать утверждение, что патриархи не были сочтены достойными знать Отца, на что Симон опять возражает, приводя слова Иисуса, который благодарит «Владыку Неба и земли за то, что сокрытое от мудрых», он «открывал детям», весьма логично доказывая, что, согласно этим же словам, патриархи не могли знать «Отца». Затем Петр в свою очередь аргументирует, что выражение «сокрытое от мудрых» и т. д., относилось к сокровенным тайнам творения [474, «Homilies», XVIII, 1-15].

Эта аргументация Петра, поэтому, даже если бы она исходила из самого апостола, а не являлась бы «религиозной выдумкой», как ее называет автор «Сверхъестественной религии», ничего не может доказать в пользу тождественности Бога евреев с «Отцом» Иисуса. В лучшем случае она только продемонстрировала бы, что Петр остался с начала до конца «апостолом обрезания», евреем, верным своему старому закону, и защитником Ветхого Завета. Эта беседа, кроме того, доказывает слабость того положения, которое он защищает, так как в этом апостоле мы видим человека, который, несмотря на то, что находился в наиболее близких отношениях с Иисусом, не может нам дать ничего, что послужило бы прямым доказательством, что он когда-либо думал учить, что этот всемудрый и бесконечно добрый Отец, о котором он проповедовал, является мрачным мстителем-громовержцем горы Синай. Но что эти «Homilies», в самом деле, доказывают, так это опять-таки наше утверждение, что существовала тайная доктрина, которую Иисус давал тем немногим, которые считались достойными стать ее восприемниками и хранителями.