Черное колесо - Бок Ханнес. Страница 28
Мактиг ледяным тоном произнёс:
– Я могу столь же ясно выразить и остальные свои чувства.
Пен подбежала, чтобы помочь русскому встать. Мактиг небрежно облокотился о стол; тем не менее, он дрожал. Бурилов встал, понял, что больше ему ничто не угрожает, и величественно вышел.
Пен негромко сказала:
– Ну, Майк, надеюсь, вы удовлетворены.
– Да, и нисколько не сожалею. Она напрашивалась, он тоже, – ответил он.
Сватлов пробормотал:
– Понять – значит простить!
Мактиг взорвался:
– О, дьявольщина! Мы все понимаем преступников, давайте же простим их, очистим тюрьмы и усовершенствуем общество!
Сватлов огорчённо посмотрел на него. Я сказал:
– Но, Майк, оскорбляя леди Фитц, вы делаете только хуже Очевидно, у неё параноидальные тенденции, иначе она не отождествляла бы себя с Богом. Если вы от неё не отвяжетесь, у неё возникнет мания преследования.
Он не успел ответить. Флора сонно сказала:
– Африка! Африка спит…
Какое отношение имеет Африка… – начал Мактиг, поворачиваясь к ней. Она напряжённо смотрела вперёд, видя, очевидно, что-то внутри себя. Невозмутимо она продолжала:
– Построивший башню до звёзд должен освежить свои силы во сне. И поэтому Африка спит. Народы других континентов ограбили и продолжают грабить эту башню, разбирают её на камни, чтобы построить собственные дворцы. Они смеют насмехаться над Спящим, который лежит у подножья башни; они издеваются над ним, забыв, что их сооружения возведены из краденых камней.
Они не знают силы этих похищенных обломков; собирая их, они видели лишь их внешнюю сторону. И искусство Африки символично, в нём заключены священные неразгаданные тайны. Новые дворцы планируются не так, как прежние, но так будет не всегда…
Мы слушали, как зачарованные.
– Знать историю – это понять, что Время подобно колесу. Знак на ободе, прошедший мимо, вернётся. Прошедший час снова пробьёт, Африка проснётся, чтобы вознестись над народами-грабителями, и сделает это благодаря украденным символам. Никто не подозревает, какая сила в них заключена. И тогда наступит Время Освобождения, Чёрный Час Африки!
Голос её понизился до шёпота.
– Колесо времени Африки, чёрное колесо чёрного человека, шлифует лицо чёрного континента, его спицы – секунды боли, крови и жертв. И многие руки ведут это колесо, не только мои! Руки… на чёрном колесе…
Неожиданно она прервала эту тираду, и взгляд её потерял сосредоточенность. Она подняла руки и посмотрела на свои тонкие пальцы. Мы приблизились к ней.
– Но это невозможно, – вполне естественным тоном сказала она. – Мои руки не лежат на колесе, они здесь, передо мной. И мне всё равно, что с Африкой!
Она вскочила, будто только что увидела нас.
– Простите… кажется, я мечтала вслух.
Мы все ещё находились под впечатлением её слов, иначе заверили бы её, что она нам нисколько не помешала. Она неуверенно сказала:
– Я не обращала особого внимания на свои слова. Просто что-то пришло мне в голову, и я сказала… словно что-то процитировала.
Она быстро повернулась к брату. Он успокоил её:
– Было очень интересно, моя дорогая.
Пен сказала:
– Вы, должно быть, заходили в каюту Большого Джима.
Взгляд Флоры затвердел:
– Что вы имеете в виду?
Мактиг вмешался:
– Вы упомянули чёрное колесо.
– Вы хотите сказать, что оно действительно существует? В каюте капитана Бенсона? Как удивительно!
Она задумалась.
– Интересно, кто написал то, что я цитировала. – Она апатично пожала плечами. – Не могу вспомнить.
Наступило молчание. Пен, Мактиг и Чедвик переглядывались. Сватлов заметил: «Интересное совпадение» – и перешёл к другой теме. В двери показался Хендерсон, сделал знак Мактигу.
– Капитан Бенсон ждёт вас, – сказал он и исчез.
Мактиг заметил:
– Леди Фитц, очевидно, выпросила lettre de cachet [7]. Пора идти под топор.
Он извинился и вышел.
Флору встревожили задумчивые взгляды Пен и Чедвика, хотя те и делали вид, что крайне заинтересованы рассуждениями Светлова. Она прервала лекцию брата, заявив, что у неё болит голова, и спросила, не будем ли мы возражать, если она удалится. Пен сказала, что, может, нам всем уйти и дать возможность Слиму Бэнгу прибраться. Сватлов проводил Флору до её каюты, потом мы немного поболтали на палубе, пока я не решил, что негр закончил приборку, и ушёл. Я хотел осмотреть его глаза.
Негр держался отчуждённо, и мрачно. Защита Мактига скорее произвела на него угнетающее впечатление, возможно, только растравила раны, которые затронула. Не время было расспрашивать о даппи, и я воздержался. Поскольку негры в целом невосприимчивы к заразным формам глазных болезней, я решил, что ничего серьёзного нет, и просто промыл его глаза. Но я подумал, что пока лучше его изолировать, и сказал, что попрошу капитана Джонсона заменить его.
– Капитану это не понравится, доктор Фенимор, – печально ответил он. – И некому заменить меня.
Но я настаивал. Было уже поздно, все разошлись. Проходя мимо каюты леди Фитц, я услышал негромкое томное пение Бурилова. Очевидно, таким образом он восстанавливал свою самоуверенность.
Так закончился ещё один день на борту «Сьюзан Энн».
13. ЧЁРНАЯ ЖРИЦА
К утреннему приливу Джонсон вместе» с лотовым расположился на носу «Сьюзан Энн». По его командам под удары колокола под контролем людей на шлюпке запустили исправленный дизель яхты, и « Сьюзан Энн» медленно вошла в бухточку, выбранную для стоянки и ремонта. Это был узкий, но глубокий разлом в коралловых скалах, идеальный природный док.
Бенсон вышел поглядеть на эти манёвры, и, словно старый капитан окончательно взял верх, неодобрительно комментировал все команды Джонсона. Джонсон соглашался с ним, и реплики Бенсона становились все увереннее. Когда появились леди Фитц и остальные, Бенсон дрогнул, утратил свой пыл, сообщил, запинаясь, что Джонсон ввёл «Сьюзан Энн» в бухточку, «как палец в перчатку», и сбежал.
В отлив люди Джонсона перебросили тросы на кнехты вдоль берега, пока другие под командой Смитсона возводили подмостки. С началом прилива матросы в беседках и на шлюпках принялись чистить и конопатить борта, заменяя отдельные доски.
Леди Фитц и Бурилов весь день провели в каюте, избегая встреч с Мактигом. Это его забавляло, и он при встрече разыгрывал напускную злость. Леди Фитц пожаловалась Бенсону, и тот слегка пригрозил Мактигу, предложив извиниться за оплошность – впрочем, он назвал это не так. Я узнал об этом, когда рыжий остановился рядом со мной покурить и поболтать.
– Её милость зачерствела хуже сухаря, – с улыбкой сказал он. – Она пила чай в своей каюте, и, когда я появился там, чтобы помириться, запустила в меня чашкой. Пришлось поспешно отступить, так что я не извинился. Она хочет, чтобы за ней поухаживали. Можете поставить старинные папины часы на то, что я этим займусь.
Я сказал:
– Майк, я не шутил, когда просил вас оставить её в покое. Есть реальная опасность, что вы пробудите у неё манию преследования. Я уже вижу признаки этого.
Голубизна исчезла из его глаз, они стали холодными, как лёд. Он едко заметил:
– Баловать больного – значит мешать ему выздороветь. И всякий, кто задевает моих друзей, напрашивается на неприятности.
Он был в дурном настроении, и я решил воздержаться от расспросов насчёт Пен и Чедвика. Мы ещё немного поговорили о разных пустяках, и он ушёл.
За столом прислуживал вернувшийся к своим обязанностям Морган. Преподобный Сватлов объявил: поскольку ураган помешал совершить воскресное богослужение, он отслужит его завтра, посреди пальмовой рощи вполне библейского вида. Можно подумать, добродушно добавил он, что Господь вырастил её специально для этой цели. Он пригласил нас всех. Либо мирские амбиции перевесили его набожность, либо он решил войти в наше презренное общество по какой-то другой причине.
7
Во Франции так назывался указ о заключении в тюрьму, в который можно было вписать любое имя. – Примечание переводчика