Политика - Козлов Владимир Владимирович. Страница 3

Я тушу бычок о подоконник и бросаю в урну. Не попадаю, наклоняюсь, подбираю его с пола и кладу поверх бумажек, апельсиновых корок и яблочных огрызков.

Стас не смотрит на меня: он набирает телефон на мобильнике.

Выхожу из кабинки туалета. У зеркала трется какой-то староватый мужик – видно из госконторы, которая владеет зданием. Он приглаживает свои нереально черные волосы – видно, крашеные.

Я мою руки, не глядя на мужика. Горячей воды нет. И никаких салфеток или, хотя бы, сушилки. Приходится вытереть руки о рубашку. Ну, козлы – нормальный туалет сделать не могут. Офисное здание все-таки, крутые фирмы сидят, и всем все до лампочки. Интересно – и женский туалет тоже такой?

Возвращаюсь в офис. Вроде как пора обедать. Хорошо бы куда-нибудь свалить и задержаться подольше, чтоб шеф не видел: он сам любит уехать «обедать» часа на два-три. Но сегодня погода поганая и дел выше крыши.

Спускаюсь в буфет, покупаю две пачки чипсов – и назад, за работу. Жую чипсы, просматриваю имэйлы, нажимая на клавиши жирными пальцами.

Набираю номер АКТМ.

– Здравствуйте, Николая Сергеевича можно к телефону?

– Нет, он сейчас занят. Перезвоните, пожалуйста, через два часа.

Ну, урод. Набираю «Стандартинвест». Гудки. Наверно, обедают. Да нет, не должны: уже третий час.

Выхожу на перекур. У окна – две молодые девчонки из другой фирмы. Я видел их несколько раз, но не общался. Слушаю их разговор.

– …неплохая была дискотека, короче.

– Экстези ели?

– Нет, не было ни у кого. Все предлагали – и траву, и героин, и ЛСД, а экстези не было ни у кого. Потом познакомилась с одним, ну и поехала к нему.

– И как он?

– Обыкновенно. Нормально, можно сказать.

– Будешь еще с ним встречаться?

– Не знаю. Может быть.

Я тушу сигарету о подоконник и возвращаюсь в офис.

Шеф здесь, никуда не уехал. Собирает всех в свой кабинет на совещание. Только этого еще не хватало – как минимум полчаса промывки мозгов.

– …«Трэйдинтер» хочет нас раздавить. И вы это прекрасно знаете, а занимаетесь ерундой, как будто вам наплевать на свою фирму и на ее будущее. Вместо того, чтобы работать лучше и вытеснить их с рынка, занимаетесь говном. Нечего перекуры по три часа устраивать, имэйлы свои личные писать часами, по телефону болтать. Давайте, соберемся и…

Я смотрю в окно. Идет дождь. Старуха в плаще торгует лимонами, укрывшись зонтом. Разбрызгивая лужи, проезжают машины. Торопятся куда-то злые мокрые прохожие.

– …Ну, надеюсь, вы поняли, что я вам хотел сказать. Все, теперь – работать.

Скорей бы конец рабочего дня, скорей бы свалить из этого офиса. Все достало. Это называется жизнь? Сиди, гробь себя целыми днями, занимайся говном, чтобы заработать какие-то деньги.

Опять звоню в АКТМ. Секретарша вежливо говорит, что Духов на переговорах. Сижу, ничего не делаю, смотрю в окно.

Заходит Парамонов, еще один сэйлс. Его не было целый день. Я говорю:

– Привет. Где ты был?

– В разъездах. Встречи с клиентами, бля.

– Результат какой-нибудь есть?

– Да какой там результат? Голяк. А у тебя?

– То же самое. Задрало все.

– Ну, меня давно все задрало. Ну, а что, бичевать идти или на госконтору за копейки корячиться?

– Не знаю. Иногда – сегодня вот, например, – хочется все бросить. Чувствую, что я здесь гроблю себя.

– Мне тоже хотелось. Много раз. Ну и что? Еще раз говорю, куда ты денешься? Ты что, умеешь делать что-то еще? На завод, к станку пойдешь? А, может быть, говно убирать? Не пойдешь, же, правда?

– Не пойду.

– Ну, вот. А что до настроения, то оно не только у тебя, у всех сегодня такое: осень, дождь, лето кончилось, холодно в офисе, да еще и ситуация мрачная из-за того, что шеф козлится. Все причины для тоски, короче. А привалит заказ с хорошим процентом, так ты по-другому заговоришь.

– Может быть.

Без пяти шесть. Наконец-то можно уйти. Выключаю компьютер.

– Ты идешь? – спрашиваю я у Парамонова.

– Посижу еще. На имэйлы надо ответить. Ну, давай.

– Давай.

На улице дождь. Чувствую себя усталым, как будто целый день мотался по городу. Уныло бреду к метро, стою на эскалаторе. Толпа заносит меня в вагон.

Остановка. Подъезжает автобус. Народ рвется занять сиденья, застревая в дверях. Я захожу последним. Двери закрываются.