Самый скандальный развод - Богданова Анна Владимировна. Страница 47

– Это письма от моего коллеги, – спокойно (насколько могла) сказала я. – Кронский тоже писатель. Он консультируется со мной по поводу своего нового романа.

– Как бы не так! Я прекрасно знаю вашу историю любви – ты сама ее описала! Имела глупость обнародовать все извращения своего коллеги-романиста! Ты никогда не отличалась постоянством! Об этом говорят три твоих предыдущих брака! А в десять лет ты на моих глазах целовалась с двоечником с Крайнего Севера, и чуть было не вышла за него замуж! – Он снова припомнил мне историю двадцатилетней давности о том, как на море меня неожиданно поцеловал мальчишка у костра.

– Вот именно! Мне тогда было десять лет! При всем желании я бы не смогла выйти за него! Ты совсем с ума сошел! – не выдержала я и добавила пророческим тоном: – Ревность – страшное чувство, от него и умереть можно.

– А ты только и ждешь моей смерти, чтобы снова схлестнуться с этим извращенцем! Я прекрасно знаю, что ты с ним спишь! Он даже имел наглость как-то позвонить мне домой!

– Он просто мой коллега, – устало сказала я, – и потом звонил он не тебе домой, а на мой мобильный телефон, который почему-то лежал на твоей тумбочке!

– Да? Ну, что ж, тогда проверим! – издевательски проговорил он и протянул мне первое попавшееся письмо.

– Что? – не поняла я.

– Читай! Вслух!

– Это как-то нехорошо, – замялась я, но делать было нечего и я, распечатав конверт, прочитала:

«Здравствуйте, уважаемая Мария Алексеевна!

Пишу вам из Бурятии – так сказать, из самого сердца тибетской медицины в России, где успешно лечу свои недуги. А попал я сюда волею судеб, о чем нисколько не жалею.

Надо заметить, тибетская медицина неразрывно связана с буддийской философией, в которую я последнее время очень сильно вдарился, и представляет собой многоэтажную систему знаний обо всех болезнях человека...» – я облегченно вздохнула и победоносно воскликнула:

– Ну, и что тут такого?! Человек пишет, что лечится в Бурятии и сильно вдарился в буддийскую философию! А у тебя паранойя!

– Читай дальше! – потребовал Влас.

– «Роман свой я на время оставил. Теперь у меня зародилась новая идея – написать детектив об убийстве эмчи-ламы в каком-нибудь буддийском храме, на почве религиозных распрей.

До свидания. С уважением, Алексей Кронский». – Я вздохнула полной грудью и, прищурившись, спросила:

– Ну, что?

Влас сначала растерянно молчал, потом вдруг как закричит, да радостно так, будто ему удалось разгадать сложную головоломку:

– Это у вас шифр такой! Точно, шифр! Как у разведчиков – каждое слово письма имеет совсем другой смысл: например «вдариться в буддийскую философию» обозначает «я сильно по тебе скучаю» или еще что-нибудь и того хуже!

– Да у тебя просто навязчивая идея! Ты мазохист! Тебе очень хочется, чтобы я изменяла!

– Не смей говорить мне подобные гадости! Читай следующее письмо! – и он вытащил из кучи конверт, на котором по краям было игриво написано: «Жду ответа, как соловей лета!». – Нет! Вы только посмотрите, как соловей он ждет! Читай!

Я с трепетом вскрыла конверт и прочла первые строки:

«Маруся! Кукурузница моя! Мой недоступный абонент! Моя уходящая осень!

Если б ты знала, как осточертела мне эта тибетская медицина вместе с буддийской философией и как мне хочется оказаться сию секунду в твоей...» Тут нет ничего важного, – пролепетала я, пряча письмо в конверт и думая о том, какой же Кронский все-таки дурак.

– Дальше! Я хочу знать все! Где хочет оказаться этот извращенец сию секунду? – Он выхватил у меня письмо и дочитал вслух: – «...в твоей постели! Как хочется ощущать запах твоего тела! Кстати, как там поживает твой Отелло, этот гнусный обыватель, который никогда не поймет твоей тонкой натуры? Ты с ним еще не развелась?» Ну, это уж слишком! Это я – гнусный обыватель?!

– Власик, ты сам посуди, я ведь не виновата, что ему хочется оказаться в моей постели и ощущать запах моего тела! У меня-то нет никакого желания пускать к себе в постель этого сумасшедшего! Его просто залечили тибетские монахи. Он сдвинулся. Вот и пишет всем подобную чепуху. Он, наверное, и Любочке тоже строчит такие же послания, – доказывала я, пытаясь придать голосу наибольшую убедительность. – Нужно позвонить ей, спросить...

– Я не позволю делать из меня дурака! – зациклился Влас и расходился все больше и больше – он уже не стеснял себя в выражениях, но стоило только ему сказать: «Я больше не желаю с тобой...» – как я не дала ему договорить и крикнула, что было сил (а сил, надо сказать, оставалось еще немало):

– Стоп, стоп, стоп, стоп! – получилось, как у Николая Ивановича: «Топ, топ, топ, топ!» и заткнула ладонями уши, чтобы не слышать, что меня бросают. Хватит! Летом ему это уже удалось сделать! Больше я этого не переживу. К тому же от всех своих бывших мужей я уходила сама. Уйти первым – это дело чести. Я выждала несколько секунд, и когда рот Власа закрылся, я опустила руки и с полной серьезностью проговорила: – А теперь слушай меня! Я больше с тобой жить не буду и подаю на развод! Твое чувство болезненно – от него нет лекарства, и скоро ты начнешь ревновать меня к фонарным столбам. Меня унижает подобное несправедливое отношение. Я все сказала!

– Замечательно! То же самое и я хотел тебе предложить, только ты отчего-то перебила меня. После всего... После всех этих пошлых писем я прошу развода!

– Рада, что мы сошлись на одном и том же решении. Как только мама вернется, я приеду в Москву, и мы сразу же разведемся. А сейчас прощай, – гордо молвила я, но Влас почему-то не уходил, а смотрел на меня каким-то странным, помутненным взглядом.

– Ну, уж нет! – воскликнул он. – Мы женаты полтора месяца, а ты ни разу не выполнила своего супружеского долга! Поверь мне, сейчас тебе придется это сделать.

Он вдруг стал надвигаться на меня, как снегоуборочная машина, а в моем воображении нарисовалась ужасающая картина. Будто бы я родила от Власа тройню, будто бы им уже по году. Один уже поел, одет и сидит в прогулочной коляске, второму я меняю памперс и одновременно умудряюсь кормить с ложечки третьего, а первый (тот, что в коляске) неистово орет – снова просит есть.

– Отныне я не хочу иметь с тобой ничего общего! Тем более детей! Отойди от меня! – выпалила я, но он завалил меня на кровать, придавив всем грузом своего тела. – Это насилие над личностью! Я не хочу!

Влас молчал, я увидела его глаза и подумала: «Да он – маньяк! Ненормальный!» Мне вдруг стало страшно, я снова закричала:

– Пусти! Пусти меня! Нехорошо, когда нет согласия второй стороны!

Но он в ответ лишь сопел мне в ухо и продолжал расстегивать платье. Пуговицы не поддавались – тогда он взял и со злостью разорвал воротник.

«Что же делать? – в смятении думала я. – Может, пустить в ход «шестую позицию»? Хотя нет – письма Кронского далеко не эскимо на палочке, которое я выпрашивала у Власа двадцать лет назад на море.

– Прекрати сейчас же! – Я еще отбивалась, но силы мои были на исходе.

– Что тут происходит? – в комнате вдруг раздался голос моей родительницы. Влас моментально вскочил на ноги.

– Здравствуйте, Полина Петровна. – Лицо его было красным, как рак в кастрюле с кипящей водой.

Я села и увидела на пороге мамашу в модном ярко-алом плаще, Рыжика и незнакомого длинного, худого мужчину, который держал в руках предмет, напоминающий небольшое железное ведро с круглым дном и торчащими вниз рогами. «Наверное, оно все время падает», – пронеслось у меня в голове.

– И все-таки я не пойму, что тут происходит?

– Мамочка, этот хмырь чуть было не взял меня силой! – воскликнула я и подбежала к мамаше, надеясь на ее защиту.

– Чуть, Машенька, не считается, а потом, как он может тебя силой взять, когда это твой муж и, по-моему, искренне любит тебя.

– Мы решили развестись! Он замучил меня своей пустой, необоснованной и бездоказательной ревностью! Он сказал, что я не отличаюсь постоянством в отношении мужчин!