Алые перья стрел. Трилогия - Крапивин Владислав Петрович. Страница 38

Дмитрий поднялся с табуретки, и на скрип ее моментально вышла из-за перегородки Паша. Взметнула веники-ресницы и прошептала:

– Вы… кали ве?рнетеся?

– Паша, ты ведь не об этом хотела меня спросить…

Мохнатые ресницы полукружьями опустились на щеки.

– Ты хочешь узнать, когда вернется ваш Ваня, так?

– Ну… так, – ресницы медленно приподнялись.

– Боюсь, что сегодня не вернется. Батюшки, спрячь ты свои сверхъестественные глазища. Я хочу сказать, что приедет завтра. Похоже, что его в Красовщине изберут председателем колхоза. Ну и… если откровенно, то ему надо полежать пару часиков.

– Ранен?! – ахнула девочка.

– Поцарапан – и только.

Паша молча открыла Дмитрию дверь. Во дворе вокруг расседланной и привязанной к забору лошади суматошно топтался Варька. Он испробовал все способы вскарабкаться на ее спину и сейчас громоздил сложное сооружение из корыта, чурбана и ржавого чугуна. Лошадь насмешливым глазом поглядывала на эту баррикаду.

– Ты с забора попробуй, – посоветовал Дмитрий.

– Шам попробуй, – ответил мокрый от пота Варька. – Жабор шатаетшя. А ваш Лешка шчаш герой, да?

Дмитрий подсадил мальчонку на лошадиный хребет, дал ему проехать два круга по двору и опустил на землю. Варфоломей вернул его к мыслям о Лешке.

– Ну какой он герой! – сказал Дмитрий, затягивая подпругу. – Самый обыкновенный оболтус. Да еще с мозгами, жестко нацеленными в одном направлении – на поиск приключений. Черт его знает!.. Другие мальчишки, бывает, ищут-ищут себе всякие интересные случаи и никогда не находят. А на моего братца они сами по себе сыплются, без скидки на возраст.

Рассуждая так, Дмитрий понимал, что врет и Варьке и себе. Судьба тут ни при чем. Всех сегодняшних мальчишек тянул на поиск подвигов пример старших братьев, лишь недавно вернувшихся с войны. А в здешней обстановке любой из них мог попасть в самую неожиданную переделку. Вот Лешка и попал. И нечего, значит, все валить на его характер, а надо поскорее спровадить брата домой. Если и есть тут какая-то судьба, так это счастливые исходы его приключений. Пока счастливые. А где гарантия…

– Вше равно он герой, упрямо забасил Варька. – Так Паша шкажала.

Сидя в седле, Дмитрий захохотал:

– Ну, если так сама Паша говорит, то я со спокойной совестью могу оставить нашего героя на ее попечение.

Он велел Варьке открыть калитку. Потом подумал и написал на листке из блокнота несколько слов.

– Варфоломей! Отдай Лешке, когда проснется.

Варька проводил всадника и пошел в хату ругаться с сестрой. Она его с утра не пускала домой. Дальше порога не пустила и теперь.

– Я же сказала, играй на дворе, пока Леша не проснется. Если проголодался, возьми хлеба и иди.

– Не хочу я ешть. Мне шкучно. Школько шпать можно… Лешка, вштавай, у меня иштребитель поломалшя!

И Лешка проснулся. Впрочем, он давно уже беспокойно покряхтывал от некоего природного желания, а призыв Варьки окончательно прогнал дремоту. Он сел в постели и огляделся. Паша выскользнула за дверь.

– Варька, где мои штаны?

– Жачем тебе штаны? Ты хворый.

– Мне на двор надо.

– Нельзя хворому на двор. Пашка чугунок поштавила.

– Какой чугунок?

– Под кроватью. – Варька услужливо вытянул посудину.

Лешка понял и побагровел:

– Никакой я не хворый. Я голодный. Где Митя?

– Поехал, а тебе пишмо оштавил.

«Проснулся? Значит, все обстоит отлично и жизнь продолжается. Выше нос, пионерская гвардия! Скоро вернусь».

Лешка прочитал и почувствовал, как в него начинает входить хорошее настроение, а руки и ноги наливаются веселой упругостью. Раз Митя пишет, что все на свете обстоит отлично, значит, так оно и есть.

Не касаясь низенького подоконника, Лешка выпрыгнул во двор. Тотчас же рядом в траву плюхнулся Варька. Сидевшая на ступеньках крыльца Паша удивленно, но молча проводила глазами мальчишек, удиравших за угол сарая.

Когда они вернулись, девочки на дворе не было. Лешка услышал песню в хате:

Варька оторопело уставился на дверь.

– Шпевает… – задумчиво прокомментировал он это явление. – А вчера ревела. И шегодня утром…

Паша пела и месила тесто для хлеба. Жизнь продолжалась.

Перед заходом солнца они втроем пошли на луг встречать Трижды. Варька возражал против общей прогулки:

– Мы шами с Лешкой пригоним корову. Ты шиди дома, нечего ражгуливать. А у наш – ражговор.

Паша спокойно посоветовала именно Варьке посидеть дома, а то кошка сало съест. Это предложение, а также клеветнические домыслы насчет любимой кошки были с негодованием отвергнуты, и сейчас мальчишка шариком катился впереди по мягкой луговой тропинке.

– Ты только в траву не ступай, Леша, – ласково сказала Паша и даже попыталась поддержать его за локоть, чтобы он не сошел с тропинки в высокое некошеное разнотравье.

– А чего?

– Видишь, какая роса выпала на ночь. Промочишь ноги.

И через минуту снова:

– Ты, Леша, застегни френчик. Туман поднимается. Это становилось невыносимым. В конце концов Лешка не выдержал:

– Слушай, ты что так… как с маленьким со мной?

– Ну не с маленьким, а… У тебя в самом деле ничего нигде не болит?

Да что они – сговорились? Ему казалось, что после вчерашнего он, наоборот, будет выглядеть в глазах всех сильным и взрослым, а его на каждом шагу унижают. Чтобы доказать, что он заслуживает другого обращения, Лешка отрубил:

– Единственное, что у меня болит, – это голова от твоей дурацкой и никому не нужной заботы. Отстань!

И он добился своего. Паша в самом деле сразу отстала на два шага и накрепко замолкла. А потом путавшийся в ногах Варька заорал на весь луг:

– Лешка! Она шнова ревет. Ты что, дура, он уже шовшем ждоровый!

Судя по звуку, мальчонка получил от сестры подзатыльник. Наверное, такое случилось в первый раз, потому что изумленный Варька сел на траву и разинул рот.

Лешка даже не улыбнулся. Ему было тошно. Он чувствовал себя сейчас последним мерзавцем на свете…

Мирились они долго и трудно. Обратный путь прошел в глухом молчании, которое нарушало только жизнерадостное взмыкивание коровы, спешившей на дойку. Но в хлеву, когда раздалось цвиньканье струек молока о ведро и снова заблестели на шее девочки светлые влажные бисеринки, Лешка не выдержал:

– Знаешь… я тебя вспоминал. Там!

…Вверх – вниз, вверх – вниз летают смуглые тонкие пальцы. Цзвинь-цзвик, цзвинь-цзвик – с разным звуком ударяются об алюминий косые белые струйки.

Девочка легонько вздохнула, но молчит.

– Честное слово! Три или даже четыре раза.

Стихло в полутемном, душноватом, но удивительно уютном хлеву.

Лешка смело встретил взгляд блестящих Пашиных глаз, потому что сказал правду.

– Где… вспоминал? – прошелестело с низенькой скамейки.

– Ну – там… Когда меня через лес вели, через реку везли. И в землянке тоже.

– Как вспоминал?

Вот этого Лешка сказать не мог, не умел. По его мнению, таких слов вообще не существовало. И он промолчал. Паша отвернулась, опять запело ведро. Но Лешка заметил, как дрогнули уголки ее губ. Он снова глянул на тонкую шею девочки и, протянув внезапно онемевшую руку, с великой осторожностью коснулся пальцами хрустальных бусинок.