Юность под залог - Богданова Анна Владимировна. Страница 14

Парамону Андреевичу было восемнадцать, когда он неожиданно выглянул в окошко перекосившегося, убогого дома на окраине Ярославля... Полвека тому назад это приключилось.

Тут сразу надо отметить, что в молодости Парамоша был человеком замкнутым, скрытным даже, на такие поступки, как воровство яблок или огурцов с чужих огородов, не был способен – может, из-за христианских принципов, а может, по причине трусоватости. Друзей у него не было. Если Моня был не занят по хозяйству, если не помогал родителям, то в свободные минуты он вечно сидел перед окном, за столом, и вырезал что-нибудь из дерева.

Так он сидел и в то злополучное июньское утро, последствия которого и по сей день не дают ему спокойно жить и сладко, беззаботно спать. Итак, Парамоша случайно посмотрел в окно и увидел девушку. Это была Валя Ковшина с соседней улицы, и он, конечно, не мог не знать ее. Нередко он видел ее мельком – как она в платке, повязанном по-бабьи (с полузакрытым лицом), ведет корову с пастбища, как, вся перепачканная, возит навоз, несет огромную охапку свекольной ботвы их соседке для свиней... Но сегодня, сегодня это вроде бы была она и в то же время совсем не она.

Хрупкая и маленькая Валентина грациозно вышагивала в бледно-голубом до пола ситцевом сарафане с вышивкой на груди и по подолу, с коромыслом на плечах. И с какой поразительной легкостью она несла полные ведра с водой! А как хороша она была! Без платка, с двумя, хоть и не очень толстыми, но длинными темными косами!

Парамон не помня себя, бросив деревяшки, выбежал вдруг на улицу и, подскочив к девице, выпалил не думая:

– Валюш, дай-ка я тебе помогу!

Это было так стремительно, так неожиданно. Не столько даже для Вали, сколько для него самого. Как уже было сказано, Парамон был замкнутым, неразговорчивым, пожалуй, угрюмым человеком – а тут на тебе! – подбегает на улице к малознакомой девушке и предлагает свою помощь. И откуда смелость взялась!

Валенька растерялась поначалу, удивилась, но, сняв коромысло, осторожно, дабы не расплескать воду в ведрах, передала его юноше. Пока они неторопливо шли к Валиной избе, она то краснела, то бледнела, руки ее отчего-то дрожали, а сердце колотилось чаще обычного.

– А ты чо к нам за водой-то пришла? – спросил смущенную девушку Парамон.

– У нас колодец дзыкнулся, теперь чинить надо, – тихо молвила она и незаметно покосилась на Парамона.

– А-а, – с пониманием протянул он.

Валя чувствовала себя скованно, стеснительно – как говорится, не в своей тарелке. Никто и никогда из парней не обращал на нее внимания, никто не подходил и не предлагал помощь. Да что скрывать – ни один юноша до сих пор не разговаривал с ней как с равной, по-человечески.

В то время ценились девицы крупные – высокие и дородные, с большой широкой ступней, размера эдак сорок второго – кровь с молоком, чтоб и коня могла на скаку остановить, и в горящую избу войти, и мужа после веселой пирушки домой на себе притащить, и кучу детей нарожать. А Валенька была низенькая, тоненькая, с неказистым лицом (серые невыразительные глаза, курносая, с двумя оспинками на лбу), а главное – с тридцать пятым размером ноги. Ну кто ж на такую посмотрит? Ее родители и не надеялись выдать дочь замуж.

– Ежели кто и позарится на Вальку, то только из-за нашей Зореньки! – открыто говорил ее отец, кивком указывая на коровник. – Кто на ней женится-то, на такой безвидной!

– Мало что Валька дурнохаряя! Не отдам Зорьку, и все тут! – истерично кричала мать в ответ.

– Ну и корми свою мякулистую [1] до смерти! – сердился отец и, хлопнув дверью, отправлялся в кабак – теперь у него был законный повод напиться до поросячьего визга.

И только Парамон сумел рассмотреть в девушке свою вторую половинку – совершенно случайно, словно нечаянно. Она подходила ему и по росту (поскольку Моня был невысок, ему трудно было найти низенькую девушку), и по мягкому, доброму нраву... Но рост и нрав – все это в то утро было второстепенным, он увидел ее – и точно разряд электрического тока поразил его тело. «Это она!» – говорило ему что-то или кто-то. То есть Парамону тогда был знак свыше – мол, это и есть твоя жена, не прозевай. А знаки нам судьба подает очень редко – порой в самых исключительных случаях молчит, не предупреждает почему-то.

– Все. Пришли, – как-то обреченно сказала Валя, взяв коромысло.

– Да? – не менее обреченно молвил Парамон. – А давай сегодня вечером, того-этого, погуляем? К речке спустимся... Хочешь, в город пойдем?

– Ты?.. Правда?.. – Валенька не верила своим ушам. – Ты правда хочешь погулять со мной?

– Очень хочу! – горячо, забыв обо всем на свете, признался Парамон.

– Тогда я корову приведу вечером и подойду к колодцу. Да? – подавляя радость, слишком уж суетливо выпалила она.

– Я буду тебя ждать! Слышишь?.. Ты, того-этого, приходи только...

– Приду, приду! – заверила его Валенька и действительно появилась у колодца в молочно-розовых лучах уходящего солнца.

Парамон, словно боясь, что это сон, что девушка возьмет вдруг да растает, шел за ней следом, лишь изредка, спускаясь по крутому склону к реке, он забегал вперед и, растопырив руки, делал вид, что ловит ее.

– А почему ты меня гулять позвал? – робко спросила она, глядя на водную рябь. – Нужно чего? – Валенька рассуждала так: парень мог позвать ее гулять лишь в том случае, если ему от нее непременно было что-то надо. Например, принести ботву для живности или привести вместо него корову с пастбища.

– Этого-того... – замялся Парамон. – Поговорить нужно...

– Говори, – с грустью молвила Валя, и все надежды, мечты всего дня рухнули в одно мгновение.

– А я, того-этого, не знаю, с чего начать... – простодушно признался Моня.

– Ты вокруг да около не ходи, а скажи сразу – так-то и так-то, Валя. Мне от тебя нужно то-то и то-то, – посоветовала она ему.

– Прямо вот так и сказать, того-этого? – удивился он.

– Да. Прямо вот так.

– Ты мне, Валя, понравилась. Уж больно ты девка гожая!

– Я – гожая?! – изумилась Валентина.

– Сегодня... утром... как увидел тебя, того-этого, у колодца, сразу ты мне приглянулась. Вот. Значит... И хочу я... Я хочу, того-этого, на тебе жениться. Вот. Сказал. Кажется, все, – и он с облегчением вздохнул.

Валенька смотрела на него и не верила своим ушам. На ней кто-то хочет жениться? Да быть того не может!

– Брешешь! – недоверчиво отозвалась она и, сорвав травинку, принялась накручивать ее на указательный палец.

– Почему? Басенка! Почему ты, того-этого, мне не веришь?

– Я – басенка?! Да я самая безвидная девушка во всей округе! Ни один парень еще не посмотрел в мою сторону! А родители и вовсе на мне давно крест поставили, потому что никто никогда меня в жены не возьмет, разве только вместе с нашей коровой, но мамка Зорьку никогда не отдаст! Так что куковать мне одной всю жизнь!

– Да не нужна мне ваша корова! Мне ты нужна, а не корова, того-этого!

– А не брешешь? – с сомнением спросила она и посмотрела на него потемневшими серыми глазами, отчего у Парамона мурашки по спине забегали.

– Вот заладила! Гляди! – крикнул он и побежал прочь от реки, от недоверчивой Валюши, вверх на гору, на обрывистый берег. – Гляди! – снова закричал он оттуда. Валя, ничего не понимая, с волнением и недоумением наблюдала за Парамоном. Он разбежался и вдруг ка-ак сиганет вниз, в темную воду – в чем был, в том и прыгнул.

– Ой! Батюшки! – пискнула Валя, в ужасе схватившись за щеки. – Что же?.. Что же это?! – прошептала она, и вдруг все то, что говорили ей родители: о невозможном замужестве, о том, что она страшненькая, никому и никогда не сгодится, – в одно мгновение было забыто ею. Валюша почувствовала, что она ничуть не хуже других девушек – крупных, дородных, с большим размером ноги. Она почувствовала себя любимой, поняла, что ради нее могут совершаться героические, безумные подвиги. Но главное даже не это, а то, что сердце ее, подобно тугому бутону, который грозил увянуть, так никогда и не раскрывшись, внезапно распустилось, словно отведав окружающего мира – водорослевый запах реки, свежесть порывистого северного ветра, робкие капли летнего дождя, заговорщический шелест листьев плакучей ивы и любовь... Сильную, открытую любовь к Парамону – такую, что Валентине захотелось вот точно так же подняться на гору и в знак своего сердечного влечения спрыгнуть в реку. И как обрадовалась она, когда увидела в воде его голову!