Самый бешеный роман - Богданова Анна Владимировна. Страница 7
Занятия начинались в восемь часов утра. К техникуму в любую погоду – зимой и осенью, в снег и в дождь – из метро двигалась колонна взмокших разукрашенных девиц. Они спускались в тесную подвальную раздевалку и заполняли запахом пота все помещение – в то время дезодоранты были большой редкостью. В подвале стоял шум, хохот, кто-то из девиц отпускал непристойные шуточки. Чтобы сдать верхнюю одежду, выстраивались огромные очереди. Каждый раз Икки приходилось помимо общих тетрадей таскать с собой сменную обувь в холщовом мешке на резинке и чистый медицинский халат.
Девицы быстро одевались и, полусонные, мчались в разные аудитории. Опоздавших не допускали к занятиям и отправляли разбираться в кабинет директора. В итоге ничтожное опоздание могло вылиться в исключение из техникума. И плевать, что ты неплохо отучилась в этом гадюшнике год или даже два. Икки знала случаи, когда девиц исключали за опоздание с середины третьего курса. Но она терпела, потому что вбила себе в голову, что деваться ей все равно больше некуда и необходимо получить профессию. А чем фармацевт плохая профессия – беленький халатик, чистая работа, как раз для женщины!
Наконец, наступил тот день, когда зеленые первокурсницы поздравляли выпускниц с завершением учебы и дарили им по вялому нарциссу. Икки нарцисса не досталось, она плюнула и уехала.
Сдуру моя подруга попросилась в крупную двухэтажную аптеку в самом центре Москвы, и комиссия по распределению с радостью ее туда направила. На следующее после выпуска утро она уже сидела в приемной заведующей этой самой аптекой.
В десять утра влетела толстая тетка с откляченным задом и в очках на кончике носа. Она как шальная забежала в кабинет, не обратив ни малейшего внимания на молодого специалиста, и немедленно потребовала у уборщицы молока из ассистентской (в те времена сотрудникам ассистентских выдавали за вредность молоко).
– Ты на работу? По направлению? – наконец в середине дня поинтересовалась заведующая, хрумкая сухари с изюмом.
– Да.
– Подожди. Столько дел, ничего не успеваю! – раздраженно проговорила она и снова потребовала молока.
Икки в тот день потеряла всякую надежду оформиться на работу, но в шесть вечера ее наконец вызвали в кабинет.
– В каком отделе ты хочешь работать – в рецептурно-производственном или в ручном?
– В ассистентской, – снова сдуру сказала Икки. Заведующая посмотрела на нее с удивлением – мало таких остолопок она видела на своем веку! Все девчонки после техникума стремились работать в ручном отделе, потому что это куда веселее, чем сиднем сидеть в ассистентской по уши в мазевых основах. Они были все время на людях, быстро знакомились с симпатичными клиентами и выскакивали замуж, но Икки об этом не знала. Она хорошо училась, и ей, как никому в группе, удавалось скатывать свечи.
Первый рабочий день Икки не задался с самого начала. Вернее, ожидала она от этого дня совсем другого – не того, что произошло на самом деле.
К тому времени она сбросила килограммов пятнадцать, сделала модную стрижку, которая, надо заметить, ей очень шла, надела самую лучшую свою бархатную, брусничного цвета юбку на кокетке, светло-серую водолазку и в прекрасном настроении пришла на работу, сгорая от желания вступить в новую, взрослую жизнь.
В ассистентской сидело около двадцати женщин: фармацевты, фасовщицы, провизоры, аналитики. Ее никто не представил, только заведующая отделом ткнула указательным пальцем в самый дальний угол и выговорила четким командным голосом:
– Иди на мази, свечи и пилюли.
Помню, в тот день мы с Анжелкой встречали ее у аптеки – у нас с ней были каникулы, и нам все равно нечего было делать. Икки работала до трех часов, но вышла только полпятого с кислой физиономией.
– Ну, что? Как первый рабочий день? – спрашивали мы наперебой. Я была уверена, что Икки наконец после своего тоталитарного техникума обретет счастье. Но она отошла к чугунному забору и заревела белугой.
– Это она от радости! – с воодушевлением воскликнула Анжела, явно ничего не понимая и безбожно ругаясь. Она так привыкла ругаться матом в музыкальном училище, что сама нам нередко признавалась: «Боюсь, при родителях вырвется, так они меня убьют». С нами же она не церемонилась и бранилась, совершенно не стесняясь.
– Посмотрела бы я на тебя, как бы ты себя чувствовала, если б тебе такая радость привалила! – взвизгнула Икки и снова залилась слезами. И тут я поняла, что работа в аптеке – это настоящий ад даже по сравнению с бабкой-тиранкой и учебой в техникуме.
– Хватит реветь. Объясни нам, что там с тобой произошло, – попросила я.
– Тебя били? Пытали? Вот гады! – снова вмешалась Анжелка.
– Меня засадили за самый вонючий стол, обложили горой рецептов и сказали, что пока я все их не переделаю, домой не пустят. И зачем я только потратила три года на эту учебу!
– Звери! – ввернула Анжела.
– Вы только понюхайте, как от меня несет! Сероводородом! Как будто я объелась капусты и теперь страдаю метеоризмом! Ведь ко мне ни один нормальный парень не подойдет!
От Икки действительно как-то странно попахивало протухшей квашеной капустой.
Анжелка обнюхала ее и мгновенно вынесла свой вердикт:
– Знаешь, к тебе и ненормальный не подойдет ближе чем на два метра.
Икки снова завыла, сквозь слезы рассказывая, какие негодяйки работают в этой аптеке:
– Меня даже не представили: кто я, что я! Посадили за этот смрадный стол, а какая-то тощая озабоченная тетка, что сидела рядом со мной, целый день рассказывала фасовщице, как она в выходные изменяла мужу с новым любовником. Она в красках описала все позы из «Камасутры». Меня чуть не вытошнило. Раза два она отвлеклась для того, чтобы назвать меня дурой и тупицей.
– Это почему?
– Потому что только дура может согласиться работать в такой огромной аптеке, и к тому же в ассистентской!
– Но она-то работает!
– Она через неделю уходит в отпуск, а потом увольняется.
– Тебе же лучше – одной паразиткой меньше, – заметила Анжела.
– Я не пойму, ты что, все рецепты переделала?
– Нет, я убежала, – призналась Икки, – смылась, потому что еще ничего сегодня не ела и смертельно устала.
– Правильно сделала. Послушай, где вас распределяли? – спросила я.
– В Аптечном управлении.
– Это отсюда недалеко.
– На улице 25-го Октября, – подтвердила Икки.
– Ну, и что ты нюни распустила? Пошли туда сходим и перераспределим тебя, – предложила я – мне казалось это проще простого, и мы втроем поплелись в управление.
Только ничего из этого не вышло – Икки должна была теперь отработать там ровно три года, и теперь три года от нее будет разить тухлой капустой. Можно было поставить крест на личной жизни.
Она еще потом ходила по разным юридическим консультациям, чтобы отстоять свои права, но это ничего не дало. Только через полгода она узнала, что избежать трехгодичной отработки можно по состоянию здоровья – например, если у тебя аллергия на препараты.
Я сразу увидела свет в конце туннеля и уже знала, как вытащить невезучую подружку из зловонной ассистентской.
У Икки действительно была аллергия на некоторые вещества и препараты, только не слишком сильная. Больше всего у нее закладывало нос, и она начинала чихать от белого порошка салициловой кислоты, похожего на остроконечные снежинки. Икки стянула граммов пять этой «спасительной» для нее кислоты, пришла к аллергологу в нашу поликлинику и уселась у кабинета, поминутно шмыгая носом и вытирая его платком. В платок мы насыпали порошка. Народу к врачу было довольно много, и за час Икки так обнюхалась салицилки, что вошла в кабинет с красным распухшим носом. Я, конечно, не ожидала такого сногсшибательного эффекта, но кончилось тем, что Икки загремела на месяц в аллергологический центр, после чего ее все-таки перевели в другую аптеку. Теперь она сидела в Главной районной аптеке в справочном отделе, читала книжки под столом и томилась от безделья, а каждый вечер ей звонила какая-то чокнутая старуха и спрашивала всегда одно и то же монотонным голосом, без всякого выражения – она явно издевалась: