Рикошет - Кивинов Андрей Владимирович. Страница 6
– Кто вызвал? – продолжая чистить штанину, спросил Казанцев.
– «Скорая».
– А «Скорую»?
– Не знаю… Три огнестрела. Двое отошли, третий жив.
– Сильно… Адрес нигде не светился?
– Димка безухий там живет, Курицын. Ван-Гог «погоняло». С наркотой как-то залетал.
– Разборки, может?
– Может. Сейчас узнаем. Олежек, прибавь газ-ку… Раз один жив – расскажет. Пока не добили.
Машина наскочила на лужу. Салон окатило грязью.
– Тьфу!
Гриша, сидевший спереди, снял фуражку и стряхнул воду, затем платком вытер лицо.
– Сам же просил прибавить. Припарковались возле дома, въехав на газон. «Скорая» заняла узкий тротуар, преградив путь.
– Кость, ты знаешь человека, который на фотографии в паспорте в головном уборе? – непонятно к чему спросил Гриша, надевая фуражку и выходя из машины.
– Нет.
– Махмуд Эсамбаев. Танцор. Клянусь! Сам видел. Он на паспорте в папахе. Ему лично Щелоков разрешил, министр бывший.
– Ну и что?
– Да так, ничего.
Квартира находилась на третьем этаже. Водитель остался караулить машину, замки на дверях которой заменяли веревочки. Однажды он оставил вверенный транспорт без присмотра, и УАЗ угнали балбесы-рокеры. Накатавшись, бросили.
Дверь открыта. Костя, миновав коридор, прошел в гостиную, где, судя по голосам, и происходило действие.
…На пороге, прислонившись к белым дверям и уронив голову на грудь, сидел парень с одним ухом. Футболка с трафаретом группы «Продиджи» была разорвана в районе лысины солиста, отчего казалось, что пулю заработал солист. Кровь почти не различалась на фоне ярких красок рисунка; если бы не окаменевшие глаза умершего, Костя решил бы, что парень придуривается, изображая покойника. Эти наркоты – редкостные приколисты.
На полу возле стола лежала молодая девица. Здесь все ясно с первого взгляда: пуля вонзилась в голову, прямо под глаз, и вышла через затылок. Кровь на полу казалась неестественно яркой и чем-то напоминала густой малиновый сироп. (Ну, Казанцев, у вас и фантазия…) Девица, вероятно, сидела на стуле, пила кофе, когда началась пальба.
Третий потерпевший, молодой парень, лежал на диване, над ним колдовали два врача, мужик и женщина.
Созерцание обстановки длилось секунды две, не больше.
– Генка; – кивнул Гриша на сидящего возле дверей, – Ван-Гог.
Медики обернулись на голос.
– Милиция, – представился Костя. Хотя и так ясно, что не санэпидемстанция. Гриша был в форме.
– Это жена его, – кивнул на лежавшую девицу участковый, – скандальная мадам.
Костя приблизился к третьей жертве. Парень находился в сознании, слегка постанывал. Повязки стягивали бедро и предплечье. Врачи в темпе паковали инструменты, санитар ждал команды, стоя в углу комнаты с носилками, словно часовой с огромной винтовкой.
Казанцев, чуть наклонившись к раненому, задал короткий наводящий вопрос:
– Кто?
Парень облизнул сухие губы и покачал головой:
– Не знаю…
– Кто?!
Раненый приоткрыл глаза и вздрогнул. Осатанелый взгляд Казанцева жег сильнее засевших в конечностях пуль (Сам добью!!!).
– Кто?
– Юрка… Котин…
– За что?
Парень наморщился и едва слышно выдавил из себя, будто остатки зубной пасты из тюбика, два слова:
– Доза нужна.
Костя выпрямился, обернулся к Бугаеву:
– Сгоняй за управляющим, пусть на воротах встанет, я отзвонюсь пока…
Участковый побежал вниз, Костя набрал номер дежурки, доложил обстановку. Санитар с врачом-мужиком перекладывали раненого на носилки. Дебош приключился минут сорок назад. Стрелок наверняка еще под впечатлением, то есть соображает слабо, а если ужалился, то и подавно угорел. Не хапнуть быстро – перестреляет еще дюжину. Разжижение мозгов.
Костя черкнул данные раненого, номер бригады «Скорой», название больницы. Добивать бедолагу вряд ли придут, как это у братвы заведено, охрану можно не ставить. А сам не убежит. Не уползет. После операции пообщаемся подробней.
Гриша уже вернулся на площадку, притащив на хвосте не только водителя, но и пару постовых.
– Олежек, вставай на ворота, – приказал Казанцев водителю, – жди начальство. Скажи, что мы пошли в секретную засаду, а то развоняютса, почему не дождались и не доложили. Да, кстати, «фомич» есть? Или приблуда какая?
– Ломик, лед долбать.
– Где лежит?
– Под задним сиденьем.
– Понял. Господа сержанты и офицеры, поздравляю вас с началом ликвидации особо опасного мудака. Только что уложившего двоих.
– Может, подмогу дождаться? – предложил Гриша. – Береженого Бог бережет.
– Не будет подмоги… Личный состав по приказу командира рубит палочки в магазинах, отлавливая несунов и повышая раскрываемость.
– Тогда – ура!
Адрес Котина участковый помнил наизусть. По пути для поддержания боевого духа он рассказал пару анекдотов про ментов.
– Так, вот его окна, – кивнул в сторону третьего этажа хрущевки Бугаев.
– На ту сторону выходят?
– Нет.
– Мужики – под окна. Всех впускать, никого не выпускать. Вопросы?
– У него пушка?
– У него гаубица и зенитно-ракетный комплекс на кухне.
Постовые вытащили оружие, вдоль дома прокрались под окна.
– Ну, Гриша, партия сказала: «Надо».
– Комсомол ответил: «Хрен!» На пролете между этажами Костя, словно копье, приподнял ломик и прошептал:
– Ну, чего? «Телеграмма» или «водопроводчики»?
– Гринпис. А еще лучше – ритуальные услуги, рекламная акция, лотерея. Каждому выигравшему – бесплатную могилу.
Шуточки немного снимали нервный напряг, хотя по рюмке коньяка было бы надежнее. Дверь квартиры представляла собой, как писалось в протоколах, картонно-деревянную конструкцию, оборудованную одним накладным замком отечественного производства. При приложении направленного действия мощностью в одну человеческую силу произойдет самооткрывание. На обивке – свежевысохший мазок. Словно художник опробовал качество кисти на мольберте. Кровушкой. Тут же надпись баллончиком «Пьянству – бой!».
К счастью, обошлось без силового вмешательства, ибо дверь оказалась не заперта.
– Сегодня в нашей тюрьме день открытых дверей, – вновь прошептал Костя, – приглашаются все желающие. Пошли…