Политика - Козлов Владимир Владимирович. Страница 33

Курск [16]

15/08/2000, 17:04

Офис. Я подхожу к окну. С кондиционера на пятом этаже капает вода.

Боб говорит мне, просматривая свои имэйлы:

– Надо лететь в Мурманск, писать статью про затонувшую подводную лодку.

– Зачем нам это? Мы что – крупная газета? Сделаем материал по сообщениям агентств, по теленовостям – как всегда.

– Нет, надо ехать. Все туда едут – все телеканалы, все радиостанции, все газеты, даже самые мелкие. Кто не напишет про это – останется в жопе. Мы должны ехать.

– Что, вдвоем?

– Да.

– А как ты объяснишь Лондону, зачем ехать вдвоем? Они заноют, что дорого.

– Я не говорю по-русски.

– Тогда давай поеду я. Пришлю оттуда статью по мэйлу, а ты ее отредактируешь и отправишь в Лондон.

– Нет, я тоже должен ехать, это – очень особое событие. Важно для карьеры журналиста. Ты что – не понимаешь?

Боб говорит секретарше Насте, чтобы она заказала нам с ним билеты на ближайший рейс до Мурманска. Я, Боб и она – весь персонал московского бюро газеты. Зачем нужна Настя, я не понимаю. По-английски она говорит на уровне средней школы – закончила ее в этом году, – печатает одним пальцем, сообразительности никакой. Только миленькое детское личико и готовность в любой момент потрахаться с Бобом на диване во второй комнате.

Билеты есть только на субботу, до этого все разобрано. Настя звонит в гостиницу, бронирует нам двухместный номер – одноместных нет. Боб кривится.

– Я не хочу нюхать твои российский носки.

– А я – твои английские.

18/08/2000, 17:21

Шереметьево-1, бар. Боб стоит у стойки с двумя здоровыми мужиками. На стойке – пластиковые стаканы от пива, разорванные пакеты чипсов. Я подхожу.

– Привет, – говорит один мужик. – Мы с Варшавы. А матка у меня русская, я говорю по-русски.

Поляки суют мне руки, я жму их, хлопаю по плечу Боба.

– Тоже летите в Мурманск?

– Да.

– Пошли тогда, уже посадку объявили.

После регистрации выпиваем с Бобом по пиву. Поляки куда-то пропадают.

В самолете мое место посередине, у Боба – возле прохода. Около окна – девушка в черном свитере.

После взлета она спрашивает:

– А вы что – иностранцы?

– Боб – иностранец. Англичанин. А я – русский. Ты по-английски говоришь?

– Не-а. А он по-русски?

– Тоже нет.

Девушек всегда больше интересует Боб. Англичанин все-таки, денег море, можно сходить в ресторан, потом в бар, а потом, само собой, – к нему домой, если он к тому времени не вырубится. Но сейчас он дремлет, откинувшись на спинку сиденья – в аэропорту выпил не меньше двух литров пива.

– А как тебя зовут?

– Анна. А тебя?

– Вова.

– Очень приятно.

– Взаимно. Ты из Мурманска?

– Нет, из Мончегорска. Это недалеко, всего 150 километров. Была в Москве в командировке. А вам зачем в Мурманск?

– Мы – журналисты. Писать статью про «Курск».

– А-а-а.

Стюардесса везет по проходу тележку с бухлом, случайно толкает Боба. Он открывает глаза и говорит:

– Давай купим бутылку мартини.

– Зачем?

– Угостить девушку.

– Ты мартини будешь? – спрашиваю я у Анны.

– Нет, я за рулем. У меня машина на стоянке в аэропорту.

– Ясно.

Я перевожу Бобу, он закрывает глаза и отрубается.

18/08/2000, 19:33

Самолет едет по полосе. Анна говорит:

– Давайте, я вас подвезу. Вам в какую гостиницу?

– «Мурманск».

– Почти что по дороге.

Выходим на летное поле. Холод собачий. Я не подумал, что Мурманск севернее Москвы, и полетел в одной рубашке.

Идем мимо облезлого здания аэропорта к стоянке. Сквозь асфальт пробивается чахлая трава. Автостоянка – на отшибе, выглядит пустынно.

– Сейчас будет прикол, если машину угнали, – говорит Анна и улыбается.

Машина на месте – почти новая «десятка». Мы садимся. Боб немного протрезвел. Он спрашивает меня:

– А где поляки?

– Откуда я знаю, где поляки? И зачем они тебе?

Анна говорит:

– Только я должна вас предупредить – я еще неопытный водитель, поэтому езжу всегда по правилам. А там есть одно место, где все едут с превышением, и кто сзади, на меня злятся.

За окнами – холмы и желтеющие деревья. Боб спит, Анна старательно ведет машину.

Сзади кто-то долго сигналит. Нас обгоняет добитый «фольксваген», водитель показывает «fuck».

– Ну вот, я же вам говорила…

Въезжаем в город. Замусоренные улицы, пятиэтажки с облупившейся краской. Нелепо одетые люди. Здесь, наверное, жутко скучно.

Останавливаемся у гостиницы. Снаружи – обычная кирпичная пятиэтажка. Анна пишет на бумажке свой телефон.

– Только это – рабочий. Домашнего у меня нет. Нужно сказать, чтобы позвали Анну из отдела финансов.

Я кладу бумажку в карман. Анна по очереди протягивает нам руки.

– Ну, приятно было познакомиться. Звоните, если будет время.

Боб дежурно улыбается своей «западной» улыбкой.

18/08/2000, 21:02

Поднимаемся в номер. Совковая тумбочка, две кровати с мятыми покрывалами. Зато в ванной – импортный унитаз и смеситель.

– Я ожидал, что будет хуже, – говорит Боб.

– Ты всегда ожидаешь хуже.

– Давай сегодня никуда не пойдем. Начнем завтра с утра.

– А сегодня и идти некуда, сейчас стемнеет.

Я включаю телевизор. Новости. «Курск». Спасательные работы осложняются плохими погодными условиями.

Боб не понимает русского и начинает болтать.

– Наши английские журналисты – говно и хуесосы. Есть только один хороший – он на пресс-конференции спросил у Блэра: «Почему вы так радушно принимали Путина, который замарал себе руки чеченской кровью?»

– А чем твой Блэр лучше Путина?

– А я не говорю, что лучше. Одинаковые подонки.

– Нет, говоришь. И вообще, какое вам – англичанам – дело до того, что происходит в Чечне, а? Вам что, Северной Ирландии мало? Хули вы всюду лезете?

– Северная Ирландия – часть Соединенного Королевства.

– А Чечня – часть России.

– Ничего подобного. Россия просто пытается подчинить ее, а Чечня ведет освободительную борьбу.

– Слушай, ты полтора года в России, а еще не научился говорить по-русски. Но зато ты уверен, что понимаешь то, чего мы не понимаем. А мы все, по-твоему, дураки, да?

16

История из жизни. В 2000-м году, когда затонул «Курск», я работал журналистом в московской англоязычной газете, и редактор послал меня в Мурманск «освещать ситуацию». Освещать к тому времени было уже, в общем, нечего – все подводники погибли, хотя про это еще и не было объявлено, и вся журналистская интернациональная тусовка пьянствовала и приебывалась к прибывавшим родственникам подводников, пытаясь сделать «историю человеческого интереса».