Белый шарик Матроса Вильсона - Крапивин Владислав Петрович. Страница 28

– Да, пора принимать меры, – сухо сказал Большой Белый шар. – Ступай в свою комнату и не смей выходить, пока не позовут.

– Ну и пожалуйста… – Он поддернул штаны и пошел к себе. Дверь он запер изнутри. Сел на облезлого деревянного коня и, качаясь, стал думать: что же дальше?

…Нет, что ни говори, а характер у него есть.

И душа. И все, что полагается нормальному мальчишке. И значит, пришло время превращаться в белокурого стройного пацана, в Стаськиного друга, который с ним «спина к спине – у грота»…

Вылепить себя можно из чего угодно: из кучи песка, из соснового кругляша, из мешка с прошлогодней картошкой. Но на первый раз лучше взять что-то похожее на настоящего мальчишку.

Сперва Шарик думал о бронзовой скульптуре мальчика Гальки, что стоит в старинном Реттерхальме на обрывистом речном берегу. Он отыскал уже этот город и этот маленький памятник, хотя оказалось, что грань Реттерхальма и его временной вектор сильно смещены по отношению к Стаськиному. Однако Шарика смущала мысль, что статуя сделана специально в честь Галиена Тукка, спасителя города. Если Шарик оживит ее, получится самовольство и самозванство… Может, выбрать для себя какого-нибудь безымянного гипсового горниста? Их много прямо там, в Турени… Но все они какие-то лупоглазые, с тупо-благонравными лицами. Чего доброго, станешь сам таким…

Была еще одна подходящая статуя: мраморный мальчишка в глухом закоулке обширного парка. Гибко выгнувшись, мальчик стоял на заросшем лопухами постаменте, запрокинул голову и вскидывал в тонких руках воздушного змея.

Парк рос в другом, не в Стаськином мире и не в пространстве Реттерхальма. И далеко впереди по времени. Шарик не раз видел его в своих отраженных воспоминаниях и удивлялся: откуда это и зачем? Парк никак не был связан с Реттерхальмом, с Лотиком и Галькой. Откуда он взялся? И мраморный мальчик… Но чем дальше, тем все чаще казалось Шарику: неспроста это…

…В дверь застучали.

– Зачем ты заперся? Открой сию минуту.

– Ага, как же…

– Не бойся, мы хотим еще раз поговорить с тобой.

– Опять ругать будете!

– Вы слышите, что он говорит?.. Почему ты такой неблагодарный?

А он вовсе не был неблагодарным, помнил все хорошее: как шары жалели его, как учили, как иногда и баловали… Но сейчас мальчику Шарику хотелось плакать.

– Господа! Он снова удерет к своему Вильсону!

– Да! Удеру!

– Что ты в нем нашел?

– А потому что… с ним хорошо! А вы только воспитываете…

За дверью замолчали. Потом Красный шар покашлял:

– Мы это для твоей же пользы.

Шарик не слушал. Подбежал к окну, вскочил на подоконник, толкнул створки. И прыгнул со второго этажа.

…Сразу все встало на свои места, мысленная игра кончилась. Белый шарик опять висел в пустоте, в центре звездной пирамиды, а большие шары буквально обстреливали его своими укоризненными импульсами. Но Белый шарик больше не отвечал. Собирал силы.

Запускающий змея

1

Расплывчатое воспоминание о старом парке обрело теперь ясность. Парк лежал рядом с длинным зданием старинной постройки. Видимо, это была школа, потому что среди могучих дубов, столетних лип и разросшихся кленов часто гуляли мальчики в темной одинаковой одежде с лампасами и позументами. Ребят было немного, вели они себя не шумно и в заросшем уголке парка, где стоял мраморный мальчишка со змеем, почти не появлялись. Даже днем. А уж ночью-то парк, без сомнения, был пуст совершенно. Поэтому Белый шарик выбрал ночное время.

Он протянул через три пространства, точно вдоль вектора Времени, тончайшую нить мгновенного импульса. Скользнул по этой нити сознанием, слыша за собой замирающие оклики бдительных шаров. И через миг невидимым лучом вошел в заросли.

Было темно и тихо. Ветки и листья не шевелились. Шарик ощупывал их неторопливо и с опаской. Он ощущал боязливую радость и замирание, словно пацаненок, впервые забравшийся в чужой сад. Но когда луч-разведчик тронул теплое, не остывшее за ночь плечо мраморного мальчишки, Белый шарик успокоился. Будто встретил доброго приятеля. «Здравствуй…»

Луч осторожно вошел во впадинку под мраморной ключицей, и Шарик заполнил энергией микроскопические поры каменного тела. Заполнил собой. Стал мальчиком, запускающим змея.

Но он оставался пока мраморным мальчиком – закаменевшим в броске. Надо было превратить мельчайшие кристаллики известняка в клетки живого тела.

Получится? До сих пор Шарик был уверен, что да. А сейчас испугался. Ведь он не знал, как это делать. Только чувствовал, что может. Но если чувство это – обманчивое? Вдруг от решающего импульса мраморное тело не оживет, а рассыплется на куски?

Тогда – что?

Жаль мраморного мальчика со змеем, хотя он и неживой. А кроме того, что будет с самим Белым шариком? Вдруг тоже разорвется и перестанет существовать? Впервые страх реальной гибели холодком прошелся по Шарику.

Шарик чувствовал, как энергия слабеет от беспокойства. А тут еще одна тревога коснулась его. Извне!

Кто-то вышел на заросшую лужайку рядом со скульптурой.

Этого еще не хватало! Превращаться на глазах у постороннего было немыслимо. Белый шарик замер. То есть он замер внутренне, в душе, а внешне он и так был каменный. Его заполняла тяжелая застылость нечувствительных мышц. Шарик рассердился на себя и сосредоточил внимание.

Он понял, что на лужайке появился еще один мальчик. Живой.

Зачем?

Белый шарик бросил в мальчишку пучок незаметных импульсов-анализаторов. Тот оказался постарше Стасика, щуплый, с мягкими волосами (они разлетелись, когда мальчик резко оглянулся). Трава шелестела по шелковистым штанинам его пижамы – видимо, ночной гуляка только что выбрался из постели.

От мальчика веяло теплом, но в тепле скользнула зябкая струйка печали и беспокойства. Всех причин этого Белый шарик понять не сумел. Их было много, Шарик улавливал лишь одну – связанную с тем, кого мальчик держал в ладошке.

Этот «кто-то» был маленький, но не птичка, не мышь, не бабочка… И вообще он состоял не из биоткани. Но в то же время был отчаянно живым. Клубок тревоги, радости, грусти и виноватости жил в руке у мальчишки. Шарик ощутил, как излучение рвется сквозь тонкую мальчишечью ладонь. Мальчик и сам чувствовал это. Сказал малышу полушепотом:

– Вот, пришли уже… Не бойся, теперь скоро.

– Я не боюсь, – соврал маленький. Это он не словами сказал, а ответил мыслью, импульсом. Так же, как Шарик разговаривал со Стасиком.

Неужели у незнакомого мальчишки тоже был шарик?

Белый шарик увеличил мощность пучка-анализатора, чтобы прощупать глубже, понять: кто там? И тут же резко сбавил напряжение. Потому что в последний миг его остановило ощущение разгадки. Вот-вот откроется что-то знакомое и очень горькое. Такое, что лучше не вспоминать. Захотелось даже рвануться назад, повиснуть в знакомой пустоте пирамиды под охраной больших шаров… Но Белый шарик запретил себе это. И ждал, замирая.

Мальчик взял из травы небольшую доску, положил ее в нескольких шагах от статуи. Долго возился, подкладывая под доску разбитые кирпичи и что-то считая шепотом. Потом прошептал чуть громче:

– Ну, все, Яш… Попробуем?

«Яш…» – толкнулось в Шарике это коротенькое слово. Даже не имя, а полуимя, намек. Шарик содрогнулся всем своим энергополем, опять ослабел и уже без страха, со сладко-печальной покорностью перестал сопротивляться памяти.

Он знал уже, что в руке у мальчика небольшой, ростом с мизинец кристалл. Не просто знал, а ощущал его! Настолько ощущал, что почти слился с этим живым кристаллическим малюткой, выросшим в цветочном горшке мадам Валентины. И когда мальчик прижал малыша к щеке, Шарик на себе ощутил тепло этой щеки.

Кристаллик сказал чуть виновато:

– Пробовать нельзя, надо сразу. Если я упаду назад, ты не найдешь меня в траве.

– Тогда готовься. Давай не будем прощаться долго.