Мысли сермяжного фаталиста - Кириллов Юрий Александрович. Страница 36
К сожалению, эзотерика еще очень плохо изучена. Во-первых, ее скомпрометировали шарлатаны, которых всегда было несравненно больше, чем истинных диагностов. Да есть пытливые умы, которые пытались понять сущность такой диагностики для того, что бы изучить это явление. Но, столкнувшись, раз, и другой с шарлатанами, они приходили к выводу, что и все это сплошное надувательство. Есть и вторая причина, в которой повинны сами эзотерики. Одни старались раздуть слухи о своих неограниченных способностях, чтобы использовать это в своих целях, другие, наоборот, их скрывали, третьи даже не догадывались о наличии у них этих свойств.
Р./С. У.Черчиль как-то сказал «Грамотный политик может дать достоверный прогноз о том, что должно произойти в ближайшее время, но очень грамотный политик через полгода может дать аргументированный ответ, почему не произошло то, что он предсказывал.
Р. Р./С. Если бы в моей жизни не было некоторых контактеров с невидимым миром, то мне надобно было бы их придумать, они всегда говорили, что у меня все будет хорошо, они всегда давали мне надежду.
ГЛАВА ДРУГОЙ МИР.
В этих словах нет ни доброты, ни злости
Когда собаки молятся, с неба падают кости.
Посвящается Кирилловой Лидии Николаевне
не титульной, а действительной хозяйке собаки
породы Афган: Рей Мадригала Е Барбары Бри-Тесс
(в простонародье именуемой Барби).
Я зашел в квартиру и увидел самого красивого щенка в мире. Это было что-то сопливое, с глазами-пуговицами, которое спало и не желало просыпаться, когда пришел ее предполагаемый титульный хозяин. На все движения заводчика поставить ее на пол и продемонстрировать ее нам, она только поднимала голову, открывала на мгновенье глаза и ее ноги разъезжались, она падала и через секунду опять спала. Перед такими щенками нельзя стоять, надо ложится рядом. Ей что-то снилось, ее лапки бежали по ее виртуальному существующему полю и она улыбалась. Я не вру, она действительно улыбалась. Ее собачья улыбка похожа на улыбку ласкового Бога. В тот момент, она напомнила мне принцессу щеньячего мира. И на ближайшие четырнадцать с половиной лет собачий Бог дал нам возможность лицезреть его лик, через своего представителя. Представитель быстро обжился, разодрав при этом мебель, обои и перепортив кучу обуви и несколько книжек. Целую неделю мы с мамой в мае месяце ходили в валенках. По-другому было невозможно. Маленькая ракета носилась по дому пытаясь попробовать все на зуб. И ей на некоторое время ей было дано семейное прозвище «компостер». Щенок был нескладным и жизнестойким карапузом. Как и положено в ее возрасте, абсолютно беспечной. Она дружелюбно знакомилась со всеми тыкаясь своей мордочкой в мордочки окружающего мира, и быстро завоевав себе такое же право спать на диванчике, как и все человеки. Морфей раскрывал свои объятия, и ворочающаяся собачонка била меня хвостом, лапами, и стыдно сказать – пукала. Но мы впали в розовое детство, сюсюкали, пускали сентиментальные пузыри и заявляли, что знаем, зачем на земле живут собаки: они живут, чтоб дарить человеку его любовь.
Она быстро вымахала. В свой первый год она была похоже не на собаку, а на обезьянку. И я видел самое красивое движение в мире животных – как молодая собака (обезьянка) садиться как старая бабка! Это не описать, это надо видеть. Щенок глядел на меня самыми преданными глазами, вилял хвостом и осторожно присаживался. Она садилась на жопку. Немного скрючивалась, и напоминала вопросительный знак в обличии пса. На ее гладком животике образовывались складки, как будто жировые утолщения. Она покачивалась и смотрела на меня с любопытством и нетерпением, а потом падала замертво, она уже заснула. «Были бы мозги, было бы сотрясение», – мне казалось невозможно так быстро заснуть и не пробудится от сна, после такого резкого перехода из состояния, сидя, в состояние лежа и дрыхая без задних ног.
Домой по молодости она шла неохотно, без конца оборачивалась назад и пыталась придумать какой либо повод, для того чтобы задержаться на улице. Но, шла то она на поводке, и тут побеждала моя сила. Дальнейшее надо было видеть. Перед подъездом, когда она окончательно понимала, что прогулка заканчивалась, она садилась на свою пятую точку, а передними лапами упиралась в асфальт. Я, невзирая на это, тянул за поводок. Но в связи с ее ступором и блокировкой передних лап, она не шла, она скрежетала по асфальту своей задницей. Я не мог допустить того, чтобы у моей собаки, была кровоточащая рана сзади, и на миг ослаблял поводок. Этого было достаточно, для того, что бы рвануть изо всех сил, туда, где есть свобода. Я, чуть не падал и иногда отпускал поводок. Если я удерживал ее на поводке, то возникал вопрос, что делать дальше? Я, тогда подходил, брал ее на руки и таким почетным эскортом заносил на второй этаж. Больше всего такой спектакль любили смотреть мимо проходящие люди. Не то, что они смеялись, они ухахатывались держась за животы от такого концерта, как божья душа, не умея говорить, выражала решительный протест всем своим поведением против существующих порядков.
Спать Барби соглашалась только на кровати или на диване. Никакие уговоры и нотации не могли заставить ее переночевать на официальной лежке, которую мы соорудили специально для нее. Да ладно бы она спала на покрывале, нет ей, надобно было покрывало откинуть, туловище свое уложить на белоснежной простыню, а голову на подушку. Сначала мы кричали, топали ногами и взыскивали к ее совести. Но, совести у нее, как оказалось, не было ни на грош. Лет пять мы сопротивлялись, закрывали даже иногда комнату на замок, для того, что бы собаченыш туда не проникал, потом махнули рукой. Только так, для порядка на нее беззлобно ворчали и требовали соблюдения чистоты и аккуратности.
А так же постоянно удивляла меня и всех окружающих своим отношением к еде. Одну сосиску я положил перед Барби – на пробу. Пробы не вышло. Она ее не сожрала, она втянула ее в себя практически мгновенно, пару раз щелкнув челюстями. Это было интересно и любопытно. Впоследствии когда я в этом разобрался, я, похихикивая, любил ее кормить макаронами. То есть одной макарониной, а потом следующей. Сначала, когда она плохо сообразила что это такое, она клацала зубами пытаясь сожрать макаронину, все это дело плохо жевалось и это надо было проглатывать. То есть надо было совершить много усилий, а результат аховый. Тогда она придумала свое ноу-хау, всасывание. Это как маленький пылесос, который всасывает по одной макаронине. У-ить и нету. Она была всегда голодна и очень четко отслеживала, все наши перемещения в кухню и немедленно заявлялась туда же. Кабы чего не сожрали в ее отсутствие. Уши тоже постоянно работали в отношении съедобных слов и предлогов.
Барби с настороженностью повернула голову в нашу сторону, услыхав предлог «На». Этот слово она изучила быстро. Просто когда есть что съестное, мы, обращаясь к друг другу говорим на колбаску, на печенье и т д. Хвостатая быстро сообразила, что если реагировать на слово «на», то может что-то отщипнется и для нее. Проблема у нас с Барби была всего одна – она не всегда понимала чувство сытости. Пес сгрызал все свои кости с космической скоростью. Слышался скрип хрящей и хрумканье. За несколько минут она съедала все полностью. Я всегда удивлялся – каким образом она их перетирает. Была кость – нет кости. После своей еды она подходила ко мне, и весь ее вид излучал, что она собака голодная, очень хочется кушать, и если у вас хоть есть капля сострадания, если вы хороший человек, то вы не забудьте, пожалуйста, про нее. Если можно то дайте, пожалуйста, хоть маленький кусочек, я вам то конца жизни буду благодарна. Вот спасибо тебе добрый человек, дай я тебе пальцы лизну за это. Но в тот момент, когда ужин заканчивался, отношение ее к нам менялось на диаметрально противоположное. «Ну, чернь, я вам устрою представление, за то я тут унижалась, клянча еду, эх как бы самой научится добывать лакомства, помимо вас». Барби всегда честно выдавалась ее доля, но, она все же считала, что мы едим только деликатесы. Когда ей в нос тыкали огурец, она смотрела недоверчиво и чувствовала где-то подвох. Даже обнюхав его и попробовав на вкус, она его с отвращением выплевывала, но не уходила, а ждала окончания ужина.