Белый щенок ищет хозяина - Крапивин Владислав Петрович. Страница 12

СТАРЫЙ НЕПТУН ГОВОРИТ О ХОЗЯИНЕ

Был вечер, и щенок бежал к своим ящикам. У красной калитки, рядом с домом, где были очень большие окна, отдыхал старый Нептун.

Щенок растерялся. Нептун не двигался. Его голова лежала на вытянутых лапах. Он смотрел прямо перед собой. Может быть, он вспоминал свою долгую жизнь. Щенок хотел осторожно обойти Нептуна, но не решился. И остановился, поджав хвост.

– Здравствуйте, – робко пискнул щенок.

Нептун, наверное, не слышал. Все смотрел перед собой. И щенок не знал, что делать. Наконец хвост Нептуна шевельнулся. Чуть-чуть шевельнулся:

– Здравствуй…

Щенок осторожно двигался мимо. Нептун провожал его синими затуманенными глазами.

– Ты все бегаешь? Зря… Хозяин отпускает тебя одного?

Щенок нерешительно остановился и сел.

– У меня хозяина нет. Разве вы не знали?

– Не знал, – ответил Нептун. – Где же он?

– Его нет. Его не было никогда.

– Вот как, – равнодушно проворчал Нептун. Ему не хотелось разговаривать с глупым щенком, который городит ерунду, что у него нет хозяина.

Но щенок не уходил. Он увидел, что Нептун не сердится, и в его желтых глазах запрыгали искорки любопытства.

– Я не понимаю, – начал щенок осторожно. – Все говорят: хозяин, хозяин… Зачем хозяин? Разве нельзя жить без него?

– Зачем хозяин… – Нептун поудобнее положил голову на лапы. – Чтобы жить. Собака не может жить без человека. Она погибнет. Или станет диким зверем.

Щенок испугался. Но все-таки он осмелился возразить:

– Я живу.

Нептун поднял тяжелую голову.

– Живешь? Ты и вправду живешь без хозяина?

– Да, – пробормотал щенок. – А зачем хозяин? Он бьет. Разве собак надо бить?

Щенок увидел, что Нептун рассердился. И это еще больше испугало щенка.

– Какой болван тебе это сказал? – рыкнул Нептун. Щенок поскорее ответил:

– Балалай.

– Он глупый, – сказал Нептун. – А хозяин у него ненастоящий. Барахло. Пустой хозяин.

– Я не знал, – растерялся щенок.

Нептун опять опустил голову на лапы. Он прожил длинную жизнь и был умным псом. Он сказал:

– Ты еще ничего не знаешь, щенок… Хозяин – это человек, которого ты любишь.

– Я никого не люблю, – вздохнул щенок.

– Конечно. Где тебе.

– Это почему? – обиделся щенок.

– Человека любить непросто. Ему надо помогать. Надо ходить с ним по трудным дорогам, охранять его, гоняться за дичью, чтобы человек поел мяса.

Щенок молчал. Раньше он никогда не слышал о таких вещах. Ему некого было охранять, кроме себя, а гоняться он умел только за кошками.

Нептун продолжал, не открывая глаз:

– Зато и человек любит тебя… Он кормит тебя. Кормит, если даже в мешке остался всего один кусок хлеба. Человек ломает его пополам. Это я знаю.

– Любит – значит кормит? – спросил щенок. – Но Балалая хозяин тоже кормит.

– Да, – помолчав, согласился Нептун. – Кормит, потому что у него много еды. Но он не любит. Балалай не может подойти к нему и положить голову на колени. И Руки хозяина не будут гладить его мех…

– А вы можете? – робко спросил щенок.

– Да, – хмуро ответил Нептун. Он был суровым старым псом и не хотел рассуждать о таких нежностях, да еще со щенком.

– Теперь я вспомнил, – обрадовался щенок. – У меня был хозяин. Я помню его Руки. Они гладили меня. И кормили. Они были добрые.

И щенок гордо взглянул на Нептуна.

– А где же твой хозяин теперь? – усмехнулся Нептун. И щенок растерялся снова:

– Не знаю.

– Хозяин не должен бросать собаку, – сердито заметил Нептун. – Он должен ее защищать.

– Меня защищали, – вспомнил щенок. – Значит, у меня был еще хозяин. Сегодня. Маленькая девочка. Но она ушла.

Казалось, Нептун перестал слушать. Он лежал, закрыв глаза. Он, наверное, не верил. Мало ли что болтает глупый щенок.

Нептун встал и отряхнул соринки с длинной рыжей шерсти. Он собрался уходить. Может быть, ему захотелось подойти к хозяину, положить на колени голову и так подремать немного.

Он встал и сказал щенку:

– Ты должен искать хозяина, малыш.

– Как? – грустно спросил щенок.

– Как умеешь. Увидишь человека и беги за ним. Может быть, он позовет.

“Вот как, – подумал щенок. – Значит, это называется: искать хозяина”.

– Я делал так, – признался он. – Но никто не зовет. Позвала только девочка. Но она ушла.

– Попробуй еще… Видишь, идет человек. Он хороший, по-моему. Беги за ним.

– Но он в сапогах! – очень испугался щенок. – Сапог может ударить. Я знаю.

– Глупый! – рассердился Нептун. – Сапог сам ничего не может. Может ударить человек, если он плохой. Но ты ищи хорошего. Такого, как твой старый хозяин.

– Я не помню его, – вздохнул щенок. – Я помню только Руки…

КУРИЛЫЧ ОБИЖЕН. УГОЛЬКУ ВСЕ-ТАКИ НЕ СПИТСЯ. ЛУНА И РОМАШКИ

Была суббота, и мама пришла домой пораньше. Вслед за ней пришел Курилыч.

Когда-то Курилыч был начальником склада в том же тресте, где мама работала машинисткой. Поэтому он был знаком с ней лучше, чем с другими соседями. И когда Курилыч шел жаловаться, он прежде всего звонил в квартиру Угольковых.

Он протолкнул в дверь живот и с порога жалобно и хрипло загудел:

– Это что же такое, Марья Васильевна, выходит? Давеча козу на дерево вздрючили, а сегодня еще делов натворили. Одно хулиганство на уме…

Мама бросила на Уголька не совсем ласковый взгляд и поинтересовалась, каких именно «делов» натворил ее дорогой сын.

– Теща, значит, приходит ко мне денег взять взаймы, чтоб с плотниками рассчитаться, – гудел Курилыч, – и говорит мне: “Что за страхи, прости господи, у тебя на воротах нарисованы? Голова мертвечинная. Слова всякие нехорошие написаны”. Я, конечно, вышел. Гляжу, а там череп нарисованный. Изобразили же, будто с живого скелета рисовали. Кости всякие и, значит, надпись: <Смерть… этим, как его… браконьерам”. Ага, зеленым браконьерам. А с какой я стороны браконьер? Я и ружье племяннику продал еще в запрошлом году…

– Борис! – ледяным тоном спросила мама. – Ты?

– При чем тут я? – тихо и так равнодушно сказал Уголек, что сразу стало ясно: он и правда ни при чем.

– Я своему сыну верю, – сухо сказала мама. – Я своего ребенка знаю.

– Я про их тоже все знаю, – мрачно изрек Курилыч. – Все говорят: не виноватые. Вот поймаю, уши пооткручиваю. – Он задом протиснулся в коридор и пошел жаловаться в другие квартиры.

Угольку стало тоскливо: он сидел один, а лесной патруль начинал свои интересные дела…

– Бориска, – очень серьезно спросила мама, – скажи-ка честно, сын. Ты правда не виноват?

Уголек поднял грустные глаза.

– У меня даже в школе рисование еле-еле на “тройку”. Знаешь сама.

Она притянула его за плечи.

– У-у! И настроение у тебя еле-еле на “тройку”. Хочешь, обрадую?

Уголек пожал плечами. Чем теперь его обрадуешь?

– Завтра утром поедем на пристань в Верхневольск. Папина самоходка придет на погрузку. Повидаемся с папкой. Рад?

Конечно, он был рад! Так рад, что забыл про свои обиды и про патруль. И до вечера думал о завтрашней встрече.

Он думал о встрече и в постели и от волнения ворочался на своем узком диванчике.

Это будет чудесно. На пристани, уже у самого причала, он обгонит маму и по упругому трапу – гибкой доске с перекладинами – легко взойдет на крытую железными листами палубу. И зашагает навстречу отцу. Не побежит, а пойдет неторопливо, сдерживая пружинистую радость. И, может быть, только когда останется несколько шагов, он не выдержит и помчится, стуча ботинками по гулкому железу, и прижмется щекой к рукаву потертого синего кителя. От кителя почему-то всегда немного пахнет соленой рыбой и сырым деревом.

И можно будет рассказать про все: про пистоны в дверном замке, про таинственного щенка, про злополучное цирковое представление. И про изгнание… Папа поймет. Он же всегда понимал. Может быть, он даже скажет, что это совсем разные вещи: убежать с арены абсолютно ненастоящего цирка и бросить вахту у настоящего штурвала? Ведь это же, действительно, разные вещи…