Черное колесо - Бок Ханнес. Страница 59

Перри лежал неподвижно, кровь ритмично била из перерезанного горла. Рядом с ним лежал ещё один человек, а под ним – Коллинз. Он дёргался и стонал.

Вспыхнули палубные огни. Я беспрепятственно подошёл к Перри, но спасать его было уже поздно. Когда я склонился над ним, он конвульсивно изогнулся, из горла показались кровавые пузыри, и вытекла последняя струйка крови. Мгновением позже он был уже мёртв.

Я занялся человеком, лежавшим поверх Коллинза. Коллинз цеплялся за меня и стонал, и я отодвинул его. Второй раненый получил ножом в лёгкое, у него было сильное внутреннее кровотечение.

Я настоятельно потянул за брюки стоявшего рядом. Это был один из группы Смитсона.

– Быстрее! Помогите мне отнести его в лазарет! Нужна операция!

Тот отбросил мою руку.

– Он шпион Бенсона!

– Но он же умрёт без немедленной помощи! – крикнул я Чедвику и Смитсону, но те сделали вид, что не слышат. Хоть мне и не хотелось рисковать, нужно было оперировать немедленно, – лицо раненого уже посинело, он захлёбывался собственной кровью.

Я вскочил и побежал в свой кабинет, лишь подсознательно отметив, что Чедвик и его сторонники учинили Бенсону и его людям самосуд. У лестницы я столкнулся с новыми людьми из экипажа; почти все несли оружие. Один бросил свою ношу и схватил меня.

– Ранен человек! – крикнул я, вырываясь. – Нужно быстро его оперировать! – Он отпустил меня, но когда я вернулся с медицинской сумкой, раненый уже умер.

Я направился к Слиму Бэнгу, решив пока обождать с Коллинзом – у того была всего лишь царапина, к тому же он был больше других виновен в нынешней ситуации.

Должно быть, у Слима Бэнга было слабое сердце. Страх перед Флорой в образе мстительной Эзули убил его. Но что убило Флору, я в данный момент сказать не мог. Возможно, вскрытие покажет.

Мне стало жаль маленького Сватлова. Он был рядом, пока я осматривал Флору, и, как многие другие в подобной ситуации, не мог поверить, что его любимая сестра мертва. Сидел, гладил её по голове, словно она всего лишь уснула и Бог не допустит её смерти, а если допустит, тогда никакого Бога нет.

К нам подошли люди Смитсона, оторвали Сватлова от сестры и занялись леди Фитц. Та свернулась в позе зародыша и не сопротивлялась, когда Сватлов ударил её пуховым кулачком:

– Убийца! Дьяволица!

Матросы, бранясь, связали ему руки, но от этого истерия его только усилилась. Я хотел успокоить его, но на меня прикрикнули, что помогут ему лучше лекарств, и сделали это при помощи нескольких ударов. Он обвис на руках, и его швырнули к ногам Бенсона.

Дебору сняли с крыши рубки и присоединили к остальным пленным. Казалось, она была довольна, словно наслаждалась справедливыми муками своего врага.

Джонсон кричал, чтобы его отпустили, отдавал приказы. Его люди отвечали смехом или шутовски передразнивали его.

Леди Фитц пришла в ярость, когда её присоединили к остальным пленным. Она вскричала:

– Но я ведь с вами, Чедвик! Я вам помогла!

Чедвик издевательски рассмеялся. Смитсон приказал мне:

– Займитесь Коллинзом! Мейсон, Барнс, приглядите за ним! – И когда они подбежали, сказал: – Подождите!

Схватил меня и впился взглядом. Дыхание его было зловонным.

– Вы нам нужны, но не пытайтесь мешать нам! За вами будут следить! При первом же подозрительном шаге – с вами покончено! Ясно?

Я ничего не ответил. Глаза его сузились.

– Отвечайте, чёрт возьми! И называйте меня «сэр»! Я здесь капитан, не забудьте!

Я вырвался и пошёл к Коллинзу. Барнс и Мейсон держались рядом. Коллинз, не вынеся вида собственной крови, потерял сознание.

– Бурилов! – услышал я крик Чедвика. – Где русский?

Леди Фитц тотчас же прекратила свои негодующие крики. Вероятно, вообразила, что её любовник сейчас в одиночку готов освободить её, и теперь пыталась выиграть время, разразившись непристойной бранью, но добилась лишь того, что Чедвик ударил её по губам.

Бурилов прятался на носовой палубе, под катером. Когда же его нашли и притащили, она стала взывать к нему, но он смотрел туда, где лежала Флора.

Джонсон, перекрывая брань Бенсона, кричал:

– Вам не уйти с этим! Когда мы придём в порт…

Один из громил Смитсона ответил:

– Вы и ваши проклятые приятели никогда не вернётесь ни в какой порт.

– Верно! – Чедвик произнёс это громко, чтобы слышали все. – Либо вы, либо мы. Если вы окажетесь на берегу, у нас не будет ни одного шанса. С поддержкой Бенсона вы добьётесь нужного приговора любого суда. Поэтому мы не можем доводить дело до суда. Жаль, что с вами произойдёт… – он неопределённо махнул рукой, – ещё одна необъяснимая морская трагедия. Вы просто… исчезнете.

Я услышал смех Мактига и рассердился на него из-за этой нелепой реакции.

– Сбросить их в океан! – выкрикнул кто-то.

Смитсон несколькими ударами заставил Бенсона замолчать. Я знал, как отнесётся к этому Пен, и поэтому бросил Коллинза и свой нейтралитет, который, сохрани я его, дал бы мне возможность помочь пленным.

Пен крикнула Смитсону:

– Ты жалкий трус!

Смитсон взмахнул кулаком, собираясь ударить её. Барнс толчком поставил меня на колени и ткнул в спину пистолетом. Чедвик сам перехватил руку Смитсона.

– Потише! – рявкнул он. – Никто её не тронет, ясно?

Смитсон с бранью вырвался. Издевательский смешок Мактига заставил его повернуться.

– Вы чертовски правы! – сказал Мактиг. – И если у вас есть здравый смысл, держите руки подальше от нас!

– Что? – Лицо Смитсона было мрачно.

Мактиг улыбнулся, словно комическая маска.

– Вы кое о чём забыли, и вы, и чернобородый Чедвик. Кто провёл вас сквозь эту головоломку, сквозь этот частокол рифов? Я! А кто вас выведет? Никто не знает прохода, кроме меня.

– Думаю, мы справимся, – ответил Чедвик. Но я видел, как он беспокойно взглянул на Смитсона.

– Как же! Вы только и сумеете, что посадить корабль на риф, и потопите его вместе с собой.

Мактиг усмехнулся, когда Чедвик оглядел корабль.

– Шлюпки? Да они и половины вас не вместят. Кому-то придётся тонуть, и вот когда вы будете решать, кому именно, начнётся ад. Никому не понравится, если его бросят.

Подобно Чедвику, он говорил громко:

– Если вы решите уходить на шлюпках, вам придётся резать друг другу глотки. Вполне в вашем стиле, Чед.

Смитсон плюнул, схватил Мактига за ухо и резко крутанул.

– Больно, – спокойно заметил тот.

– А теперь? – подчёркнуто зло спросил Смитсон и повернул ещё сильнее. – У меня есть способы заставить тебя слушаться, рыжий!

Мактиг скривился, не переставая улыбаться:

– Вы думаете? Но знаете, когда мне больно, я утрачиваю память.

Смитсон раскрыл рот и выпустил его ухо.

– Да, – ещё мягче продолжал Мактиг, – боль творит со мной странные вещи.

Чедвик похлопал Смитсона по плечу и занял его место.

– Сильная боль, – усмехнулся он, – может подействовать и по-другому.

– Нет, – ответил Мактиг, наклоняясь, чтобы потереть покрасневшее ухо о плечо одного из караульных. – Сильная боль принесёт непоправимый вред. А сможет ли такой рулевой вести корабль? К тому же даже с превосходным здоровьем я не захотел бы жить, если не нравлюсь сам себе. Поэтому я совершу самоубийство. Может, прямо за рулём.

Чедвик задумчиво повернулся к Пен. Её белое лицо светилось, как цветок в тростнике. Она отшатнулась от него. Леди Фитц запищала и обвисла, но обморок вывернул ей руки, и она немедленно пришла в себя. Мактиг предупреждающе толкнул меня ногой и сказал, обращаясь к Чедвику:

– Если думаете о непрямых методах воздействия, не старайтесь. Вы знаете, какой я мягкосердечный. Меня печалит, когда моим друзьям больно. Как я могу заниматься своим делом, если я опечален? Так что обращайтесь со всеми нами как можно лучше, и, может быть, тогда я выведу вас отсюда.

– Это ты сейчас так говоришь! – сказал один из людей Смитсона.

Мактиг рявкнул:

– Только троньте кого-нибудь, и увидите, что получится!