На сияющих вершинах - Корепанов Алексей Яковлевич. Страница 3

– Ну, что я говорил? – торжествующе воскликнул он, поднимаясь и размахивая белой одеждой, похожей на свитер с длинными рукавами; в другой руке он держал брюки наподобие обыкновенных спортивных шаровар. – Спецодежда. Нам предлагают переодеться в спецодежду.

– Это как, прямо здесь, перед всем народом прикажете халат снимать? – подала голос чернявая бабенка, блестя золотым зубом.

– Сейчас не время и не место стыдиться, – отрубил командир. – Пока необходимо выполнять те условия, которые нам диктуют. А женского пола без халатов я видал немало, и другие, наверное, тоже. Думаю, чем быстрее мы переоденемся в спецодежду, тем быстрее узнаем, чего от нас хотят. Делай, как я!

Командир без колебаний стянул свои пузырящиеся на коленях спортивные штаны, выставив на всеобщее обозрение синие плавки и загорелые волосатые ноги, и быстро облачился в «спецодежду».

– Мужчины, вы бы хоть отвернулись или глаза закрыли на минуту, – попросил из глубины зала женский голос. – Скажи им, Петрович.

– Эй, мужики, слушай мою команду: всем закрыть глаза! – распорядился усатый командир Петрович.

– Словно саван белый на себя натягиваешь, – со вздохом сказал кто-то рядом с Белецким.

Виктор переоделся вместе со всеми, внимательно изучил тонкую, скользящую под пальцами прохладную материю. Это была даже не ткань, а нечто наподобие пленки; она легко растягивалась, но затем вновь приобретала прежние размеры. Теперь все вокруг было белым: пол, потолок, стены и люди, ставшие похожими друг на друга, почти безликими.

«В лагере все в полосатом, здесь все в белом… – мелькнула мысль. – Действительно, как в саванах…» Происходящее казалось Белецкому причудливым сном, где все возможно, где нужно ожидать любых неприятностей, где спецодежда падает сверху, неведомо каким образом проникнув сквозь потолок.

– Козлы недоделанные, – проворчал смуглый парень, тоже облачившийся в белое. – Сортира-то нет у сволочей. Прямо на пол отливать, что ли?

– Построиться вдоль стен! – вновь приказал Петрович. – Будем разбираться с численным составом. Дамочка, положите, наконец, свой халат. Никто его отсюда не унесет, не беспокойтесь. Построились, построились, поживее!

«Все-таки иногда хорошо, когда за тебя думает какой-нибудь Петрович, а тебе остается только выполнять команды…» – Белецкий усмехнулся и вслед за другими направился к стене.

Но дойти не успел, потому что в дальнем конце зала раздались возбужденные голоса. Он посмотрел в ту сторону и увидел, что торцевая стена зала исчезла и там появился выход.

3

Виктор выпрямился, потер ноющую поясницу, со вздохом провел рукавом по взмокшему лбу. Вокруг, присев на корточки или согнувшись, трудились соседи по микрорайону, медленно продвигаясь, каждый вдоль своей борозды, по необъятному полю, уходящему за горизонт. То тут, то там раздавалось тихое пощелкивание. Низкое небо было затянуто сплошной облачной пеленой, в воздухе со странным сладковатым привкусом не чувствовалось никакого намека на ветерок. Было душно как перед грозой, и если бы не остававшаяся все такой же прохладной одежда, сил для работы хватило бы ненадолго. Хотя работа была не из самых тяжелых – не картошку копать, и не готовить огород к зиме, как приходилось Белецкому на даче у тещи. Всего-то и дела – расчистить кисточкой мелкую лунку, дно которой покрывает какая-то стекловидная полупрозрачная масса с сиреневыми прожилками, а потом тереть жесткой губкой это стекло до тех пор, пока прожилки не исчезнут. До щелчка. И переходить к следующей лунке. Очень похоже на «секреты», в которые играли в детстве: выкопаешь ямку, положишь туда цветок, этикетку или красивую пуговицу из маминой коробки, закроешь осколком стекла и засыпаешь землей, отметив место «секрета» каким-нибудь только тебе известным знаком. А потом придешь, докопаешься пальцем до стекла, протрешь окошко – и смотришь, любуешься сокровищами… Только здесь, на этом поле, сквозь стекловидную массу была видна всего лишь серая земля, и лунки шли одна за другой с полуметровым интервалом, прокопанные в неширокой борозде, оставленной каким-то здешним плугом.

«Старики на уборке хмеля, или Трудовой десант по оказанию помощи местным колхозникам в выращивании рекордного урожая», – думал Виктор, размеренно и с нажимом водя губкой по дну лунки. Иронизировать ему совершенно не хотелось, потому что из головы не выходила одна очень печальная мысль: их действительно захватили в качестве обыкновенной рабочей силы. И если это «десант» – полбеды, трудовые десанты рано или поздно возвращаются к месту основной работы; а вот если это пожизненное рабство…

Виктор оглянулся на зал метро, оказавшийся снаружи серым сооружением внушительных размеров наподобие аэродромного ангара, сравнил пройденный в приседаниях-вставаниях путь с тем расстоянием, которое оставалось до застывшей вдалеке белой фигуры, и вновь со вздохом вытер пот. Хотелось пить, хотелось есть, и тоскливо было чувствовать себя рабом на плантации.

В однообразной работе притупилось ощущение времени, и было трудно определить, час, два или все четыре прошли с того момента, когда им дали возможность покинуть «ангар». Белецкий вышел в числе последних и по царящей в толпе тишине понял, что ничего особенно страшного люди не обнаружили. Но и ничего особенно веселого тоже. Поле раскинулось от горизонта до горизонта, в каждой борозде, вытягиваясь в ровную линию, лежали нехитрые орудия труда – кисточка с длинной ручкой да бесформенная губка – и в нескольких метрах от первого ряда пленников возвышался безликий Кубоголовый в плащеподобном белом облачении.

– Мать честная, сейчас же он нас всех постреляет! – крикнул кто-то из вышедших последними. – Назад-то уже никак!

Белецкий обернулся. Ничего похожего на двери или ворота в стене ангара уже не было.

– Кончай орать, в душу тебя колом! – взвился над толпой простуженный голос командира Петровича. – Сейчас нам будут ставить задачу. Женщины, не толпитесь, не на рынке. Станьте посвободнее, места хватает. Послушаем здешнего начальника.

Но «здешний начальник» не стал ничего говорить. Он просто наклонился, протянул выскользнувшую из-под плаща длинную руку и взял кисточку и губку. Поднял над своей странной головой («Может быть, это не живые существа, а какие-нибудь кибернетические устройства?» – подумал Белецкий), поводя рукой из стороны в сторону, словно демонстрируя, а потом резко согнулся, как будто переломился, и показал, как пользоваться инструментами: кисточкой смахивать, губкой тереть. Раздался щелчок, Кубоголовый выпрямился и перешел к следующей лунке. Вновь при полном молчании наблюдающих последовала демонстрация приемов труда. Затем Кубоголовый положил инструменты на место и быстро зашагал прочь от ангара, будто потерял всякий интерес к столпившимся людям.

– Куда это он? – растерянно спросили из первых рядов, но никто ничего не ответил. Все молча провожали глазами удаляющуюся зловещую фигуру.

Дошагав чуть ли не до горизонта, Кубоголовый, наконец, остановился, резко взмахнул руками и застыл, словно превратился в памятник повелителю этих неярких мест.

«Господи, какой-то сюр в пролетарском районе…» Белецкий поежился. Однако он уже понял, что никакой это не сюр. И Кубоголовый – не памятник повелителю, а надсмотрщик. Надзиратель.

Сообразили это и другие, потому что в толпе раздался чей-то удрученный голос:

– Поздравляю вас, господа! Отныне мы – рабы.

– А пошел бы ты в задницу, – отозвался стоящий неподалеку от Белецкого протрезвевший копатель погреба. – Хрена я ему вкалывать буду! Пусть удавится, падла безмордая!

– Ироды окаянные! – запричитали в передних рядах. – И тут горбатиться заставляют!

– Отставить! – вмешался Петрович, выйдя вперед, туда, где недавно стоял Кубоголовый, и повернувшись лицом к толпе. – Товарищи, не надо делать непродуманных заявлений. Надо выполнять то, что от нас требуют, и ждать, что будет дальше. Сопротивляться, не подчиняться, не зная возможностей противника, есть занятие бессмысленное и пагубное. Пока надо подчиняться и пытаться сориентироваться в обстановке. Вот так.