Песня зверя - Берг Кэрол. Страница 75

Над головой у меня раздался оглушительный рев, он пронзил меня не хуже когтей, чудовищно громкий, устрашающе мощный, – я испугался, что лишусь рассудка. Но тут – невероятно, невозможно! – в переливах драконьего воя, в тоне его голоса я услышал до странности знакомое сочетание нот.

Нет, этого не может быть! Я прикрыл голову рукой, постарался унять сбившееся дыхание и сказал себе, что если очень постараюсь, то проснусь на полу моей хижины. Но я продолжал жить, я был невредим, свистящее в ушах время и несущиеся облака уняли дрожь смертельного ужаса, и, когда дракон снова закричал, я весь обратился в слух.

На драконе не было Всадника. Когда я это понял, каждая косточка во мне содрогнулась. Зверь был свободен, он был на воле, и я затрепетал уже отнюдь не от ужаса, снова услышав музыку в его радостном крике.

Когда же зверь начал кругами спускаться, живот у меня прямо узлом завязался – ему и так все это время тяжко приходилось. Я осторожно прислонился к обтянутому кожей когтю, схватился за него и взглянул вниз. Мы падали сквозь серые облака. Внизу был покатый травянистый холм, с юга его огибала широкая сверкающая река. Круг, другой, третий, с каждым разом все ниже, и вот уже пять темных комочков, которые я поначалу принял за деревья, оказались двумя людьми и тремя конями. Я не позволял себе даже думать о закипавшей во мне надежде – даже когда мы достигли земли, и когти раскрылись, и я мягко свалился в густую траву.

Мгновение я лежал, сжавшись в комок и зарывшись лицом в мокрую и – о Джодар! – благоуханную траву. Если мне суждено сейчас умереть, пусть я умру на этой мягкой земле. Но сернистый ветер, который подняли драконьи крылья, заставил меня вскинуть голову. И тогда я поднялся, дрожа и шатаясь, и глядел, как дракон взмывал в небеса, пока он не исчез за облаками.

– Спасибо! – крикнул я, как будто он понимал слова.

А потом я повернулся к гребню холма, где на фоне неба вырисовывались очертания двух человек и коней. В глубине души я надеялся – без малейшей на то причины, – что на холме меня ждет Эйдан Мак-Аллистер. Но там стояли необыкновенно широкоплечий элим и Девлин, король Элирии.

Отец плакал.

ЭЙДАН

Глава 33

В конце концов оказалось, что к снадобью Нарима, как и к любой тюрьме, можно привыкнуть. Если не считать тошноты, которая охватывала меня каждое утро, когда Нарим давал мне следующую порцию, никаких неприятных ощущений я не испытывал. Я страшно устал, так что несколько дней вынужденной неподвижности были мне только на пользу. Элимы исправно кормили меня и пеклись обо всех естественных нуждах. Лишь одного они не знали, а я не мог им сказать, поскольку начисто лишился речи: все тело у меня немилосердно чесалось, потому что волосы снова начали отрастать. С этим ничего не поделаешь, и даже хорошо, что мускулы мне не подчинялись, а то бы я расчесал себя в клочки.

Сознание у меня тоже дремало. Большую часть пути я и вправду проспал. Только к вечеру, когда действие снадобья слабело, я возвращался мыслями к последнему повороту на моем причудливом жизненном пути. Что задумал Нарим? Действительно ли он собрался говорить с драконами? Хочет ли он получить некое подтверждение своим выводам, которого не добился от меня? Нет, едва ли. Ниен'хак… Вот в чем дело. Если верить Давину, Нарим что-то там вынюхивал, а согласно книге Ниен'хак находится где-то в горах Караг-Хиум. Только я никак не мог вспомнить, что же это такое. Я пытался воскресить в памяти запись в книге, перечни, имена и цифры и вспомнить, где же я слышал это слово. На третью ночь пути я лежал в оцепенении и глядел в потухающий костер, и тут в голове пронеслась мысль о Кор-Талайт, зеленой элимской долине, которую Всадники превратили в выжженную пустыню. И тогда я вспомнил об Искендаре и его предсмертных словах. Он сказал: «Спросите его, что он нашел в Ниен'хак». Он сказал: «Спросите его, почему в честь каждого дракона назван элим».

Думать было страшно трудно. От догорающего полена оторвалась искорка и мимо моих неподвижных глаз полетела в небо, словно крошечный дракон. В книге были только элимские имена. А драконов не было. Нарим не знает, как зовут драконов, кроме, конечно, Семерых. Еще там был перечень всяких орудий. Бессмыслица. И список названий городов. Мысли улетели прочь, как пепел над костром, и некоторое время я был сосредоточен на том, как славно было бы протереть глаза от пыли и раздобыть вилы, чтобы почесать ногу.

Какое отношение тачки и кирки имеют к драконам? И что означают эти названия и цифры рядом с ними? Валлиор – тридцать два, Камартан – двенадцать, Абертен – три…

Правда обрушилась на меня, словно лавина. В одно мгновение все стало ясно: почему так важно заманить драконов к озеру, как Нарим собирается спасти Лару, почему меня надо убить… Ужасающая уверенность едва не разорвала меня в клочья, и я, наверное, действительно громко застонал, потому что надо мной склонился Нарим. Я изо всех сил пытался заговорить.

Названия – места, где расположены драконьи лагеря. «В честь каждого дракона назван элим», и Нарим точно знал, где сколько драконов. Лопаты и тачки были для того, чтобы что-то искать в Ниен'хак – в Ниен'хак, в Кровавой Яме, в пещере возле Кор-Талайт, где элимы выкопали все кровавики. Что же такое нашел Нарим в этой Кровавой Яме?

Нарим позвал Келлса, и вдвоем они держали меня, чтобы я не дергался, а я корчился и хрипел: «Не смейте!» Ничего больше я сказать не успел – они влили мне в горло свою отраву.

– Я не хотел увеличивать дозу, чтобы оставить вам некоторую свободу действий, – холодно сказал Нарим. – Но теперь вижу, что нельзя позволять вам собираться с мыслями, по крайней мере настолько, чтобы говорить с Роэланом.

Я отчаянно кашлял, но маслянистая жидкость скользнула в горло, обожгла желудок, я обмяк и едва дышал, а мысли смешались, оставив смутное ощущение отчаяния. Нарим собирался снова поработить драконов – только на сей раз повелевать ими будут элимы. А когда каждому элиму дадут дракона и камень, только один человек на всем белом свете будет знать, как разорвать эту связь. И тогда я должен буду погибнуть.

Наверное, Нарим действительно умел рассчитывать дозы своей отравы, потому что я постоянно пребывал в тягостной дремоте, охваченный ужасом и отчаянием, а к Роэлану воззвать не мог. Взять себя в руки и сосредоточиться решительно не удавалось. Чаще всего я не мог даже вспомнить, почему меня трясет от страстного желания не подпустить драконов к озеру. Один раз я почувствовал, как Роэлан зовет меня – словно далекий одиночный раскат грома. В ответ я закричал, как кричит измученный засухой крестьянин, когда видит, как туча обходит стороной его иссушенную пашню, – а прозвучало это слабым бессловесным стоном, за который я получил добавки Наримова снадобья. В то утро элимам пришлось поменять веревки на моих запястьях, а не то я бы свалился под копыта собственной лошади, потому что путы прогорели насквозь.

Сколько дней заняло путешествие к озеру, я не знаю. Меня одолевали кошмары: я оказался в бесконечном потоке драконьего пламени, я простудился насмерть, потому что лошадь на переправе утонула, и меня утащили бурные волны, то меня снова приковали к сырым каменным стенам Мазадина, и я теряю рассудок от ужаса…

– …лежите смирно. Будет только хуже, если вы станете дергаться. – Спокойный сухой голос проник сквозь пелену кошмаров, но разогнать их не смог. – Сожалею. Право, я вовсе не хотел так с вами поступать.

Холодная тьма. Не сырая духота темницы, а прохладный колючий воздух. Чистый. Прозрачный. На мне лежит что-то шероховатое и теплое. Все это были сны, просто сны. Только бы в голове прояснилось. Но голова трещала так, словно мозг распух и тщился вытолкнуть глаза наружу. Я попытался поднести руки к лицу, чтобы запихнуть глаза обратно, и тогда ледяное железо хлестнуло меня по лицу, отгоняя последние остатки снов. Но не все.

Руки у меня на самом деле оказались скованы цепями, а цепи крепились к чему-то у меня над головой – скорее всего, к холодной шершавой гранитной стене, у которой я и лежал беспомощной грудой. Ноги, по крайней мере, были свободны. В темноте плавали серебристые пятна – расплывчатые звезды. От меня их заслоняла чья-то темная фигура.