Внебрачный контракт - Богданова Анна Владимировна. Страница 27

– Я щас, – бросила бабка и побежала в сторону спасительной свалки.

Через полчаса она вернулась с кульком в руках – в кульке, к великой радости Любы, оказалось грамм семьсот молочных сосисок. Они с удовольствием умяли их, запили чаем и тут же забыли об этом. Вспомнили лишь через два дня, когда наперегонки начали вдруг бегать в туалет, когда от озноба, рвоты и окончательно расстроенного стула сотрясались их тела. А утром третьего дня у обоих подскочила температура. Зое Кузьминичне пришлось объявить карантин в квартире на первом этаже второго подъезда и изолировать меня от заразы на пятый этаж четвертого подъезда (благо Ленчик был в отлучке – ездил в Киев разыскивать свою мерзавку и паршивку Светлану, к которой по прошествии трех лет с того знаменательного дня, когда та содрала обои в колокольчиках со стен комнаты, он все еще испытывал чувство сердечной склонности и неукротимого влечения).

Сару с Любой немедленно госпитализировали, а через три недели они вернулись к своим обычным занятиям, будто и не ели никогда никаких сосисок со свалки.

Лето было в самом разгаре. Мне шел четвертый год, а гениальность моя пробиралась во все области, куда только могла пролезть – стоило мне взять в руки карандаш, как на бумаге появлялся розовый куст или портрет кого-нибудь из соседей, будто бы нарисованный человеком уже взрослым и знающим толк в изобразительном искусстве. Если до моих ушей доносилась музыка, я пускалась в пляс, и окружающим казалось, что у меня вовсе нет костей – до того гибкой и пластичной я была. Когда скука овладевала мной, я затягивала песню, ненароком услышанную, причем сама аккомпанировала себе подручными предметами, отбивая такт по столу то телефонной трубкой, то ложкой, а то и хрустальной вазочкой из-под конфет. Моноспектакли для жителей микрорайона проводились без выходных, и баба Зоя уж подумывала: «А не замахнуться ли нам на Вильяма нашего Шекспира?»

Родные и близкие все продолжали спорить, куда бы лучше отдать юное дарование, повыгоднее «пристроив» мою гениальность, чтобы не промахнуться, не опростоволоситься, чтобы в дальнейшем она дала обильные плоды – такие, что, даже если бабкин огород все-таки «ликвиндируют», для семьи это прошло бы совсем незаметно и безболезненно. В три года я уже осознавала, что домашние рассчитывают только на меня – именно я должна принести им радость и благополучие, и что я не могу разрушить их надежд.

Многое я понимала в этом возрасте – быть может, то, над чем ломали головы самые светлые умы мира. Видела первопричины всего сущего, знала, как устроено мироздание, что ждет нас после жизни и что было до рождения. Кажется, ведала я и о смысле жизни... до того рокового жаркого июльского дня, когда баба Зоя повела меня первый раз в жизни в зоопарк, развеяться и посмотреть на зверушек:

– Какая бы гениальная наша Дуняша ни была, не надо забывать, что на самом-то деле она еще ребенок и ни разу не была в Московском зоопарке! – сказала она домочадцам за завтраком и, накормив овсянкой, одела меня в самое нарядное платье небесно-голубого цвета с рюшками и рукавами-фонариками – воздушное все какое-то и неземное (бабушка купила его у своей соседки-спекулянтки, что и по сей день работает в «Детском мире», переплатив за него всего пятерку). Волосы забрала мне на макушке в «хвост» и прицепила к нему огромный голубой бант в тон платью, на ноги натянула белые (тоже новые) хлопчатобумажные гольфы с помпончиками на икрах и туфельки с перемычкой на подъеме цвета синего ночного бархатного неба.

– Ой! – простонала баба Сара, когда увидела меня при полном параде. – Наша Накулечка – настояшчая прунцесса!

– Да-а, – мечтательно протянула бабушка № 2 и добавила: – Вся в меня!

– Молчи! – решительно заткнула ее старшая сестра.

– Что молчи? Что молчи! Это ты – старая прошмандовка, всю жизнь мне поломала! Помнишь, когда я в «высотке» в продовольственном магазине работала, помнишь? – И она посмотрела на Сару исподлобья. – Ведь ко мне каждый день один знаменитый режиссер приходил, предлагал в кино сниматься! Кто не дал? А? – Бабушка в упор посмотрела на старуху.

– И правильно сделала. Получил бы от тебя, что надо, и бросил бы!

– Дура ты, дура! Одно у тебя на уме! – выпалила она. – Потому что ты шлюха!

– Зря ты на меня, Хрося, напраслину возводишь! Я – девственница! Я вообшче мужчин не знала!

– Справку от врача принеси!

И вдруг бабка вскочила из-за стола, метнулась в комнату и, достав из ящичка швейной машинки сложенный вдвое лист бумаги, сунула ее под нос сестре:

– Вот! Читай! Я специально к врачу третьего дня ходила! Читай!

– Справка дана Федькиной Галине Андреевне и подтверждает, что вышеуказанное лицо на шестьдесят седьмом году жизни является девственным. Гинеколог М.У. Прощелкина, – громко прочла баба Фрося, замолкла на минуту, потом залилась смехом, а в конце концов сказала: – Можт, лицо у тебя и осталось девственным, а вот насчет остального – так это я очень сомневаюсь!

– Как это? – опешила баба Сара и отшатнулась даже от удивления.

– Все равно ты, бабка, – шлюха, а твоя Му Прощелкина – шельма и пройдоха!

– Так, ну мы ушли! – оповестила баба Зоя присутствующих, решив, что ничего интересного она тут больше не услышит, накинула на полные плечи свои ситцевую пелерину и, взяв меня за руку, вывела на улицу.

До троллейбуса мы шли пешком, потом доехали на метро до станции «Краснопресненская». Все это время бабушка держала в руке блокнот с решенными дома примерами и то и дело выкрикивала:

– Восемь тысяч пятьсот тридцать два умножь на пятьсот шестьдесят три! Сколько будет?

– Четыре миллиона восемьсот три тысячи пятьсот шестнадцать! – щелкала я. Так продолжалось до тех пор, пока она не купила билеты и мы не вошли с ней в зоопарк. Только тогда она оставила меня в покое, прошептав:

– Нет, все-таки в этом году девочку определенно нужно отдать в школу.

Я ходила, раскрыв рот, любуясь заморскими птицами. Кроме воробьев, ворон, синиц, снегирей да сорок, живьем я не видела больше ни одной птицы в своей жизни, хотя сердце мне подсказывало, что на свете их существует огромное множество – от малюсеньких (размером с бабочку) до огромных (ростом с меня, а то и выше). Из всего многообразия пернатых, представленного в парке, меня особенно поразил кудрявый пеликан с огромным клацающим клювом и вздыбленным хохолком, который очень напоминал кактус, который стоял на подоконнике у дяди Ленчика. Увидев пятнистого гепарда с маленькими ушами и широким низким лбом, а потом гордую львицу с узкими глазами, расплющенным носом и львенком под боком, я заверещала от восторга, и в ту же секунду кудрявый пеликан с огромным клювом был мною забыт. Смотрели на медведей – белых и бурых. Последние мне показались отчего-то добрее. Сходили к обезьянам – я даже не обратила внимания на застоявшуюся вонь от клеток и все пыталась скормить банан огромному павиану-сфинксу, несмотря на то, что бабушка гундела мне в ухо:

– Это запрещено! Дуня, нельзя кормить животных из рук! Нас сейчас оштрафуют!

И она поторопилась оторвать меня от клетки и уволочь в террариум, где я отметила среди всех земноводных среднеазиатскую кобру со зловеще раздуваемым ею капюшоном. Побывали мы у европейской рыси, потоптались у семьи индийских слонов, которые бесцельно блуждали в своем бассейне по колено в воде... Как вдруг вдалеке я увидела толпу зевак и ринулась туда, в надежде увидеть какое-нибудь совсем уж необыкновенное животное. Баба Зоя бежала за мной.

– Дуня, постой! Дуня, подожди! – кричала она, придерживая пелерину на плечах, боясь ее потерять.

Я уже пробиралась к вожделенному вольеру с диковинным ее обитателем, расталкивая локтями многочисленные юбки и ноги, облаченные в брюки.

Наконец я добралась до второго ряда, подпрыгнула, пытаясь рассмотреть, кто же все-таки здесь живет, но так и не увидела – в первом ряду стояли, выстроенные словно по линейке, ученики пятого класса «Б» с учительницей в строгом синем, как школьная форма, костюме. Ребята выглядели довольными и счастливыми, что было понятно – вместо того чтобы сидеть на уроке, они глазели на чудо-зверя. Но что это был за зверь? «Может, у него хвост, как у павлина, а вместо носа – хобот слона? Или он ходит на трех лапах? Или... Или...» – гадала я. Мне не терпелось взглянуть на того, кто был скрыт плотной стеной коричнево-синих спин. Меня все больше разбирало от любопытства – пятиклассники покатывались со смеху, тыкали в воздух пальцами, указывая в сторону невиданного зверя, дергали друг друга за рукава.