Полное блюдце секретов - Кивинов Андрей Владимирович. Страница 15

Молодой человек вполне благопристойной наружности, с небольшой собачкойболонкой, заходил следом за какой-нибудь девушкой в подъезд, вместе с ней садился в лифт, после чего спрашивал этаж и, когда слышал ответ, выхватывал нож и наносил удары жертве в верхнюю часть тела – в шею, грудь, руки. Затем убегал, не беря у потерпевшей никаких вещей.

Все жертвы были молодыми, симпатичными Девушками из одного микрорайона, никогда не знавшими о существовании друг друга. Из чего напрашивался вывод, что товарищ страдает острой мозговой недостаточностью в крайне серьезной форме.

Один день он взял для перекура, после чего повторил вояж, немного переместившись в географическом отношении. Все остальное осталось без изменений – подъезд, лифт, собачка, нож.

Открытие второй части охотничьего сезона ознаменовалось нападением на двух девушек сразу. Обе, остались живы. «Скорая» во всех случаях поспевала вовремя, потому что происшествие быстро обнаруживалось. Но обычно при таких ранениях смерть от потери крови неизбежна.

Срочно создали оперативную группу, согнали человек сто ментов со всего города, составили фоторобота собачника и, снабдив приметами, разослали всех перекрывать возможные места появления маньяка. То, что это маньяк, сомнений ни у кого уже не вызывало. У последних двух жертв тоже похищено ничего не было.

Чертили схемы, пытались делать анализ и высчитать, где он объявится в следующий раз, совершенно забывая, что дураки не руководствуются никакой логикой и угадывать ход их мыслей – дело пустое.

Специально выделенная бригада ездила по психоневрологическим диспансерам и беседовала с врачами, предъявляя фоторобот. Но композиционный портрет – вещь весьма субъективная, и на его достоверность полагаться не стоило.

Прессу и телевидение пока не подключали, решив не создавать очередного ажиотажа.

Сегодня наверняка подключат, тем более, что придурок имел достаточно однообразный способ действий и всегда был с собачкой.

«Группу пролетарского гнева», то есть убойный отдел, тоже пока не поднимали по тревоге. Хотя товарищ и имел явное намерение убить, но ведь не убил, а убойщики вступают в бой только при наличии трупа.

Сегодня халява кончилась. Впрочем, что толку от одного человека, когда сто пятьдесят безуспешно роют носом землю?

– Что-нибудь есть? – спросил Паша у Музыканта.

– Как и в те разы, наверное. С теткой-то уже не побеседуешь. Со слов вон той бабули, женщина вошла в подъезд, правда, входил ли кто следом, бабка не заметила, отвернулась. Но это ни о чем не говорит. Последний раз он ждал жертву, вернее жертв, возле почтовых ящиков. Якобы газету доставал. Зато бабуля заметила, что минуты две спустя из подъезда вышел молодой парень в малиновой куртке, длинноволосый, в кепочке-бейсболке, с маленькой белой собачкой на поводке. Опять эта сука… – А куда пошел?

– Вон в тот подъезд. Мы слазили туда и обломились. Проходной.

– Ну, значит, не такой он и дурак, хочу заметить. А потерпевшая?

– Лет сорок, ничего особенного, одета неброско. Я насчитал четыре ножевых. Может, больше, там кровища сплошная. – Весело. Еще, кстати, не вечер. – Черт!

Подъехал автобус с районными экспертами. Постовой активно разгонял толпу, не очень стесняясь в выражениях. Странно, ничто не вызывает такого любопытства, как чужая смерть.

Про совпадение примет Паша спрашивать не стал. Они совпадали. Он помнил их наизусть – все уши прожужжали на сходках у начальника. Двадцать пять лет, малиновая куртка, длинные черные волосы, белая собачка-болонка. Малиновый цвет куртки тоже, кстати, говорил о том, что товарищ еще не окончательно спятил. На малиновом не видно крови…

– Твоя земля? – спросил Паша у Музыканта. – Да, – мрачно ответил Серега.

– Ты потом собери с участковых справки по обходу, ОПД все равно мне заводить.

– Хорошо. Хотя, может, попадется? Совсем уж оборзел.

– Чикатило двадцать лет ловили. – Эх… Подошел Таничев.

– Привет, Серега. Мужики, там муж тетки вернулся. Пойдем, покалякаем.

– А, – махнул рукой Музыкант. – Без толку. Что он вам скажет? – Все равно надо, хотя бы формально. Опера двинулись к подъезду. – Хуже всего, когда дурак, – опять запричитал Музыкант. – Никакого страха, никакого смысла. Опасный урод.

– Да, – ответил Таничев. – Дураки опасны. Недавно в нашем РУВД взяли на работу дурака. Следователем. Самого настоящего идиота, состоящего на учете в психушке. Как он прошел комиссию? Но раз взяли, значит, прошел. Сейчас, в принципе, всех берут. Так вот, для преступников это был самый опасный человек. Для преступников любого ранга – начиная от мелкого наркомана и заканчивая бандитским боссом.

Он, как это ни странно звучит, руководствовался только законом. Приносят ему, к примеру, дипломат с пятью тысячами баксов и говорят: «Давайте, товарищ, разберемся по справедливости. Не должен наш брат сидеть в тюрьме».

Дурик башку почешет, потом УПК откроет, полистает и отвечает: «А здесь про пять тысяч ничего не сказано, извиняюсь. Тут про арест сказано, извиняюсь». И хлоп братана за решетку.

Столько он за полгода пересажал, сколько иной за всю жизнь не смог. И не боялся ведь ничего – ни угроз, ни подстав. Одно слово, дурак. Я действую по закону, я действую по закону…

– А сейчас он где?

– Слили парня. Кто-то из крупных мафиози не на шутку встревожился, когда его братву в порядке живой очереди начали отправлять в тюрьму. И пожаловался руководству РУВД. Сначала попытались на взятке хлопца слить. Подключили РУОП, зарядили в дипломат такую сумму, что нам троим до конца дней хватит и детям еще останется. Ан хрен. Дурак опять в кодекс пальчиком потыкал и постановление на арест – будьте любезны. Ну, тогда пришлось действовать старыми методами. Нашли в деле какую-то незначительную ошибку и уволили.

– Ты хочешь сказать, что те, кто не берет и действует по закону, дураки?

– уточнил Музыкант.

– Не обязательно. Но в нашем следственном отделе такой прецедент был единственным. А сказать я хочу, что дураки опасны.

В подъезд посторонних не пускали. Опера кивнули постовому, и тот посторонился, пропуская их к месту происшествия.

Женщина лежала в лифте, свернувшись калачиком. Как говорят медики, в эмбриональной позе. В свете экспертизных юпитеров кровь выглядела неестественно яркой. Как большая, постеленная на пол красная тряпка.

Женщину, должно быть, застигнуть врасплох не удалось – на ладонях имелись многочисленные порезы. Наверное, это и сгубило ее. Предыдущие жертвы не оказывали сопротивления, поэтому собачник, нанеся два-три удара, убегал. Сегодня он, видимо, рассвирепел от противодействия и довел дело до ужасного конца.

Рядом с головой валялась небольшая дамская сумочка. Одета женщина была действительно неброско – обычное голубое платье в белый цветочек.

Она жила на пятом этаже. Муж сидел на кухне, подперев голову рукой и уставившись в одну точку. Он вернулся домой уже после трагедии и, постояв немного возле лифта, ссутулившись, поднялся в квартиру. С ним пока никто не говорил, давали время немного успокоиться. Ему было лет двадцать пять на вид, что немного удивляло, ведь его жене наверняка уже за сорок. Но любовь зла и часто выходит за рамки традиционных устоев.

Паша вытащил из-под стола вторую табуретку и достал блокнот.

– Простите, молодой человек, вы в состоянии отвечать на наши вопросы?

Парень вздрогнул и оглядел присутствующих:

– Да, да, конечно.

– Прошу не удивляться вопросам, может, они покажутся жестокими и нелепыми.

– Пожалуйста.

– Это ваша жена? Вы опознали ее?

Парень закрыл глаза. Чувствовалось, что его горе было неподдельным.

– Да, это Галя, – вполголоса ответил он.

– У вас есть ее документы?

– Да, секундочку.

Парень открыл дверцу настенного шкафа и достал пачку документов, перетянутых черной резиночкой.

Паша нашел паспорт и стал переписывать данные.

– Вы не расписаны? То есть она вам не жена?

– Она мне жена. Если для вас имеет значение штампик в паспорте, то для нас – нет.