Граната (Остров капитана Гая) - Крапивин Владислав Петрович. Страница 32
– Толик не разрешит, – грустно сказал Гай.
– Попроси изо всех сил.
– А школа… У меня и формы-то нет. Только лыжный костюм на всякий случай, если холод…
– А это чем не форма? – Ася прошлась по Гаю глазами. – У нас многие мальчишки так всю первую четверть ходят, до самых холодов.
– Ну да? – Сентябрь в понятии Гая был прочно увязан с плотным серым сукном школьной униформы, без которой и не думай явиться на уроки, пусть хоть какая жара на улице.
– Здесь же юг, – сказала Ася.
– А учебники? Где я возьму?
– Что нам, моих не хватит?
“А зачем тебе надо, чтобы я задержался?” – подумал Гай. Но понял, что спросить это не решится ни за что в жизни.
– Ох… я попробую с Толиком поговорить, – сказал Гай.
– Конечно! Попробуй…
– А Пулеметчик… Сержик этот в твоей школе учится?
– Да. Он в пятый перешел.
– Ну? Я думал, он меньше. На вид такой… октябренок.
Они пересекли Лабораторную балку, и Ася объяснила, что от линии Обороны отклонились. Зато поднимутся на Зеленую гору, с которой виден весь город.
И они стали подниматься. Ноги у Гая ныли и гудели, и он думал, что Ася – просто железный человек. Иногда хотелось плюнуть на гордость и сказать: “Слушай, давай посидим, а?”
Зато с горы Гай увидел Севастополь во всем его праздничном сверкании. А за ним – громадное пространство моря. Там уверенно двигались корабли.
Радостно и беспокойно толкнулось сердце: не хочу уезжать!
Если бы Гаю предложили остаться здесь навсегда, он бы не согласился. Даже если бы вместе со всеми здесь жить – с мамой и отцом, с Галкой, дедушкой и бабушкой – все равно не захотел бы. Он любил Среднекамск и свой дом. Там была – вся его жизнь. А здесь – праздник, хотя и не лишенный печалей.
Не может вся жизнь быть праздником. Но так хочется, чтобы его было больше…
Сошли по тропинке к зеленому Т-34 на каменном постаменте – памятнику героям-танкистам. Постояли у него. Потом по извилистой лестнице, сквозь рощу дубов и акаций, мимо белой школы спустились к вокзалу. Ася предупредила:
– Скоро последний подъем… Я тебя замучила?
– Ты не девочка, а какой-то… землепроходец, – сказал Гай. Но он уже не чувствовал прежней усталости. Ноги, правда, гудели, как и раньше, но пришло какое-то пружинистое веселье. Немного нервное, с примесью тревоги: “А что скажет Толик?”
Поднимались опять среди старых, увитых виноградом двориков, где орали петухи и ходили деловитые кошки. Одна такая улочка-тропинка-лесенка называлась Лагерный переулок. Интересно, когда и какой лагерь здесь был? На этом месте, где только и гляди, чтобы не загреметь под откос…
Поднялись к Четвертому бастиону с его черными пушками и брустверами из корзин и мешков (мешки и корзины были отлиты из бетона, но очень походили на настоящие). Потом прошли мимо Панорамы. Здесь толпились экскурсии, к дверям тянулась бесконечная очередь. Гай посмотрел на нее снисходительно: ему не надо стоять, он был здесь дважды.
В парке у Панорамы стояла парашютная вышка, вверху колыхался шелковый купол.
– Прыгнешь? – спросила Ася.
– А пустят?.. У нас в Среднекамске тоже есть такая, там ребят не пускают… Но у нас там инструктор знакомый, он пацанов, которых знает, пускал, я четыре раза прыгал… Первый раз жуть такая, второй раз еще страшнее, а потом ничего… – Гай говорил весело и беззаботно, потому что все было полной правдой. – А здесь ребят пускают?
– Нет, – вздохнула Ася. – Я хотела, сказали: маленькая.
Они пообедали в полупустом кафе на Историческом бульваре. Взяли по полтарелки теплой окрошки и по блинчику с мясом. Пока шли, Гаю казалось, что он голодный, но сейчас аппетит вдруг пропал. Наверно, от растущего беспокойства: “Что же все-таки скажет Толик?”
Теплый ветер колыхал парусиновый навес, по пластмассовым столам прыгали воробьи. Ноги у Гая отдохнули, даже натертая пятка не болела. Но росло тревожное нетерпение.
Когда они мимо памятника Тотлебену спустились с бульвара на площадь Ушакова, куранты на башне Матросского клуба пробили три часа. Торжественные колокола сыграли “Легендарный Севастополь”. Гай сказал:
– Ася, на Пятом бастионе я уже был. Это ведь на кладбище Коммунаров, где могила лейтенанта Шмидта, да?.. А мимо Шестого и Седьмого и так каждый день ходим…
– Устал? – спросила она спокойно и ничуть не обидно.
– Нет… Не в этом дело. Скоро Толик придет домой. Я хочу, чтобы уж сразу разговор…
Четырех еще не было, но Толик оказался дома. Гладил белые брюки: брызгал на них, раздувая щеки, и лихо водил шипучим утюгом. Весело глянул на Гая.
Гай сел у стола, положил подбородок на локти.
– Толик…
– А?.. Пфу… Что, дитя мое?
– Толик… Хочешь увидеть необыкновенное? Самое-самое.
– Что… пфу… именно?
– Самого образцового на свете пятиклассника… то есть шестиклассника. Самого-самого послушного, дисциплинированного и всякого-всякого… Хочешь, я таким сделаюсь?
– В обмен на что? – проницательно спросил Толик.
– Ох… – тихонько простонал Гай.
– Что “ох”? Какая идея возникла в твоей кудлатой голове?.. – Толик выключил утюг, пальчиками поднял брюки и полюбовался. – Ну? Слушаю вас, сударь…
– Ага, “слушаю”… А потом скажешь “нет”.
– Скорее всего.
– Ты только не говори сразу “нет”, а? Ты сперва послушай, потом… ну, потом отругай меня. И скажи “ладно”… А?
– Выкладывай… – Толик уже слегка встревожился.
– Ох… – опять сказал Гай. Зажмурился и выпалил :
– Не отправляй меня двадцать восьмого! Можно, я еще немножко здесь поживу?
Толик молчал. Гай приоткрыл один глаз. Толик смотрел, словно говорил: “Лю-бо-пытно… Что еще придумаешь?”
– Ну, вот… – уныло произнес Гай. Открыл второй глаз и стал безнадежно смотреть на Толика. Тот, в самом деле, сказал:
– Лю-бо-пытно… Давно придумал?
– Сегодня, – скорбно отозвался Гай. И вдруг в молчании Толика ощутил нерешительность. И капелька надежды сверкнула, как дождинка на солнышке… – Толик… Я тебе, конечно, надоел, я понимаю. Но вот если бы ты согласился… не надолго ведь, еще деньков на десять, а? Я бы тогда…
– Школу прогуливать? – хмыкнул Толик.
– Нет! – Гай подскочил. – Ни за что на свете! Ася договорится со своей классной! Толик… я бы одни пятерки здесь…
Надежда уже не искоркой сверкала, а горела ярким фонариком. Гай даже позволил себе слегка дурашливый тон:
– Я бы стал образцом успеваемости… и этой… кротости.
– Неужели не соскучился по дому?
– Ох, соскучился. Иногда даже… хоть пешком беги. Но все равно! Толик, мне здесь надо еще! У меня причины.
– Кое о каких догадываюсь…
– Ты думаешь, я из-за Аси? – в упор спросил Гай. – Ну и… Но не только. Много всего… Одного мальчишку надо встретить, внука бабы Ксаны. Он лишь к первому сентября приедет.
– А он-то тебе зачем?
– Наверно, он про бюст знает… Ну, кто там изображен.
– Но ведь ясно же, что не Головачев.
– А может… вдруг Алабышев?
– Ну и фантазия у ребенка, – сказал в пространство Толик.
– А что! Бывают же всякие совпадения, сам говорил. Ты вот, например, здесь своего Шурика встретил. Разве не чудо?
Толик усмехнулся и медленно проговорил:
– Да, встретил… Шурика и благодари.
– За что?! – подскочил Гай.
– У них, видите ли, выход в море на съемку задерживается до начала сентября… “Ах, как мы без Гая? Ах, уже со сценаристом согласовали этот эпизод! Не губите гениальный финал фильма…” Даже билет сам переоформить обещает…
Встав на голову, Гай зацепил ногами стол, и сшиб утюг.
– Это и есть образец кротости, – печально сказал Толик. И огрел Гая глажеными брюками.
К Асе Гай прибежал только около семи часов.
– Ты где пропадал?
– С Толиком на почтамт ходили, Среднекамск по срочному тарифу вызывали… Ох, Аська, досталось нам от мамы!
– Значит, остаешься? – расцвела она.
– Ты думаешь, это легко было?.. А мама потом даже всхлипывать начала по телефону. Я уж совсем решил, что, ладно, поеду домой. А потом вспомнил: фильм-то…