Ля-ля-фа - Кивинов Андрей Владимирович. Страница 11
Ромка, парень из моей бывшей школы, по-старше меня на пару лет, дурит народ какой-то лотереей с коробочками. Выиграть можно, если знать принцип. Я принципа не знаю, поэтому не играю. Зато знаю, что Генералу Ромка отдает половину дохода. Один раз ему сделали подставочку для проверки на честность. Ромка зажал, после чего месяц находился на неоплачиваемом больничном.
Шурка на тусовке. Прижимает намоченную тряпку к щеке. Тряпка в крови.
– Как «стрелочка»? Приподнялся?
– Во. – Шурка убирает тряпку. Щека иссечена мелкими шрамами-линиями.
– Что с нами случилось?
– Граната. Чтоб еще раз я с Морозом связался!.. Идиот. Чуть без глаз не оставил. Хорошо, я залечь успел, да и то получил.
– Какая граната?
– Вроде эр-ге-дешка. Если б Ф-1, я бы тут не стоял.
– Расскажи-ка, порадуй сердце.
– Да чего там рассказывать? Приехали к бане. Мы с Морозом, еще двое с нами и тот, что деньги должен, с двумя. Стали «тереть». Мороз наехал. Вполне обоснованно – два «лимона» не коробок спичек. Тот тоже про какой-то долг вспомнил, который Мороз два года назад зажал. И началось. С разговора на крик, пальцы в глаза. Давай крутизной мериться, авторитетами сыпаться. Короче, тот ствол достает, и на Мороза… Витек – оба гранату! Я думаю, пошли они на фиг со своими долгами, дятлы огнестрельные. Тот ствол в башку Витьке, а Витек – на, прямо под ноги гранату. И себе, и им. Я первым грохнулся, поэтому только щекой и отделался. Уши заложило, не слышу ни фига, одна дымина. Отошел чуть, глядь – е-е… Витек по земле катается, в кровище весь, двое рядом лежат. Остальные врассыпную. Смотрю, народ бежит. Поэтому и я ждать не стал. Сами пускай разбираются. Я на гранату не рассчитывал. Ну, нож, ну, кастет. Пугач, в конце концов. Крутизна долбаная.
Я б сказал, ответная реакция личности на окружающие раздражители. Без всякой крутизны. Вполне обычная, нормальная реакция. Через полгодика на «стрелки» – «терки» будем с базуками ходить. Потому что деваться некуда. Если в ход пойдут танки, я, в принципе, не удивлюсь. Не оружие выбирает человека, а человек – оружие.
Я чешу «репу», размышляя о поворотах судьбы. Я ведь собирался на эту «стрелочку». И не заявись вчера Сопля, я бы на нее поехал. И, возможно, лежал бы сейчас на пустыре за баней с осколочным ранением организма и остывал с положенной скоростью. Тогда бы мне точно ни-чего не надо было. Хм… Да. Получается, я Сопле еще и пузырь выкатить должен.
Шурка перебивает ход моих рассуждений:
– У тебя-то как? «Бабки» отнес?
Я не знаю, что ответить, поэтому бросаю первое пришедшее в голову:
– Нет… Я потерял. Потерял «бабки».
Шурка роняет тряпку. Лицо у него попорчено основательно.
– Ты чего, в натуре, что ли? Шутишь?
– В натуре, в натуре. С деньгами не шутят, а без денег тем более. Да не пялься, иди лучше «фэйс» вымой. «Клерасилом». Результат налицо. Ну, потерял и потерял. Что, из-за какой-то бумажки на гранату ложиться?
Шурка судорожно размахивает руками, вероятно, не находя слов утешения моему горю.
– И чего? – наконец выдает он непонятно к чему относящийся вопрос.
Я догадываюсь, что речь идет о том, что я теперь собираюсь делать.
– Скорее всего, ничего. Если мне не дадут политического убежища, я сдамся властям. Пускай порадуются, ребята. Еще один мощный удар по наркомафии.
Шурка опять начинает манипулировать платком по щеке.
– Слышь, Том, я тут прикинул… А ты возьми да не пойди в ментовскую. Вообще. Может, забудут? У них сейчас и без тебя хватает заморочек. Вон, Ромка уже два года по повесткам не ходит. Забил болт на все. Участковый если и придет, то позвонит, постоит пару минут возле двери да отвалит. Очень ему надо за Ромкой бегать. А днем Ромка свои коробочки на рынке передвигает. И ничего, никто его не ловит.
– Это, конечно, можно. Только ситуацию тоже надо учитывать. Ромка если и должен кому, так это кинутым лохам, которые в ментовскую прибежали. А я должен не лохам и даже не государству. Я должен конкретной личности, Анатолию Игоревичу Небранскому. Понимаешь? Это его деньги. Передавать их на развитие не знаю там чего он не станет. Он потратится на укрепление собственной материально-технической базы или вложит в фонд помощи Анатолию Игоревичу Небранскому, бедняге-мужичку из РУВД. Какая у него, несчастного, маленькая зарплатка! Вот ведь государство противное, не хочет нормально обеспечивать, приходится самому. Человечек, не жалея силушки, днем и ночью выполняет свой долг. Должок. Не буду я ни с кем в прятки играть, пускай сажают.
Шурка сплевывает окровавленную слюну под ноги, после усмехается и произносит:
– Ты не обижайся, Том, но, по-моему, ты стал овцой. Бяшей. Бе-бе-бе-е-е-е…
Куплет восьмой
Я смотрю во двор из своего окна. Тысячи раз виденная картинка. Никогда не меняющийся пейзаж. Или натюрморт. С дичью в виде трех бездомных котов, роющихся в мусорном баке. Иногда в нем роется дядя Сева в поисках пустых бутылок. Когда личный бюджет не укладывается в пенсию.
Еще три дня канули в прошлое, превратились в историю моей жизни. Радостного чувства наслаждения которой, а равно полумиллионного состояния они не внесли. Как я ни пыхтел, как ни сопротивлялся.
А как я надеялся! Я видел себя несчастным моряком, стоящим на палубе сбившегося с курса корабля, отданного на волю бездушного океана. Я часами вглядывался в серую пелену тумана и наконец…
– Земля, земля, бля буду, земля!!!
Команда высыпает на палубу.
– Где?! Где?!
– Да вон же, вон!.. Вон.
– Ты что, парень? Где?
Я понимаю, что нигде. Легкий мираж, вызванный долгим ожиданием чуда. Но поздно. Взлетает вверх иссушенная, но все еще сильная, мускулистая рука боцмана, и в спину мне вонзается холодная сталь кривого пиратского ножа. Я падаю на палубу, я кричу: «Подождите, подождите, я не виноват, это случайно!!!», Но я знаю, что не буду прощен, что буду добит и съеден голодными собратьями по несчастью, потому что совершил самое ужасное преступление – на секунду подарил им надежду, которая тут же рассеялась, как легкие облака над океаном.
И корабль плывет без меня…
Я сейчас просто стою и жду. Вчера вечером позвонил Анатолий Игоревич. Сами понимаете зачем. Осведомиться о характеристиках. Хороши ли? Я ответил, что как раз пишутся. Слава Богу, мать стирала в ванной и не слышала разговора.
Анатолий Игоревич пожелал на прощанье успеха, понадеялся, что характеристики будут достаточно объективны, и напомнил про десятидневный срок. Надо же, какие забота и участие! Выбрал минутку в пылу борьбы с мафией, чтобы позвонить какому-то Коле Томину, человеку-гаечке. Видишь, дорогой мой, кругом стрельба, взрывы, беспредел, но о тебе мы не забываем.
По телеку крутят очередную викторину.
– Итак, внимание, решающий вопрос сегодняшней игры!!! Приз, предоставленный нашим генеральным спонсором, ждет вас! Сосредоточьтесь, подумайте – и приз ваш! Готовы? Отлично! Что прорубил Петр в Европу? Время! У вас есть минута. Тишина в студии!!!
Юная девочка лет двадцати морщит лобик и покрывается красными пятнами. При этом не снимая с лица улыбочки. Она, по-моему, все время лыбится. Как кукла Барби.
– Время! Прошу вас, Светлана. Повторяю вопрос: что Петр прорубил в Европу?
– Проход… – тихо-тихо шепчет Светлана.
– Эх! Вы почти угадали! Не спешите, подумайте. Я даю вам еще одну попытку! Помните, вас ждет замечательный приз. Ну?
– Маленький проход…
– Не спешите, Светлана, не спешите! Наш спонсор, надеюсь, предоставит еще одну попытку?
Напудренные дяди в разноцветных пиджаках, не отрывая глаз от Барби-Светланы, утвердительно кивают головами. Светлана уже полностью побеждена краснухой, но по-прежнему держит улыбку, хлопая длиннющими накладными ресницами. Наверное, получила установку. Недостаток мозгов должен компенсироваться достоинством внешности.
– Пасиба, пасиба нашему спонсору. Я даю вам одну подсказку, Светлана. Вы почти у цели. Еще немного. То, что Петр прорубил в Европу, начинается на букву «О». Прошу вас.