Болтик - Крапивин Владислав Петрович. Страница 17
– Это форма школы космонавтов, – самым обыкновенным голосом сказал он.
И тут же перепугался! Вдруг Таня видела утром передачу и сейчас поймет, какой он хвастун! Хотя нет: если бы видела, то не спросила бы. Она смотрела удивленно и в то же время с уважением.
– Как это "школа космонавтов"? Такой кружок, да? Сказать бы, пока не поздно, "я пошутил". Но она так смотрела… И Максим произнес:
– Не кружок. Школа. У взрослых – училище, а у нас школа – для подготовки.
Таня села на дощатый ящик из-под мыла, взяла Максима за рукав.
– Садись. Расскажи.
Максим вздохнул и сел рядом. Совесть уже сверлила его, как бормашина, но язык словно работал сам по себе. Да и некуда было отступать.
– Это для подготовки полетов, – сказал Максим с самым серьезным видом. – Пока летают взрослые, но когда-то придется и детям. Когда другие планеты будем заселять. Это же скоро. Вот и готовят… Это не очень известная школа. Не совсем секретная, но все-таки… Ведь с космонавтикой связано.
Теперь Таня смотрела недоверчиво, с полуулыбкой. И, помолчав, снисходительно сказала:
– Космонавты не бывают в коротких штанишках.
Можно было смутиться или обидеться. Можно было сказать: "Не хочешь – не верь!" Максим чуть-чуть это не сделал. Но получилось бы, что он не прав. А он почти поверил в свою космическую школу. И сказал спокойно и убедительно:
– Мы же еще не взрослые. Мы вообще самая младшая группа и только готовимся. Но все равно когда-нибудь придется лететь.
– Честное пионерское? – спросила Таня. Но не требовательно, а скорее жалобно. Максим грустно качнул головой.
– Ты же видишь, я еще не пионер. Нас в пионеры знаешь когда принимают? Только после… – Он чуть-чуть не сказал "после первого полета", но это было бы уже явное вранье. И он объяснил: – После цикла тренировок. А мне еще два захода на невесомость…
Таня смотрела не отрываясь. Но не в лицо Максиму, а чуть опустив глаза. Кажется, звездочку на жилете разглядывала.
"Сейчас скажет: "Дай честное октябрятское" – и тогда капут", – понял Максим.
Она не сказала. Сняла пилотку и стала разглядывать серебряные крылышки.
Максим не знал, конечно, о чем она думает. А Таня думала: "Может быть, он и не хвастает. Может быть, и правда есть такая школа… А если хвастает… ну и что? Он же мальчишка. Это же простительно. Все равно он храбрый и симпатичный. Просто он этого не понимает и хочет показаться лучше. Ну и пусть. Зато он сразу понял, какое хорошее здесь гнездо. И в оружии разбирается, как настоящий Принц, который всю жизнь носит шпагу…"
– Эта пещера знаешь как называется? "Гнездо ласточки", – сказала она.
– Это потому что на высоком берегу, – понимающе откликнулся Максим. – Они всегда на обрывах гнезда делают.
– Тебе здесь нравится?
– Конечно, – искренне сказал Максим.
– Ты только никому про "Гнездо" не говори.
– Никому. Я же обещал.
– А сам… если захочешь, хоть когда приходи. Если даже меня не будет…
– Ладно, – тихо сказал Максим. – Только я… лучше, когда ты…
И тут он окончательно понял, какой же он свинья и хвастун. Наплел какую-то чушь про школу космонавтов. Как теперь разговаривать и смеяться с легким сердцем? К тому же все равно она узнает. Разве тогда придешь в "Гнездо ласточки"?
Забывшись, он стукнул себя кулаком с болтиком по колену. По забинтованному! Боль круглыми толчками раскатилась по всем жилкам. Тогда Максим сжал зубы, встал, снял индейское оперенье и повесил на гвоздь. Зажмурился. И так, зажмурившись, тихо сказал:
– Таня, я наврал… про космическую школу.
И украдкой посмотрел на нее.
Таня, кажется, не удивилась. И главное, не обиделась. Вроде бы даже обрадовалась чуточку. И только спросила:
– А форма?
– Да чепуха, – с облегчением сказал Максим. – Это просто ансамбль во Дворце культуры. Хор "Крылышки". Мы сегодня по телевидению выступали.
Вот теперь она удивилась:
– Правда?!
Максим тоже удивился: чего она так?
Он не понимал ее. А ведь Таня была девочкой. Для девочек артисты почти такие же знаменитые люди, как космонавты.
Конечно, не каждый мальчишка, поющий в хоре, – артист, но если по телевидению…
И потому она сперва обрадовалась, а потом недоверчиво сдвинула брови.
– А если ты опять… Ну, опять просто так придумал?
– Да что ты! – он торопливо взялся за звездочку. – Вот честное октябрятское! Да хоть кого спроси, что утром была наша передача! Ятам песню про летчиков пел. Не веришь?
Он совсем не думал теперь хвастаться. Просто хотел, чтобы она поверила. Изо всех сил хотел! И если получилось немного хвастливо, то это уже совсем случайно. Таня поверила. И попросила как в первый раз:
– Сядь. Расскажи.
– А ты не злишься?
– Из-за чего?
– Ну… что наврал.
– Ты же сразу сказал, что пошутил… А выступать страшно?
– Нет… то есть чуть-чуть, пока не начал. А когда поешь, то уже не страшно… Мне болтик помогал, – улыбнулся Максим и опять разжал ладошку. – Я вместе с ним выступал.
Таня серьезно кивнула и пальцем покатала болтик на Максимкиной ладони.
– Конечно, с таким легче… А песня хорошая?
– Еще бы!
– А можешь сейчас спеть?
– Сейчас?
– А что? Ну, пожалуйста, – попросила Таня. – Ты не стесняйся, ты забудь, что я тут сижу. Будто ты один.
Но Максим, конечно, застеснялся. И глупо спросил:
– А зачем петь?
– Ну вот… – тихо сказала она. – Я же не видела передачу. Мне же тоже… хочется ведь послушать…
– Здесь акустики нет.
– Чего нет?
– Тесно. Звучать совсем не будет. И музыкального сопровождения нет. И хора. Эту песню с хором поют.
– А ты попробуй без всего. Может быть, хоть немножко получится! Хоть чуть-чуть! Сначала как будто хор, а потом сам.
Она говорила жалобно и в то же время настойчиво. И не отводила глаз от его лица. И Максим вдруг понял, что опять может оказаться обманщиком: наговорил про выступление, а петь не хочет. Значит, наврал? Но не это было главное. Главное, что Таня могла обидеться. Но и это не все.
Дело в том еще, что Максиму захотелось петь. Неловко было, но все равно хотелось… И, подавляя в себе смущение, он сбивчиво согласился:
– Ладно. Только я не знаю… Как уж получится.
– Конечно! – торопливо сказала Таня. Вскочила и поспешно отодвинулась к стенке.
Максим глубоко вздохнул, развернул плечи, уперся позади себя кулаками в ящик. Посмотрел на солнечные облака в светлой щели выхода. Они были прошиты белой реактивной ниткой.
Максим запел:
Он пел вместо хора и, по правде говоря, не очень старался. Ведь это было только вступление. А когда слова хора кончились. Максим помолчал, мысленно слушая музыкальные такты. И начал свое. Без боязни, чисто, по-настоящему:
И отчаянное желание полета, надежда на чудо и тоска по высокому небу опять пришли к Максиму.
И его, разумеется, взяли в конце концов. И он торжествующе рассказал об этом в песне. А замолчав, посидел несколько секунд, словно возвращаясь из полета. Сюда, в "Гнездо ласточки". И вопросительно взглянул на Таню.
– Какой ты молодец, – сказала она. – Самое честное слово, молодец! Ты меня позовешь, когда у вас будет где-нибудь концерт?
Он кивнул. И подумал, что концерты ведь и в самом деле еще будут. И Таня придет. И наверно, мама с папой придут. И может быть, даже Андрей. И ребята из класса… А подумав о классе. Максим встревожился.