Самое гордое одиночество - Богданова Анна Владимировна. Страница 55

– Отстань от меня! Оставь меня! Тиран! Ирод! Негодяй! – кричала она. Подойдя совсем близко к нам, она вдруг развернулась к отцу своих детей и прогремела: – Никогда! Слышишь, никогда я не выйду за тебя замуж! А теперь иди отсюда! Тоже мне! Навязался на мою голову!

– Михаил, Анжела, что случилось-то? – спросила я, когда они, не замечая ничего и никого, тараном врезались в наш кружок.

– Здравствуйте, девочки! – деловито поприветствовала нас Анжела, а когда заметила Лугова, Черпакова и Кронского, глаза ее округлились, и она тупо спросила: – А это кто?

Мы наперебой принялись знакомить своих ухажеров с Анжелой и Михаилом.

– Понятно, – сказала Анжелка, но, судя по ее виду, она ничего не поняла. – Вот этот деспот, – она с силой ткнула в Михаила большим пальцем, – притащился сегодня ко мне рано утром и увязался за мной! Всю дорогу не могла от него отцепиться! Требует восстановления отношений! Фиг тебе на постном масле, а не отношения! – Огурцова категорично повернулась к нему спиной, не видя, как во двор въехала длиннющая, словно автобус, неповоротливая машина цвета слоновой кости и остановилась рядом с «Ауди» Кронского. Дверца открылась, и из гигантского автомобиля выпрыгнуло существо мандаринового оттенка в ярко-лимонном вязаном пальтишке, желтых сапожках на шнуровке и цыплячьего оттенка бейсболке с двумя дырками для ушей и залилось громким, призывным лаем. Затем, вся в шафрановом облачении, выпорхнула Адочка, огляделась по сторонам и, увидев нас, так интенсивно замахала рукой, что казалось, та вот-вот оторвется. Мстислав Ярославович подскочил к невесте, развел руками и с досадой покачал головой – не успел, мол, ручку подать!

– Адочка! Мы все поздравляем тебя с сегодняшним открытием выставки! – крикнула я, боясь, что Пулька опередит меня и скажет это раньше.

– Вы помните?! – радостно воскликнула кузина. – А я специально тебе позавчера ничего о выставке не сказала! Думаю: вспомнит кто-нибудь или нет? Вспомнили! Вспомнили! Вспомнили! Вспомнили!

И тут из подъезда вылетела вся какая-то возбужденная и, можно было бы сказать, взлохмаченная, если бы на голове у нее не красовались четыре больших бигуди, Петрыжкина, одетая, несмотря на холод, в свой неизменный длинный халат с запахом с яркими желтыми, зелеными и красными розами, купленный давным-давно на вьетнамском рынке, и в тапочки с массивными бульдожьими мордами. Халат то и дело распахивался на ветру, обнажая жилистые Зинаидины ноги. За ней на улицу высыпали все остальные члены партии «Золотого песка», в том числе и Карп Игоревич с накрашенными тушью бровями и ресницами. Огурцова, увидев его, метнула на меня злобный взгляд и отвернулась.

– Скорее, скорее стелите дорожку! Вера Петровна уже спускается! – громоподобно провозгласила Петрыжкина. Полосатую ковровую дорожку, какие часто встречаются в деревенских домах и которая была свидетельницей торжественного вступления коренной москвички в лидеры партии пенсионеров, кое-как постелили. Дверь распахнулась, и на свет божий выплыла Мисс Бесконечность, одетая в драповое пальто с обтяжными пуговицами, на которое она много лет назад посадила пятно вишневым вареньем, из-за чего, собственно, оно и было перекрашено из белого в черное; на распухшие ноги коренная москвичка умудрилась натянуть войлочные ботики, боковые «молнии» которых ей все же не удалось застегнуть. На голове была престранным образом повязана допотопная прабабушкина шаль в коричнево-бежевую крупную клетку – концы ее не торчали впереди (под подбородком) и не обматывали шею, а скрещивались на груди, уходя на поясницу, и где-то на спине завязывались крепким узлом – именно так носили подобные шали в середине прошлого столетия, когда зимой стояли трескучие сорокаградусные морозы.

За будущей монахиней на пороге появились, неся в руках тюки с вещами, любимый сын Жорик с дурацкими усами щеточкой и радостная Гузка в приталенном грязно-болотном пальто с засаленными рукавами.

– Вера Петровна! Уважаемая! Вы покидаете нас! Так дайте напоследок нашей партии ценный совет на будущее! – заплевался Рожков, держа наготове исписанный блокнот и гелиевую ручку.

– Други мои! – торжественно, чуть дрогнувшим голосом начала Мисс Бесконечность. – Да! Я покидаю вас! Живите мирно, молитесь богу, ходите в храм по воскресеньям, исповедуйтесь, причащайтесь, подавайте милостыню!

– А что насчет партии? – выкрикнул Карп Игоревич.

– Касательно «Золотого песка»? – поддержал его Амур Александрович.

– И кого бы вы нам порекомендовали на ваше место? – затаив дыхание, спросил Зиновий – глава отменной, не имеющей аналогов ни в одной организации страны разведывательной группы. Он надеялся, что экс-президент скажет: «Да что ж тут рекомендовать! Вы! Именно вы, Зиновий, и должны стать лидером!», но экс-президент возмущенно воскликнула властным голосом, разработанным за 43 года работы преподавателем в интернате для умственно отсталых детей:

– Да гнать вас всех надо к чертовой матери! Вам ли спасать Россию от злокачественной опухоли разврата?! Никто ничего делать не хочет! Лоботрясы! Бездельники! Вам бы только у Петрыжкиной сидеть, чай пить да сплетни распускать! Больше ни на что вы не годитесь! – И старушка, поджав губы, спустилась по ковровой дорожке.

– Бабушка! – окликнула я ее.

– Машенька! – обрадовалась она, увидев меня с членами содружества, но тут взгляд ее остановился на «лучшем человеке нашего времени», который не собирался скрывать своих чувств, крепко вцепившись в мою талию. – Ах, какой хороший паренек! – воскликнула бабушка, глядя на него влюбленными, горящими глазами, пытаясь взъерошить его волосы. – А кто это? – будто проснувшись, подозрительно спросила отличница просвещения и прищурилась.

– Знакомься – Алексей Кронский, а это моя бабушка – Вера Петровна.

– Я уж восемьдесят девять лет как Вера Петровна, а ты, Кронский, смотри – грех-то на душу не бери! Испортишь мне девку да бросишь! Знаю я вас! – Она пригрозила ему кривым пальцем, а Огурцова залилась смехом. – Анжела! Батюшки! Как ты раздалась-то! Ну, это и понятно. – Мисс Бесконечность махнула рукой и смачно воскликнула: – Девьки! Как давно я вас не видела! А помните, как вы после школы ходили к нам обедать? Анжел, помнишь, сколько ты жрала?! Как лесоруб! Вот тебя и разнесло-то! – Теперь от смеха затряслась Пульхерия. – Машка! Кронский! Негоже во грехе жить! – вдруг серьезным командным тоном проговорила коренная москвичка. – Вам венчаться надо! И все тут! Я с батюшкой поговорю, и он вас в монастыре обвенчает! Феодулия, дай моей внучке адрес монастыря! Ведь батюшка обвенчает их?

– Нет, Вера Петровна, – еле слышно пролепетала дочь Рожковых и протянула мне клочок бумаги с записанным ровными крупными буквами местоположением монастыря. – Их сейчас венчать вообще никто не станет. Во-первых, сначала нужно в загсе печать поставить, во-вторых, Великий пост идет, а в пост не венчают. Да и вообще в монастырях не венчают.

– Это еще почему? – враждебно спросила старушка.

– Хотя, – задумчиво проговорила монашенка, будто не слыша вопроса, – отец Пафнутий служит в приходской церкви, что совсем неподалеку от нашей обители находится. Так вот он, если договориться, там сможет повенчать.

– Ага, понятно, – немного успокоилась бабушка, – Феодулия, а в монастыре-то есть телефон? Могу я внучке позвонить?

– Есть, но звонить можно, только если матушка-настоятельница разрешение даст.

– Мне даст! – Будущая монахиня в этом ничуть не сомневалась. Она огляделась по сторонам, но не найдя того, чего (или кого) искала, повернулась ко мне и спросила: – А где Поля? Где она?

– В Буреломах, никак выехать оттуда не может, распутица, – пояснила я.

– Ей совершенно наплевать, что мать отказалась от лидерства, пожертвовала всем и уходит навсегда в монастырь! – обиделась она и снова поджала губы.

– Вера Петровна, пора прощаться, водитель ждет, – робко прошептала Феодулия.

– В общем, ты, Маша, и ты, Кронский, все поняли. Партии я тоже все сказала. – Она словно сама с собой разговаривала – мол, это я сделала, того предупредила, но все-таки что-то забыла! И тут она взглянула на Жорика и как кинется к нему на шею. – Сыночек! Мамочка не бросает своего мальчика, мамочка специально в монастырь уходит, чтобы молиться за него! Жорочка, если у тебя тут без меня головка заболит, привяжи ко лбу капустный лист. Если зубик задергает – прополис пососи, за щечку положи и пососи. Ой! Как ты тут без меня будешь-то?!