Сокровища Кенигсберга - Косарев Александр Григорьевич. Страница 79

«Вот проклятье, – занервничал Юрий, судорожно роясь по карманам в поисках отпечатанной на пластиковой пластинке декомпрессионной таблицы, – ну где же она?»

Обнаружив наконец пропажу в правом кармане компенсатора, Юрий впился в нее глазами.

«Так, так, – водил он пальцем по оттиснутым на пластине ступенчатым таблицам. – Я был, предположим, на глубине двадцать пять метров и поднялся до двадцати одного, следовательно, должен просидеть здесь семь минут. Потом на восемнадцати еще пять минут и на пятнадцати еще четыре. Так у меня же не хватит воздуха! – вздрогнул он от этих неутешительных подсчетов и тут же почувствовал, что его волосы под капюшоном куртки встают дыбом. – Спокойно, спокойно, браточек, – постарался успокоить он себя, – еще не все потеряно. Есть еще воздух в АВМ, должен быть и какой-то небольшой запасик в «пони» баллона».

Стараясь вдыхать буквально через раз, он все же высидел положенные семь минут и осторожно, стараясь ни в коем случае не обгонять поднимающиеся вверх пузырьки, поднялся на вторую лестничную площадку. Выключив ради экономии заряда аккумуляторов и маленький фонарик (большой к этому времени уже полностью разрядился), Юрий сидел теперь в полном мраке, судорожно ухватившись за осклизлый от гидроокиси железа поручень и отсчитывая про себя медленно, слишком медленно бегущие секунды. Почувствовав в какой-то момент, что воздух из основного баллона почти перестал поступать в загубник акваланга, он выплюнул его и включил фонарик. Приоткрыв после этого запорный вентиль прикрепленного сбоку на жилете компенсатора резервного «пони» баллончика, он быстро вставил в рот второй, укрепленный на компенсаторе загубник и нажал на красную кнопку подачи воздуха.

«Если еще и этот баллончик не заправлен, – подумал он в эту секунду, – то мне точно конец. Даже если я и успею добраться до второго акваланга, то все равно погибну от кессонной болезни, а если не успею, то помру от банального удушья!»

Но тут раздался звонкий писк, и дыхательный мешок компенсатора начал неспешно раздуваться. Вдохнув наконец-то полноценный, обогащенный кислородом солидный объем воздушной смеси, Юрий разом повеселел: «Какие же идиоты эти курильщики, – совсем некстати подумал он, – их бы всех сюда, на мое место, сразу бы научились радоваться каждому глотку свежего воздуха, в одну секунду бросили бы сосать эту смердящую гадость!»

Трезво понимая, что маленький резервный баллончик не сможет долго снабжать его воздухом, Юрий придумал такой маневр. Он вдыхал полной грудью, перемещался на три-четыре ступеньки вверх и задерживался там, постепенно выпуская воздух. Дождавшись, пока последние пузырьки уйдут наверх, вновь перемещался еще немного выше.

«Когда почувствую, что воздух из баллончика перестает идти, использую тот резерв, что постоянно находится в мешке, – размышлял он, – и уже тогда одним броском помчусь ко второму аквалангу».

Такой момент действительно наступил примерно минут через пять. Юрий внезапно услышал, что звенящий писк вырывающегося из аварийного баллончика воздуха начал плавно затихать, словно выключенная кофемолка.

«Пора, – понял он, – дальнейшее промедление смерти подобно».

Нажав на тумблер включения фонаря, он первым делом бросил быстрый взгляд на глубиномер.

«Меньше десяти метров, – удовлетворенно подумал он и, изо всех сил удерживая в легких остатки воздуха, усиленно заработал ластами. Последний глоток можно будет сделать только тогда, когда окажусь в верхнем коридоре, – решил он для себя, – иначе могу не успеть подключиться к АВМ».

Его сознание, уже отравленное безумным содержанием углекислого газа, могло исполнять только одну команду, и называлась эта команда «добраться».

Уже дома, полностью придя в себя, он так и не смог вспомнить, что же он делал в те растянутые, словно резиновые, секунды. Но, видимо, жажда жизни поставила его телу настолько четкую и бескомпромиссную задачу, что даже практически с отключившимся сознанием он сделал все как надо. А сейчас он лежал на диване, закутанный до подбородка теплым ватным одеялом, и рассеянно слушал, как около него хлопочет Наталья, готовящая ему чай с малиновым вареньем.

– Ой, Юрчик, – произнесла она, осторожно поднося к его губам блюдечко с мутной дымящейся жидкостью, – да у тебя, оказывается, седина, а я никогда ее не замечала!

«Я тоже, – подумал он в ответ. – Но то, что я сегодня нашел, стоит того!»

27 ИЮНЯ 1992 г.

Вернувшись накануне из отпуска, который проводил, по совместному настоянию жены и дочери, на северном побережье Испании, Крайнев тем же вечером связался по телефону с Хромовым. Выяснив вкратце положение дел в Калининграде, он предложил майору на следующий же день встретиться в управлении. И без семи десять следующего дня они встретились у высоких, окованных бронзовым литьем дверей четвертого подъезда. Пожав друг другу руки, они обменялись обычными словами, которыми у нас традиционно обмениваются люди, не бывшие в отпуске, с теми, кто в нем уже побывал. Так, беседуя на всевозможные приятные всем отпускникам темы, они поднялись в кабинет подполковника и, открыв оба окна, расположились на креслах за низеньким столиком в углу.

– Хорошо, Илья Федорович, – начал уже серьезный разговор Владимир Степанович, распаковывая пачку испанских сигарет особой крепости, – доложи, пожалуйста, с максимумом подробностей, какова тут у нас обстановка.

– По делу «Толмач» нам похвастаться абсолютно нечем, Владимир Степанович, – сморщился, словно от кишечной колики, Хромов. – Как он пробыл в Калининграде первые сутки после приезда, еще во время майского своего посещения, нам практически ничего не известно, – начал свой доклад Хромов, – и первая встреча с нашим сотрудником по поводу известной Вам карты состоялась только шестого мая. Далее же начинают происходить весьма странные вещи. Сорокин, вопреки всем нашим ожиданиям, не внемлет нашему совету по поводу «ведомственной» гостиницы и сразу же поселяется в перешедшей в коммунальную собственность гостинице Балтийского флота. Вечером шестого числа капитан Стрекалов передает в его распоряжение старую, давно списанную карту Кенигсберга, причем, как было Вами намечено, только на одну ночь. После получения ее наш клиент возвращается, не проявляя при этом ни малейшей нервозности, к себе в номер. Но во время его отсутствия наши оперативники устанавливают у него переносную станцию видеонаблюдения. «Толмач» проводит тщательную подготовку к пересъемке карты и при этом намеренно или случайно наглухо перекрывает одну из двух наших видеокамер. После этого он проводит тотальную съемку всего листа карты, предварительно разбив его на небольшие участки.

– А не интересовался ли он при этом какими-нибудь районами особо? – задал свой первый вопрос Владимир Степанович.

– По всей видимости, нет, – ответил майор, – во всяком случае, в докладе об этом ничего не говорится. Но интересно, что на следующий же день он где-то около двенадцати дня вышел из гостиницы с фотоаппаратом и довольно уверенно направился вот в этот район города, где практически полностью отснял целую пленку. Особую активность Юрий проявил вот здесь, здесь и здесь, – потыкал пальцем майор в разложенную на столе карту Калининграда.

– А что у тебя обозначают эти цифры? – заинтересовался подполковник, – подвигаясь ближе к столу.

– Цифры обозначают количество сделанных в этом месте «Толмачом» фотоснимков, – ответил Хромов. – Вот здесь он сделал восемь кадров, на этом перекрестке девять и в этом переулке целых двенадцать.

– Вот тебе и наметился явно видимый интерес, – довольно потер ладони Владимир Степанович, – а ты говоришь, нет результатов. Так что же он здесь снимал то, – спросил он, обращаясь к заранее разложенным Ильей на столе фотографиям, – ну, что молчишь?

– Скажем так, интерес его для нас совершенно непонятен, – ответил майор, разводя в недоумении руками. – Вот здесь он фотографировал кирху, превращенную на данном этапе истории в православный храм. Далее он сделал несколько снимков некоего здания, больше похожего на цех какого-то небольшого заводика или гаража, ну, а в завершение своего похода он довольно долго бродил по территории детского сада № 111.