Ворота из слоновой кости - Корепанов Алексей Яковлевич. Страница 19
«Давай, говноед, ищи! – прозвучало в мозгу. – Только хрен найдешь!»
«Подожди, – беззвучно шевеля губами, мысленно ответил Кононов. Для удивления просто не было времени, главное – не дать «абоненту» исчезнуть. – Я за тобой не гоняюсь, я не из конторы Сулимова. Я Андрей, твой родной брат. Старший брат...»
Ответа не было, но огонек в ночи не пропадал. Кононов еще сильнее придавил собственную руку, обнаружив, что, оказывается, уже может управлять своим телом, и мысленно повторил, вновь невольно помогая себе губами:
«Я действительно твой брат, слышишь?»
Кононов напряженно ждал, когда Мерцалов отзовется, но тот продолжал молчать. Что если он не поверит и отключится, уйдет отсюда и затеряется в потоках времени – навсегда?..
«Допустим, ты и в самом деле мой брат, – наконец донеслось из неведомых далей. – Но машинку-то тебе загрузили в «семерке», правильно? Чтобы ты меня разыскал – и ликвидировал. Только не говори, что я не прав».
«Да, меня послал Сулимов, – не стал отрицать Кононов. – Но не за тобой... Брат... я вообще думал, что тебя сейчас уже нет... Вообще – нет...»
«Ага, ты просто не допустил моего рождения, – сразу сообразил Мерцалов. – Руководствуясь заблуждениями этих «семерочников». Как видишь... вернее, как слышишь, на мне это никак не отразилось. Я жив и почти здоров... только зуб, сволочь, болит страшно... хотя как раз за это ему и спасибо... Ты сейчас где?»
«В Киеве, – ответил Кононов. – Сижу на Крещатике. Как зовут-то тебя, братишка?»
«А что, «семерочники» не сказали? Посчитали ненужной информацией? Ну да, зачем киллеру знать имя жертвы...»
«Сказали только фамилию: Мерцалов. Изобретатель машины времени. А настоящая твоя фамилия Кононов».
«Сергеем меня зовут. Сергей Мерцалов. Хотел бы с тобой встретиться, да вот только... Вдруг ты меня грохнуть намерен, а? Ради безопасности будущего. Так ведь они тебе говорили, да?»
«Да... Только я не гожусь на роль наемного убийцы, Сережа. Тем более – убийцы собственного брата».
«Но ведь ты меня как бы уже убил, братец...»
«Это совсем другое. Повторяю: я – не убийца. Я, собственно, обыкновенный безработный. Вернее, был... А теперь, здесь, вполне обеспечен. Стараниями Сулимова».
«Они тебя к стенке приперли или убедили?»
«Убедили...»
«Значит, согласился остаться здесь... Тебе ведь сказали, что назад не вернешься? Машинка-то одноразового пользования – во всяком случае, я так полагал...»
«Сказали».
«Тут мне еще разобраться надо – почему машинка до сих пор работает, и насчет связи я ничего не знал. Твоя ведь тоже не исчезла – так чего ж ты не вернулся?»
«Пробовал. Не получается».
«Ладно, братец, разберемся, дай мне только в себя прийти. И зуб болит, и чувствую – вот-вот отрублюсь, они ж меня постоянно какой-то фигней пичкали, чтоб не сбежал. А у меня все как в америкосных кинодурилках вышло, братец! В общем, будешь ты меня убивать или нет – пока не знаю, но рискну. Давай встретимся. В конце концов, сбежать-то я от тебя всегда успею... Так ты обеспечен, говоришь?»
«Более чем».
«Тогда прикупи какой-нибудь спортивный костюм и кроссовки, сорок второй размер, а костюм – сорок восьмой. А то я тут в чужом торчу, вернуть надо...»
«Искать-то тебя где, Сережа?»
«А там же, возле конторы этой засекреченной, которой тут пока нет. Сижу на чердаке и плыву, словно литра два без закуски принял... Слушай, Андрей... Тебе сколько лет?»
«Сорок один».
«Да, действительно, старший... А у меня сегодня день рождения. В самом прямом смысле – родился я сегодня. Сегодня ведь двадцать пятое, правильно?»
«Да, двадцать пятое мая».
«Ну вот, можешь поздравить – мне тридцать шесть стукнуло. Отметил хорошо. В смысле, наконец на свободе – и это хорошо».
«Поздравляю, братишка. Только ты ведь так и не родился...»
«Ну да. Должен был родиться, да ты помешал. Но, тем не менее, живу... Андрей... а почему я оказался в другой семье? Ты что-нибудь об этом знаешь?»
«Родителям сказали, что ребенок умер... Почти сразу, через полчаса или час... Они не знали ничего, а я только здесь все понял».
«А я в девятом классе случайно услышал разговор мамы... ну, моей, которая меня забрала... и отца – они думали, что меня дома нет – и тоже все понял. Что я им не родной, а приемный. Но никогда им ничего не говорил. Думал, что они меня из дома ребенка забрали. А выходит – специально подстроили... Своих иметь не могли... Я пока все это с трудом воспринимаю... не въезжаю... И ведь и это «семерочники» разнюхали, да? Фирма копает глубоко, это уж точно. Вот ведь и тебя разыскали... Хотя почему именно тебя? Ведь кого угодно могли подобрать, наврать, что с возвращением проблем не будет, бабок за работу посулить немеряно... В общем, загрузов много, но постараюсь расхлебать. Мне бы только откачаться после этих расслабушных таблеточек... Давай, брат, двигай на вокзал, выбирайся из Хохландии. И про костюм спортивный не забудь – сорок восьмой...»
Стучали, стучали, стучали колеса, мелькали одинокие огни переездов, в темном окне отражались перекошенные лица, пивные бутылки и стопки с водкой. От столицы Древней Руси к столице государства Российского мчался поезд, и не было еще ни границ, ни таможенников на этой общей земле. Полуотвернувшись к окну от неуклонно входящей в штопор компании, Кононов все прокручивал и прокручивал в голове сегодняшний разговор с братом-беглецом и пытался уяснить себе объявившиеся парадоксы.
В первой, еще не измененной реальности, двадцать пятого мая тысяча девятьсот семьдесят второго года в семье Коновых родился второй ребенок. Мальчик. Его объявляют умершим, передают неким Мерцаловым, у которых ребенок и растет, ходит в школу, потом, наверное, в институт или университет и так далее – и изобретает не что-нибудь, а машину времени! Заткнув за пояс всех Кулибиных, Ползуновых, Фултонов, братьев Райт и тех, кто придумал телерекламу, вместе взятых. Это вам, понимаешь, не хухры-мухры! Машину времени построить – это не ешака купить, как сказал бы председатель Старкомхоза товарищ Гаврилин. Потом Сережа Мерцалов смывается в прошлое – зачем, кстати? Действительно, что ли, собирается кромсать историю по своему усмотрению? Или не хочет ни с кем делиться изобретением? А как вышли на него «семерочники»?..
Итак, Мерцалов смывается в прошлое, а он, отважный борец за незыблемость будущего Андрей Кононов, тоже сигает в прошлое и предотвращает рождение изобретателя. По идее, после этой акции Сергей Мерцалов, тот, из будущего, должен был вмиг распылиться на атомы, перестать существовать в этой Вселенной. Однако же он не только не исчезает, но и живым и здоровым (разве что зубом мается) объявляется в прошлом, в день своего рождения – это предельная для него дата погружения в прошлое – да еще и с машиной времени, которой тоже, по идее, уже никак не может быть...
Стоп-стоп-стоп! По какой такой идее? Почему не может быть? Что он, Кононов, знает о свойствах времени? Что вообще известно о свойствах времени? Сулимов говорил, что никакой теории времени не существует... То есть никто не может точно ответить, что там и как происходит при перемещении во времени и вмешательстве в прошлое. Можно только предполагать, чем и занимаются писатели-фантасты, но никто ничего не знает наверняка. Опыт приобретается только при действительном перемещении. И он уже есть, такой опыт. Во-первых, машина времени не исчезает – об этом, судя по его словам, не знал и сам изобретатель. Во-вторых, можно, оказывается, даже при предотвращении собственного рождения в прошлом, все-таки остаться в живых. Сережа не родился в семьдесят втором, но вот ведь – живет сейчас в семьдесят втором! Может быть, потому что успел убраться из две тысячи восьмого, оказался как бы изъятым из обычного потока времени?.. Кстати, почему – потока? Может, время и не течет вовсе, а скачет, или завивается спиралью, или вообще представляет из себя нечто вроде пуль, пробивающих мишень... Бац! – и дырка в мишени: две тысячи седьмой. Бац! – другая: две тысячи восьмой. Или даже и не другая, а та же самая – только пули разные. Но обе – в «десятку»...