Сын Авонара - Берг Кэрол. Страница 7

– Извини, кроликов я добывать не умею. Придется довольствоваться тем, что есть.

Увидев, как он ест, я убедилась, что он действительно выздоравливает, – яйца и лепешка исчезли мгновенно. Что такое скромность, он не знал: опустошив миску, он грохнул ею о стол передо мной, с упреком тыча пальцем в пустое дно. Когда я отказалась готовить что-то еще, он прикончил все дикие сливы, которые лежали в корзине, и ложкой отковырял от сыра несколько солидных кусков. Прежде чем я успела завернуть сыр и унести в выложенный камнями погребок на берегу за домом, он слопал четверть светло-желтого круга, который я надеялась растянуть до осени.

К полудню Эрен метался по комнате, мучимый не лихорадкой, а бездельем. Я сунула ему в руки ведро.

– Принеси воды, я согрею, и ты сможешь помыться, прежде чем уйдешь.

Он либо не понял моего жеста, либо не захотел понять. Швырнул ведро к моим ногам, нашел в погребке сильно поубавившийся сыр и разлегся на плетеном коврике перед очагом доедать его. Скрипя зубами, я сама принесла воды из ручья, всерьез размышляя, достаточно ли он глубок, чтобы утопить наглеца. Когда я вернулась в дом, он снова шарил по моим вещам, как это было в первый день.

– Убирайся отсюда, – рявкнула я, захлопывая крышку сундука. Его пальцы спасла лишь быстрая реакция. – Что ты ищешь?

Точными жестами он настойчиво требовал меч.

Когда я ясно дала понять, что ничего подобного у меня нет, он отошел, надувшись, и сердито уселся перед ведром, сунул руку в воду, потер друг о друга грязные пальцы, наблюдая, как от руки расходятся мутные круги.

– Это для меня. – Я отодвинула от него ведро и бросила в очаг еще одно полено. – Я не прислуга и не банщица. Ты вполне способен сам о себе позаботиться, и от тебя несет навозом. – Я зажала нос пальцами, показывая, что имею в виду.

Он покосился на меня и пнул ведро, залив водою пол.

– Как пожелаешь. У меня нет времени возиться с капризными детьми.

Я принялась разбирать травы: крапиву, лопух, воробьиные языки, которые собиралась обменять в деревне на яйца и масло, намеренно игнорируя Эрена и учиненный им беспорядок. Я не доставлю ему удовольствия наблюдать, как я убираю за ним. Детская реакция на детские капризы. Однако враждебность в его взгляде означала, что это не просто детский каприз. Припухлость у меня на шее только начала проходить, малейшее прикосновение напоминало об оставленных им синяках. И зачем я притащила его сюда? «Никогда больше. Ни за что».

Когда травы были очищены от сора и увязаны, я прихватила швейные принадлежности и рваную рубаху и села на скамью перед дверью. Солнце приятно согревало лицо, тишину жаркого утра нарушало лишь гудение пчел в клевере. Эрен вышел из дома вслед за мной и немного постоял в тени у порога. Потом быстро дошел до середины луга и принялся резко вскидывать руки над головой, словно внезапно ожившее пугало. Вскоре он уже кружился и бросался вперед, сгибался и прыгал, перекатывался по земле и снова вставал.

Уронив работу на колени, я завороженно наблюдала, уверенная, что он повредился умом.

Но постепенно его движения стали более плавными и упорядоченными, и я наконец поняла, что это: выпад, поворот, удар, снова выпад… Фехтовальные движения, грациозные, умелые, полные силы. Тот, кто за ним охотился, должен был сперва убедиться, что у Эрена нет меча. Я встревоженно оглядела луг. Кто же он такой? Почему за ним гнался Дарзид?

Представление внезапно завершилось, когда Эрен споткнулся о камень и упал на траву. Стоя на коленях, с тяжело вздымающейся грудью, он заколотил кулаками по земле, потом поднялся на ноги, с трудом протащился по дорожке и устало опустился на землю перед дверью дома. Не удостоив меня даже взглядом, он принялся водить пальцем по земле, изображая грубый геометрический узор из линий, полукружий и стрел или крестов, по обе стороны от которых сидели какие-то звери.

Я наклонила голову, чтобы взглянуть на изображение под правильным углом. Что-то в этом рисунке показалось мне знакомым.

– Что это? – спросила я, кивая головой на рисунок. Он не обратил на меня внимания.

Но его занятие натолкнуло меня на мысль. Я уселась перед Эреном и сама принялась рисовать на земле.

– Это дом. – Я показала на картинку и на настоящий дом. Он кивнул, хмурясь. – Это хребет. – Я обозначила на своей схеме место, где нашла его, тропинку, ведущую в деревню, реку, мост и проезжую дорогу. Он ждал, что будет дальше. – Что-нибудь тебе знакомо? Откуда ты пришел? – Я дорисовала кое-что еще. – Монтевиаль находится на севере. Город короля Эварда.

Он только помотал головой. Потом принялся рисовать свою карту, добавляя дороги, башни, горы и яростно стирая и рисуя их заново. Изображаемая им местность была мне незнакома.

Как же я позволю ему уйти, если он не может сказать, откуда он идет и где был? Нужны слова. И я начала называть предметы, окружающие дом и нарисованные мною на земле. Он схватывал удивительно быстро. Когда я устроила ему экзамен, произнося «дверь», или «небо», или «меч» и заставляя его указывать на предмет или его изображение на земле, он ни разу не ошибся. Либо он прикидывался, что не знает лейранского, либо обладал самым живым умом, который мне когда-либо встречался.

Я попробовала писать слова, но он не смог их прочесть. Я пыталась помочь ему найти способ сказать, кто он, какого происхождения, но ничего не получилось. Я указала на себя и на свой дом, потом попробовала найти на рисунке, где его дом, но он сердито замотал головой и взбил ногами пыль над картинкой. Может быть, его изгнали или лишили наследства. Я принялась рисовать гербы знатных семейств, но он не узнал ни одного. Тогда я нарисовала королевского дракона Эварда, но он не выказал ни страха, ни ненависти, уж не потерял ли он вместе с голосом и память? После часа подобных занятий его рот превратился в узкую полоску, ноздри затрепетали, кулаки сжались так, что побелели костяшки. Я снова принялась учить его словам, это нравилось ему больше. К сожалению, хотя здесь ему не особенно нравилось, уходить он явно не собирался.

К полудню урок утомил меня, я взяла нож, вязанку трав и двинулась к тропе, ведущей в деревню. Эрен хотел идти со мной, но я жестом велела ему остаться. Представляю, какой поднимется переполох, если я притащу в Данфарри полуголого незнакомца.

– Они арестуют тебя. Привяжут к столбу, и за тобой приедут те, кто тебя искал, тогда все, что я делала, окажется напрасным. Если хочешь уйти, ради бога, иди, только выбери другое направление.

Сомневаюсь, что мои жесты помогли. Он надулся, как капризное дитя. Может быть, он уйдет к тому времени, когда я вернусь.

Дорожка, начинающаяся у моего дома, выводила к свинарнику Гарета Кроули в Данфарри. Лачуга Кроули и развалившийся забор, окружавший грязный скотный двор, – все постройки были разбросаны по подножию холма. Казалось, некогда приличное поселение снесла вниз лавина. Я обошла холм и вышла на пыльную дорогу, идущую мимо заросших сорняками статуй Аннадиса и Джеррата (ни один храмовый жрец не взял бы на себя труд служить в таком скромном святилище, как в Данфарри), между покосившимися старыми домишками и лавками к мосту через Дан. День был тихий и жаркий, деревню окутывало зловоние от грязных скотных дворов.

Несколько прохожих, попавшихся мне навстречу, либо отводили глаза, либо молча касались пальцами лба в знак приветствия. Деревенские терпели меня с моим сомнительным прошлым из уважения к Анне и Ионе, но держались на расстоянии. Я с удовольствием отвечала им тем же. Жизнь достаточно тяжела, даже если не вникать в чужие проблемы.

Разумеется, Якопо совсем другое дело. Если бы не Якопо, младший брат Ионы, я бы не смогла остаться в долине после смерти стариков. У него не было своей семьи, и он часто помогал мне заготавливать дрова, работать в огороде, варить мыло или плавить свечи. Он научил меня ставить силки на кроликов и белок и заготавливать солонину: тонкие тугие полоски подкопченного мяса могли храниться вечность. Каждую осень он помогал мне готовить дом к зиме. Яко был моей семьей и всеми моими друзьями.