Ворота из слоновой кости - Корепанов Алексей Яковлевич. Страница 42

Зимы тогда, в пацанские его годы, были снежными, и дворник дядя Вася, расчищая проезд во двор, набрасывал лопатой у ворот, возле старого тополя, целый Эверест – там они играли в «царя горы», а еще прорывали ход в холодные снежные недра и устраивали там, в глубине, целую пещеру...

Но как он оказался в этой пещере из начала восьмидесятых? Причуды все той же пустоты?..

Огонек свечи вдруг раздробился на сотни сияющих осколков, взмывших вверх, словно подброшенных взрывной волной. Однако, если это и был взрыв, те совершенно беззвучный – вокруг стояла тишина, и холодный, совсем не городской воздух вливался в легкие... Белый снег... Черные деревья... Пятнистая луна в окружении истекающих соком звезд... И через несколько мгновений, вдалеке, – знакомый торопливый речитатив. Надвинулся – и удалился...

Шум поезда, промчавшегося за лесом.

Невнятные видения сгинули как обрывки снов при пробуждении, и голова у него была теперь ясной и холодной, подобно зимней лунной ночи.

Он знал, где находится сейчас. Точнее, не знал, а был уверен. «Сейчас» – это значит ночью с тридцать первого декабря две тысячи седьмого на первое января две тысячи восьмого года. В одной стороне – скрытая пригорком турбаза «Щербинино», в другой – березовая роща. А между ними лес и заснеженная дорога. Дорога, на которой он сейчас стоит. Та самая дорога, по которой в эту ночь его, Кононова, родной брат Сергей, сам того не ведая, шел к таинственному шару. Те, сидящие внутри шара, подкарауливали Сергея ради того, чтобы вбить ему в мозги знания о машине времени. Сидели в своем чудо-шаре и ждали...

– Не дождетесь, – сказал Кононов.

Взглянул на упивающееся собственной воистину небесной красотой звездное небо, потом осмотрел себя – и понял, что его опять провели. Потому что на нем была зимняя куртка с блестящими в свете новогодней луны круглыми кнопками-застежками (не помнил он такой куртки в своем гардеробе), и были на нем плотные темные джинсы, а на ногах – высокие, чуть ли не до середины голени, теплые сапоги на толстой подошве. Перчатки защищали кисти рук от «криогенной» температуры, а голову облегал капюшон.

Это обмундирование безоговорочно свидетельствовало о том, что он вновь находится по ту сторону ворот из слоновой кости, откуда прилетают только лживые сны... Если бы он действительно, в реальности, перенесся в прошлое, неведомо каким образом заставив таки заработать персональную машину времени, то стоял бы сейчас голышом на ночном морозце, превращаясь в снежную бабу без ведра и с поникшим подобием морковки... Раздобыть такую одежду здесь, в лесу, он никак не мог.

Правда, оставалась еще слабая надежда на то, что тандем Сулимов-Иванов – или Иванов-Сулимов – все-таки не посвятил его во все детали науки хрононавтики, и на самом деле при перемещении в прошлое одежда, в которой стартует хрононавт, переносится вместе с ним. А значит, его, Кононова, сначала зачем-то вырубили, затем облачили в зимний наряд и запустили в новогоднюю ночь. Отвезли, вырубленного, сюда, к турбазе «Щербинино» – и запустили...

С какой целью?

Предположение это не выдерживало никакой критики – скорее всего, продолжались виртуальные игры – или же вообще окружающее было не чем иным, как предсмертными – а то и постсмертными! – видениями, и он, Андрей Кононов, успешно и безнадежно подыхал сейчас, в данный момент, в адских столичных подземельях, где правили Аид-Сулимов и Гадес-Иванов, единые в двух лицах... Гадес... Оба они гадесы... гады... Просто – гады!

«Да пошли вы все в задницу! – с внезапной злостью подумал Кононов, тыча носком то ли виртуального, то ли реального сапога в податливый снег. – Не все ли равно, в реальности я нахожусь или в иллюзии? Может, вся жизнь наша – иллюзия, майя, сон какого-нибудь упившегося небесного чудовища... Я здесь – значит, вперед, к шару. И если две эти суки сейчас за мной наблюдают – пусть наблюдают! Пусть себе играют, поступать-то я буду так, как я хочу. А хочу я забраться в это шар и пообщаться с марсианами. Поживем среди иллюзий... Собственно, именно в иллюзиях и живем... И хватит терзаться раздумьями и сомнениями, чай не принц датский и не студент Родион... Проще нужно быть, Андрюша, проще, как ребята в боевиках... Нижнюю челюсть выпяти, набычься – и вперед! В мае жить – по-майски выть...»

Он сплюнул в девственный снег и собрался было шагнуть вперед, но так и не шагнул, а развернулся на месте, чтобы посмотреть, есть ли сзади какие-то следы.

Следы были. Цепочка мелких тонких ветвистых следов поперек дороги. То ли синица прогулялась по снегу, то ли снегирь...

И другие следы тоже были. Отпечатки рубчатых подошв, глубоко вдавленные в снег, довольно четкие, только с чуть смазанными «хвостами» у пяток – тот, кто прошел здесь, не чеканил по-строевому шаг. Следы тянулись со стороны турбазы, перекрывая накатанную лыжню у обочины и пятная голое по-зимнему поле.

Кононов выставил вперед правую ногу, придавил снег, сделал шаг в сторону и сравнил отпечатки. И не обнаружил никакой разницы. Судя по всему, он вынырнул на поверхность вовсе не в этой точке пространства-времени, и если даже его и привезли или принесли – то не сюда, не на эту дорогу. Сюда он, выходит, пришел сам... Или двуглавое чудовище по кличке Сулимов-Иванов опять немножко пофантазировало?..

Немного поколебавшись и прочувствовав, каково было несчастному Буриданову ослу, Кононов все-таки сделал выбор и направился к турбазе, вдоль собственных следов, – любопытно было узнать, откуда они ведут. Какое-то двадцать пятое чувство подсказывало ему, что марсианский шар никуда от него не денется. Снег в поле был плотный, слежавшийся, он вполне выдерживал кононовские семьдесят с лишним килограммов; к тому же, местность была возвышенная, открытая всем ветрам, и снежный слой оказался неглубоким – то тут, то там торчала над ним черная стерня. Минут через пять ходьбы вдоль отпечатков рубчатых подошв, Кононов обнаружил и еще одну лыжню, сбегающую с пригорка и дугой ускользающую в белые просторы. Отпечатки зимних сапог пересекали лыжню, и Кононов тоже пересек ее и сделал еще десятка два шагов.

И остановился. Потому что следы обрывались – и вокруг мягко белел нетронутый снег. Кононову не оставалось ничего другого как предположить, что он, сам того не ведая, в совершенстве владеет искусством левитации: перенесся по воздуху сюда, в поле, невесть откуда, – а дальше почему-то решил прогуляться без помощи паранормальных эффектов, на своих двоих... Правда, был еще один, не менее правдоподобный вариант: телепортация. Обыкновенная такая телепортация, внепространственное перемещение по квазигипертуннелям – дело привычное в фантастических книжках.

«А чего ты хочешь от иллюзии?» – спросил себя Кононов. Пожал плечами, сам себе демонстрируя собственное равнодушие ко всем этим штучкам-дрючкам... но в душе у него сделалось холодно и неуютно, словно там, в душе, тоже простиралось ночное зимнее поле с ведущей из ниоткуда цепочкой следов.

Потоптавшись на месте, он бросил неприязненный взгляд на ни в чем неповинную спутницу Земли и побрел назад, к дороге, тщетно пытаясь заставить себя не заниматься поиском ответа на только что обнаруженную загадку.

«Спишем все на Сулимова с Ивановым», – наконец решил он, но эта мысль не принесла облегчения.

Впрочем, он тут же забыл о ней – его внимание привлек новый штрих в загородном пейзаже. Точнее, штрих этот к пейзажу не относился, потому что был не кустом, сугробом или деревом, а человеческой фигурой. Фигура появилась в отдалении, на пригорке, скрывающем турбазу, и начала движение под уклон; судя по характеру движения, любитель ночных прогулок перемещался на лыжах.

«Сергей!..»

Замерший на месте соляным столбом Кононов почти не сомневался в том, что это именно его брат. То ли виртуальный, то ли реальный. Уже без вернувшегося на турбазу сопровождающего, как его там? Виталика? Нет, кажется, Вадика... да, Вадика Соколова.

Сулимов утверждал, что Сергей здесь не появится, но он появился. Что, руководитель седьмого отдела вновь брал пример с дьявола – отца лжи? Или – в очередной раз нафантазировал? С какой целью?