Сокровища Кенигсберга - Косарев Александр Григорьевич. Страница 2

И вот теперь еще одна неожиданная встреча здесь, в самом шикарном стамбульском магазине. Я немного отстранился, чтобы разглядеть его как следует. Юра всегда-то был франтоват, но сейчас он выглядел ну просто как лондонский денди. Шикарный костюм, пятисотдолларовые ботинки, часы от «Картье» с золотым браслетом и в довершение всего вишневого цвета чемодан из настоящей крокодиловой кожи, скромно стоявший у его ноги.

– Слушай, да на тебя прямо страшно взглянуть, – сделал я ему посильный комплимент. – Ты, наверное, женился не меньше чем на принцессе.

Юрий в ответ только ухмыльнулся:

– Ну, положим, только на баронессе, но если ты думаешь, что это она мне шмоток накупила, то сильно заблуждаешься.

– Как? – восторженно завопил я на весь магазин, – неужели ты, старый холостяк, наконец женился! А мы-то, ближайшие, можно сказать, соратники и не знаем ничего. Нет, брат, ты не прав! Давай-ка колись скорее, – затормошил я его, – выдавай на-гора государственные секреты. Кто она? Когда это случилось? Зачем ты здесь?

– Погоди, постой, не так быстро, – сказал он, опуская руку мне на плечо, – у тебя, кстати, время-то на сегодняшний вечер есть или как?

Я взглянул на свои изодранные в боях и походах часы и решил, что ради такого случая прогулку с симпатичной девушкой можно на некоторое время и отложить.

– Четыре часа у меня верных, – ответил я без малейшего колебания, – корабль без меня все равно не уйдет, ну а ты, Юрко, сам-то временем располагаешь?

Он вновь как-то очень загадочно усмехнулся:

– Не волнуйся, Саня, МОЯ яхта без меня тоже не уйдет!

После этих его слов я просто потерял дар речи. Крокодиловый чемодан, МОЯ яхта, часы с бриллиантами, естественно, меня просто распирало от любопытства. И тут, надо отдать ему должное, Юрий, сразу поняв мое нетерпение, подумал несколько секунд и предложил:

– А не посидеть ли нам с тобой, старина, вон там, у каточка? Здесь, право, есть чем достойно отметить нашу встречу.

Моих возражений, естественно, не последовало. Мы подхватили нашу поклажу и двинулись вниз по широкой, идущей полукругом лестнице.

Не знаю, сами ли турки проектировали эту «Галерею» или приглашали кого, но эта казалось бы простенькая идея с искусственным катком у них удалась великолепно. Собственно, лед был только приманкой, и все дети катались на нем за сущие гроши. Но ледяное пространство было окружено довольно широким кольцом небольших круглых столиков со стульчиками, за которыми сидели весьма упитанные и хорошо одетые аборигены и еще более щегольски одетые иностранцы, и все с удовольствием смотрели на каток. Причем, если первые со вполне понятным интересом глядели на своих детей и внуков, то пришельцы из других стран просто смотрели на прохладу льда, что вполне естественно во время обычной турецкой жарищи. Но, следуя восточной традиции, просто так сидеть за столиком в турецких харчевнях не принято. Вот по этой-то причине столики были окружены по периметру сплошным кольцом баров, закусочных и мини-ресторанчиков, в которых представитель любой расы и вероисповедания мог найти все и для души и для желудка.

Подобрав себе удобный столик у самой ледяной арены, мы сложили свои вещи на два свободных стула и двинулись на осмотр выставленного для всеобщего обозрения кулинарного великолепия. Дойдя до стойки со всевозможными напитками, Юра остановился.

– Ты, надеюсь, не против «подзакусить» по маленькой?

– Только если по маленькой, – охотно поддержал я его предложение.

– Может быть, возьмем с тобой для начала «африканский набор»? – предложил он.

(На нашем языке это означало литровую бутылку джина «Гордон», четыре банки ледяного тоника и дюжину пива «Хольстен».)

– Да я, Юр, пожалуй, весь набор не потяну, – смущенно пробормотал я, вытаскивая из кармана несколько смятых долларовых бумажек.

– Алекса-а-ндр, – досадливо сморщился он, увидев мои «капиталы», – я тебя умоляю! Сегодня угощение исключительно за мной, и поверь, это ничуть тебя не унизит. А ты, если, конечно, захочешь, даже сможешь оказать мне огромную услугу. Напиши о том, о чем я тебе сейчас поведаю. Рассказ напиши или лучше всего книгу, этим ты с меня точно целую кучу грехов скостишь.

Я удивленно поднял брови.

– Понимаешь, Сань, – предпочел он не замечать мое недоумение, – остался я кое-кому должен в России, да, видно, долг вернуть смогу нескоро, а как прочтут ТАМ твою книгу мои «кредиторы», так, может быть, поймут, в каком я оказался переплете, и простят меня хотя бы еще на годок.

– Какую еще книгу? – замахал я руками, – ты же меня знаешь, я ведь не писатель!

– Ну-ну, не скромничай, я ведь прекрасно помню, какие ты письма сочинял всем нашим девушкам в армии.

– Да-а, когда это было. И письма, согласись, все-таки не книга.

– Книгу не книгу, а рассказ ты точно напишешь, тут никаких сомнений и быть не может. Ладно, это я так, к слову. Давай лучше займемся делом.

И мы занялись. Минут через десять наш столик буквально ломился от выпивки и закуски. Юрий свинтил крышку с горлышка «Гордона», налил в наши стаканы на треть, плеснул туда «Швепса» и выжал в каждый по половинке лимона.

– Как, старый вояка, узнаешь наш любимый, лимонный, номер два?

– Еще бы. Наши желудки во Вьетнаме, как мне кажется, только он один и спасал от окончательного разрушения местными блюдами.

– Ну, все, поехали. За дружбу!

– За боевую дружбу!

Мы поднялись и выпили до дна. Сидевшие неподалеку от нас турки одобрительно зашелестели.

– Ух, хорошо пошла, – шумно выдохнул он, – а теперь, коли тебе так интересно, послушай, Саня, о моих недавних приключениях, – слушай и удивляйся, если еще не разучился.

Такими словами предварил свое повествование мой старый приятель Юрий Сорокин. Он устроился удобнее, пододвинул ко мне тарелку с нарезанным кубиками фруктовым тортом и, пополнив наши стаканы, начал.

– Расскажи мне какой-нибудь провидец несколько лет назад, что со мной вскоре произойдет, я хохотал бы над ним до упаду. Но, как говорится, против фактов не попрешь. Да ты и сам сейчас сможешь по достоинству оценить произошедшие со мной четыре года назад события.

Глава вторая

Завещание старого танкиста

– Вся эта фантастическая история началась, как я прекрасно помню, двадцать третьего декабря 1991 года. Отец мой, Александр Иванович, был тогда уже очень плох. Он все меньше выходил на улицу, и все больше сидел на диване с газетой, и не столько читал ее, как мне часто казалось, сколько прятался за ней от мамы и от меня, не хотел показывать, как ему плохо и больно. И вот в ТОТ день, а это была суббота, он, как обычно, мусолил в углу дивана свою «Правду», а я сидел за столом возле буфета, ну, ты представляешь где, и копался в забарахлившем магнитофоне. Мама только что ушла в магазин, и мы с отцом были в квартире одни. Внезапно он закряхтел, отложил свое чтиво в сторону и уставился прямо на меня.

– Что, пап, – спросил я его, не прекращая своего занятия, – принести тебе что-нибудь? Тут я отложил отвертку и взглянул на него. Отец сидел, весь напружинившись и подавшись вперед, ко мне, но смотрел почему-то не в мои глаза, а вроде бы сквозь меня, куда-то очень далеко, поверх моей головы, в такие, видимо, дали, в какие мы, в нашей суетной жизни, не слишком часто заглядываем. Видя его состояние, я даже не решился встать и подойти к нему, понимая, что он сейчас очень далеко от нашей убогой «хрущовки». Наконец он как бы очнулся и, словно бы в некотором недоумении, обвел глазами комнату.

– Юра, – тихо попросил он, – мальчик мой, подойди сюда, присядь.

Я вскочил и приблизился к дивану.

– Что, папа, тебе плохо?

– Сыночек, – продолжал он, не замечая моего вопроса, – я, наверное, уже недолго протяну на этом свете и должен сейчас передать тебе одну тайну, которую я долго хранил ото всех. Но ты пообещай мне, Юрик, что никому не расскажешь о ней сейчас, а только после моей смерти можешь ее открыть кому-либо. – Он смахнул выкатившуюся из левого глаза слезу: