Зверь из бездны - Корепанов Алексей Яковлевич. Страница 5

29

СЕРЕБРИСТЫЙ ЛЕБЕДЬ. «ПОКОИ МНЕМОСИНЫ».

На огромном экране, заменявшем одну из стен «покоев Мнемосины», трепетало нечеткое изображение – воспоминания Лайоша Ковача. Сам он, усыпленный, полулежал в кресле под тускло блестящим колпаком сканирующего устройства мнемовизора. Оператор – молодой бородатый паренек в распахнутой полицейской куртке – сидел за пультом и, сосредоточенно сдвинув брови, поглядывал на экран, одновременно скользя пальцами по контактам. Я, Стан и Патрис Бохарт со своими ребятами расположились в креслах напротив экрана.

– Нич-чего не понимаю, – недоуменно произнес дубль-офицер. – Андрей, по-моему, ты влез не туда – это же не его воспоминания, а какого-нибудь прапрадеда!

Мы со Станом молча переглянулись и Стан задумчиво оттопырил губу.

На экране была городская улица – грязно-серые девяти – и десятиэтажные здания с какими-то палками на крышах. Кажется, это были громоотводы. Или старинные антенны для приема телевизионных передач. На зеленых газонах валялись обрывки бумаг. По тротуару шли люди, кое-кто – в очках. Да-да, в старинных очках! Вдоль дороги тянулись столбы с проводами, проезжали совершенно допотопные авто, от которых вился сизоватый дымок. К навесу подкатил вагон с двумя наклонными штырями на крыше – они каким-то образом крепились к проводам над дорогой и скользили по ним. Я вспомнил, что такой транспорт прошлого назывался то ли дилижансом, то ли троллейбусом.

Да, возможно это была память прапрадеда. Но возможно – и воспоминание самого Лайоша Ковача. «Я не меняюсь, Лео, я словно выброшена из времени…» Лайош Ковач некогда мог выторговать себе долгую-долгую жизнь… Я подумал, что средства от продажи транквилизатора «Льды Коцита» могли поступать именно на его банковский счет. По условиям договора (богатство, девственницы)… А он делился ими с другими… помощниками…

– Андрей, давай дальше! – нетерпеливо потребовал Патрис Бохарт. – Нам Илион нужен, Илион, понимаешь? А не эта старина! Ведь был же у тебя Илион, куда он подевался?

– Так ведь тыкаю наугад, господин Бохарт, – начал оправдываться оператор. – Сами ведь знаете, что никаких методик нет. Все вперемешку…

– Да знаю! – с досадой сказал дубль-офицер. – И все-таки поищи Илион, ведь был же Илион!

Оператор вздохнул и склонился над пультом.

…Битых четыре часа мы рылись в воспоминаниях Лайоша Ковача и пока не обнаружили ничего, заслуживающето внимания. Улицы Илиона, комната Ковача, обрывки полипередач, магазины, какие-то люди, полупустые маршрутники, жующие рты, собачьи бои, голые женские зады, вновь жующие рты, собачьи бои и малолюдные улицы… И все это – в полной тишине; мнемовизор не воспроизводил звуков.

Был уже глубокий вечер. Что ж, впереди целая ночь, а потом день, и следующая ночь…

– Ден, принеси чего-нибудь пожевать, каких-нибудь сосисок, – сказал Патрис Бохарт и посмотрел на меня. – Или пойдем поужинаем?

– Да нет, будем смотреть, пока не заснем, – ответил я. – Уж если взялись…

– Сколько сосисок брать? – спросил поднявшийся Ден.

– Побольше! – плотоядно произнес Патрис Бохарт. – И упаковку «Лесного ручья», только пусть немного подогреют.

Ден отправился за провизией, а Патрис Бохарт посмотрел на часы.

– Через десять минут вечерние новости. Снова его покажут, – он кивнул на безмятежно спящего Лайоша Ковача. – Господи, хоть бы кто-нибудь отозвался! С этой мнемотехникой можно провозиться до следующего года!

А на экране сменялись улицы, магазины, собачьи бои, жующие рты и обнаженные женские ноги…

Мы поглощали принесенные Деном сосиски с удивительно вкусными булочками, запивали их ароматным напитком «Лесной ручей» и копались, копались, копались в воспоминаниях Лайоша Ковача. Странные это были воспоминания – в них переплетались разные эпохи и разные миры. «Обещаем тебе счастливую жизнь на земле, а затем сойдешь во Ад и будешь вместе с нами проклинать Господа…» Я вглядывался в застывшее лицо Лайоша Ковача, я и верил, и не верил… Страшно было в это поверить…

На экране возникла неспокойная поверхность океана; волны бежали к серому горизонту, на неширокую палубу судна то и дело падали брызги.

– Он еще и любитель морских прогулок, – мрачно сказал Патрис Бохарт, прожевывая очередную сосиску.

Затем, ощутив, видимо, сигнал наручного транса, поднес его к уху, выслушал сообщение и неожиданно закашлялся, поперхнувшись сосиской.

– Есть! Есть! Понял! – прокричал он сквозь кашель, схватил бутылку «Лесного ручья» и начал делать большие глотки, а Рональд Ордин принялся хлопать его по спине.

Наконец дубль-офицер прокашлялся и отдышался, и его побагровевшее лицо вновь стало принимать нормальный цвет. Он допил свою бутылку и победоносно посмотрел на меня:

– Нашлись все-таки! Нашелся! Я же говорил, что он не в пустоте действовал, а в Илионе. У нас здесь народ любопытный. Его опознали! Сейчас порасспрашиваю.

Еще раз натужно кашлянув, Бохарт поднес к лицу руку с трансом. Помолчал немного, нетерпеливо подергивая коленями, потом, нахмурившись, сказал:

– Куда же он подевался? Что ему дома не си… – И тут же сменил тон: – Господин Хакасима? Это дубль-офицер Бохарт из городского управления полиции. Вы только что говорили с дежурным… Да-да, знаю… Да, Ковач… Лайош Ковач. Да, вознаграждение у нас… Нет, вам потом сообщат… Не беспокойтесь, мы от своих слов не отказываемся. Да, именно так – иначе лишились бы помощников. Господин Хакасима, повторите, пожалуйста, вашу информацию, я хочу кое-что уточнить… Да, обязательно, в ближайшее время. Не сомневайтесь, господин Хакасима…

Патрис Бохарт замолчал и стал слушать, а мы, затаив дыхание, смотрели на него. Оператор оторвался от пульта и с любопытством подался в нашу сторону. И только один Лайош Ковач оставался безучастным. А на экране продолжал колыхаться океан.

– Спасибо, господин Хакасима, – наконец с чувством сказал дубль-офицер. – Вы нам очень помогли. Нет-нет, не сомневайтесь. Мы вас известим. Что? Нет, я же говорю – в самое ближайшее время. Обязательно… Спасибо, господин Хакасима.

Патрис Бохарт заложил руки за голову, зажмурился, потянулся всем телом, потом ударил себя кулаками по коленям и с довольным видом обвел всех нас глазами: