Самый скандальный развод - Богданова Анна Владимировна. Страница 18

– Ой! Адочка, ты не представляешь, какая красота у нас в деревне осенью! – запела мама. – Деревья вокруг сняли с себя зеленые наряды и оделись, будто в парчовые вечерние платья огненных цветов, переливающихся в лучах алого закатного солнца. В лесах еще полно грибов: крепкие подосиновики с красными шляпками, подберезовики на длинных, изящных ножках, боровики, сыроежки, поляны рыжих лисичек. Идешь себе по тропинке с лукошком в руке, вдыхаешь ароматы сосен, елей. Вот зашевелилась трава – это пробежал ежик – маленький, с умными глазками-бусинками, вот рябчик перелетел с ветки орешника на березу... Возвращаешься домой, начинается дождь, сначала робкий, размеренный, потом сильный, как из ведра. Ты садишься у огня, кутаясь в клетчатый плед...

– Как там у вас хорошо-то! Я тоже поеду! – прорезалась бабушка, и мама тут же замолкла. Все это время Мисс Бесконечность сидела рядом со мной и молча поглощала то, до чего могла дотянуться ее рука, а Олимпиада Ефремовна тихо поучала внука, давая ему, судя по всему, ценные советы. – Что-то не поняла я, куда это ты собралась, Поля? – спросила старушка, и я чуть было не задохнулась от лукового запаха, исходящего из ее беззубого рта, накрепко въевшегося еще со съемки передачи «От меня нигде не скроешься». – А вообще, я о другом хотела с вами, девьки, поговорить!

– О чем? – тяжело вздохнув, спросила мамаша.

– Я Машку просила! – ни с того ни с сего гаркнула та.

– О чем?

– Купите мне гроб! – брякнула она, а Олимпиада Ефремовна уставилась на нее таким взглядом, каким Манилов глядел на Чичикова, когда тот потребовал продать ему мертвых душ.

– Я ведь русским языком сказала тебе, Машка, что гробы с каждым днем дорожают, что я все одно умру от любви к Панкрат Захарычу. А пока не умерла, пусть себе стоит у меня в комнатке, никому не мешает.

– Верунчик, да что ты такое говоришь-то?! – ошарашенно промолвила Олимпиада Ефремовна.

– Не перебивай меня, Липочка! Я еще не все сказала. Вот когда я умру ты, Машенька, – сладким голоском запела Мисс Бесконечность, – и ты, Поленька, наденьте свои норковые шубки на похороны. Ведь у вас есть норковые шубки, – это был не вопрос, а утверждение. – И еще шляпки тоже норковые наденьте. Пусть все знают, что они у вас есть.

– У меня нет никакой норковой шляпки! – заметила я.

– Ну, так купи, – настаивала старушка.

– А если ты летом умрешь? – недоумевала мамаша.

– Летом?.. – Мисс Бесконечность задумалась (видно, такая мысль до сих пор не приходила ей в голову), но ненадолго. – Все равно наденьте! – не отступала она.

– А что, оригинально! – перейдя на бас, произнесла Олимпиада Ефремовна неизменным своим тоном, который пускала в ход, когда не могла уразуметь ничего из того, что происходит или говорится: будто в одну секунду она постигла все сразу – и загадки египетских пирамид, и тайны жрецов майя, и секреты золотого кургана древних скифов.

В этот момент Ада снова передала лист бумаги, где было нацарапано: «Я счастлива нашей встрече, но Афродите пора спать. Мне надо домой. Домой! Напиши адрес деревни и свой телефон. Я к тебе приеду. Приеду! Приеду!»

Мы обменялись с сестрой телефонами, я подробно написала, как добраться до деревни Буреломы, и Ада, зашнуровав Афродите розовые ботиночки на лапах, поднялась из-за стола.

– Аде нужно домой, – сказала я за сестру.

Кузина прошла в коридор, посадила Афродиту на галошницу, открыла свою несуразную узкую сумку, похожую на сардельку, вытащила оттуда хвойный освежитель воздуха и принялась усиленно себя обрызгивать.

– Власик, да и мне тоже пора, – засобиралась Олимпиада. – Послушай, не завезешь по дороге и Верунчика домой?

– Я тут останусь! – заявил «Верунчик» и надул щеки.

– Жорик будет недоволен! Ты ведь знаешь его! Если не приедешь домой, он тебя вообще никуда больше не отпустит! – Это были веский аргумент, и бабушка неохотно поднялась со стула.

– И я поеду! – мама решительно вскочила. – Нужно еще кое-какие вещи в деревню подсобрать.

Минут через десять гости уже стояли возле лифта. Мисс Бесконечность зашла в кабинку последней и кричала оттуда:

– Машка! Гроб мне с голубой шелковой обивкой купите, с рюшками. И про веночки не забудьте, с надписями «От родных и близких» и... – Она еще продолжала что-то кричать, спускаясь вниз, но я этого уже не слышала и отправилась убирать со стола.

Притащив на кухню гору грязной посуды, я задумалась над просьбой Мисс Бесконечности и поняла, что ее бзик по поводу голубого в рюшках гроба не что иное, как продолжение старой истории.

Лет четырнадцать назад она буквально помешалась на собственных предстоящих похоронах, зная наверняка, что долго не протянет и жить ей осталось максимум полгода, хотя чувствовала бабушка в семьдесят пять лет себя превосходно и ничего, кажется, ее не беспокоило. Откуда ей стала известна информация о скорой смерти, точно сказать не могу – тут можно строить лишь самые разнообразные предположения. Знаю, что незадолго до ее тогдашнего помешательства с уходом в мир иной Мисс Бесконечности приснился яркий, запоминающийся сон. Привиделся ей покойный родной брат, который пришел в гости, потребовал, как при жизни, «грешневой» своей любимой каши и, слопав целую кастрюлю, порекомендовал сестре захватить с собой ее искусственную под котик шубу, потому что там, где он теперь находится, очень холодно. Сказав это, брат испарился, а бабушка на следующее утро довела маму до белого каления:

– Поля, а где моя шубка «под котик»? – спросила она и замолчала, ожидая ответа.

– Откуда я знаю, где твоя шуба?! – возмутилась та.

– Как это ты не знаешь?! Я же вам с Машкой ее подарила! Новую шубу!

– Ха! Чего вспомнила! Да! Ты отдала мне ее три года назад! – согласилась мама. – А я сдуру взяла!

Мамаша действительно напрасно пошла на поводу у Мисс Бесконечности и после долгих уговоров старушки все-таки взяла неподъемную шубу с обстриженными рукавами и подолом. Хоть она и действительно была почти новой, но зато в искусственном мехе оказалось невиданное количество личинок моли – целые гнезда! Таким образом, из-за этой проклятой шубы под котик наш с мамой собственный гардероб понес невосполнимые утраты – уже через две недели любая вещь, которую мы намеревались надеть, буквально рассыпалась в руках. В конце концов шуба была выдворена на балкон и выветривалась два месяца под солнцем, снегом и дождем, периодически сбрызгиваемая самыми что ни на есть разнообразными аэрозолями для уничтожения моли и лавандовым маслом, которое Икки принесла мне из аптеки. В карманы же знаменательной шубы был насыпан табак вперемешку с полынью и сушеными апельсиновыми корками.

После изгнания моли шуба была подарена Гале Харитоновой и вскоре отвезена ею матери в дом престарелых, которая кроме «топа-топа» в свои девяносто четыре года больше ничего не говорила. А мы еще долго боролись с пожирателями вещей.

Так вот, спустя три года Мисс Бесконечность потребовала свое «меховое пальтишко» обратно и, когда поняла, что никто ей его не вернет, злобно крикнула:

– Совсем бабку ободрали как липку! – и бросила трубку.

Шубой дело не ограничилось. Наоборот, это было только началом ее заскока с подготовкой к собственным похоронам. Она настолько увлеклась этим, что даже перестала смотреть телевизор.

Надо сказать, что тогда Мисс Бесконечность с сынком Жориком жили в хрущевском доме в Кузьминках и не верили в то, что их и вправду могут потревожить – взять и переселить с насиженного места, где все обитатели микрорайона были для бабушки все равно что родственники, а может, даже ближе, поскольку с родственниками она общалась значительно реже, чем с соседями.

За четыре троллейбусных остановки от них как раз очень кстати открылся тогда продуктовый рынок «Афганец». У старушки всю жизнь была необъяснимая страсть к продуктовым магазинам, а уж рынок явился для нее настоящим событием и единственной радостью в жизни. Теперь она по три раза на дню таскалась на «Афганец» и с полными сумками взбиралась к себе на пятый этаж, переводя дух между третьим и четвертым. Она скупала сахар, муку, сгущенное молоко – для традиционных поминальных блинов, а также непонятно для чего – соль, спички, тушенку, всевозможные крупы и рыбные консервные банки (видимо, на тот случай, если она не умрет, а в стране наступит голод). Истратив пенсию за несколько дней на пищевом рынке, бабушка начинала нервничать и ждать того заветного дня, когда ей принесут деньги за следующий месяц. Однако в это время она не дремала, а занималась тем, что скрупулезно строчила списки приглашенных на собственные похороны. Повсюду в ее маленькой комнате валялись клочки бумаги с именами, фамилиями и вопросительными знаками. Наконец пришел тот день, когда она тщательно вымыла руки, села за секретер, положила перед собой лист белой бумаги и, облизнувшись, принялась старательно выводить фамилии людей, которые непременно должны были присутствовать на ее похоронах. Но листа не хватило, она исписала еще один – получилось сорок восемь человек.