Колесо Перепелкина - Крапивин Владислав Петрович. Страница 38
Униформисты в красных мундирах начали расставлять блестящие турники и брусья. Клоун Поликарп Фомич смешно путался у них под ногами. Потом девушки и парни в усыпанных блестками костюмах ловко летали с перекладины на перекладину, а Поликарп Фомич, пугался, падал и убегал, схватившись за поясницу.
Но закончился и этот номер. Дядьки в мундирах лихо разобрали гимнастические снаряды и настелили вдоль барьера ровную деревянную дорожку (Поликарп Фомич снова мешал им и получил от одного униформиста пинок).
– Вот… сейчас… – шепотом сказал Васе мальчик.
Зрители притихли. Лампы поубавили свет. Мужчина во фраке (его звали Петр Федорович), который объявлял все номера, вышел на середину арены. Раскинул руки. Сообщил торжественно, как о выходе королевы:
– Юная эквилибристка на колесах, наша общая любимица Юленька Вишнякова!
Ух, что поднялось! Цирк забушевал аплодисментами. Мальчик-сосед откинулся к дощатой спинке, вскинул обтянутые протертым вельветом колени и хлопал так, что пистолетное щелканье отдавалось в ушах. Потом все стихло. На арену упали светлые круги прожекторных лучей. Оркестр заиграл удивительно живую музыку, и под лучи выбежала девочка. Лет десяти. Длинные золотистые волосы развевались у нее за плечами. («Как у Оли», – с мимолетной грустью подумалось Васе.)
Если бы не эти летучие волосы, Юленька была бы похожа на мальчишку. С озорным курносым лицом, длинноногая, узкоплечая, в матросском костюмчике из трепещущей белой ткани. Она прошлась по арене колесом, встала, вытянулась и раскинула руки. Вот, мол, я, здравствуйте! Опять взорвались аплодисменты, но лишь на несколько секунд. Зрители притихли и ждали.
Униформисты вывели из-за красного бархата небольшой блестящий велосипед. Толкнули на дорожку. И он побежал по кругу, как послушная лошадка. Девочка догнала его, хлопнула по седлу, вскочила на раму, сделала на ней ласточку и так проехала целый круг. Затем ухватилась за руль, сделала стойку на руках, вытянув вверх коричневые ноги в белых башмачках. Упруго толкнулась, перелетела и встала на багажник. А велосипед все бегал по кругу, словно у него был скрытый моторчик. Но Вася-то понимал, что дело не в моторчике. Между девочкой и велосипедом было с о з в у ч и е. И когда зрители захлопали опять, Вася захлопал тоже. От души!
А девочка и велосипед… что они только ни делали! Юленька взлетала над велосипедом, крутила в воздухе сальто и ловко приземлялась ногами на седло. Выгибала мостики. Стоя на раме, жонглировала блестящими кольцами и разноцветными мячиками. Иногда соскакивала и командовала своим двухколесным дружком, как живым. Велосипед послушно вставал на дыбы (на заднее колесо), вертелся в танце, опрокидывался на руль и седло, вращая колесами в воздухе (словно дрыгал ногами). Потом велосипед дурашливо убегал, а Юленька грозила ему пальцем. Велосипед виновато возвращался. Девочка прощала его, и они вдвоем танцевали вальс.
И была Юленька Вишнякова такая тонкая и гибкая, такая… добрая и сказочная, что замирала душа и щипало в глазах. Встречный воздух растрепывал ее невесомые волосы, легонькая ткань матроски трепетала и прижималась к телу. А лучи прожекторов не выпускали ее из столбов голубого, зеленого и розового света…
Юленька снова вскочила на раму и помчалась по кругу. Оркестр затих. Два униформиста бросили девочке скрипку и смычок. Она, изогнувшись, подхватила их, вскинула скрипку к плечу и заиграла.
Вася раньше никогда не слышал такой волшебной мелодии. Она была… ну, как самая ласковая ласка, как самая дружеская дружба, как… такая теплая радость, от которой даже немного печально…
И когда это кончилось, Вася не поверил. Неужели больше он не увидит, не услышит этого волшебства?
Несколько раз еще Юленька под шум и крики зрителей появлялась на арене, тонкая и легкая, как белое перо, кланялась, ладонями посылала всем приветы и наконец убежала насовсем. А Петр Федорович во фраке посмотрел ей вслед вздохнул, и объявил:
– Антракт!
Мальчик-сосед перестал хлопать и посмотрел на Васю блестящими глазами:
– Ну? Что скажешь?
– Да-а… – выдохнул Вася. – Вот это музыка!
– Да что музыка! Главное, как она на велосипеде!.. Словно крылья у нее…
– Да. Но без музыки было бы не так хорошо… – осторожно возразил Вася. Спорить не хотелось, но и уступать не хотелось тоже. Получилось бы, что он дал Юленьку в обиду.
Мальчик слегка пожал плечом.
– Ну да… Но в общем-то мелодия известная. Это Вивальди, совсем не сложная пьеса, ее хоть кто сыграет. А вот велосипед…
Вася не понял про какое такое «вивальди» мальчишка говорит, и сказал, слегка набычившись:
– Как это «хоть кто сыграет»? Может, и ты?
Мальчик глянул опять своими темными, с блеском глазам. Ответил необидчиво и без хвастовства:
– Ну, и я… А что такого? Да я это уже играл, не раз… – И пошевелил на коленях длинными пальцами. Вася посмотрел на эти пальцы – загорелые, со сбитыми костяшками и очень тонкие. «Вот оно что!» – понял он. Сказал примирительно:
– Конечно, ты умеешь… А я ни за что на свете не смог бы. У меня слуха нету. На Колесе могу почти как она на велосипеде, а скрипку даже не держал ни разу…
Мальчик смотрел стеснительно, словно чувствовал себя виноватым, что у Васи нет слуха, и не знал, что сказать. И в этот миг раздался бодрый клич:
– Ма-ароженое! Ма-ароженое! – По проходу двигалась полная продавщица в кружевной наколке и белом фартуке. Держала поднос с бумажными стаканчиками, из которых торчали плоские лучинки. – Ма-ароженое! Порция три рубля!..
– Ага. Где их взять-то… – надув и без того пухлые губы, – сказал мальчик. То ли Васе, то ли просто так.
Вася вспомнил, что у него есть железный пятирублевик, подарок Акимыча. Недавно Вася по просьбе старика ездил в булочную, привез батоны и сдачу, и Акимыч сказал: «Возьми на мороженое». Вася взял – чего церемониться-то, свои люди… И сейчас он торопливо зашарил про накладным карманам на шортах. Достал монету.
– Дайте, пожалуйста!
Дальше случилось такое, чего он ну никак не ожидал.
Продавщица взяла пять рублей, замигала. Глянула на деньги, на Васю, опять на деньги Ее лоб под кружевным кокошником и пухлые щеки гневно зарозовели.
– Да ты что! За дуру меня принимаешь?!
– А… что? – замигал Вася.
– Ты чего даешь мне старинную деньгу! Сейчас тебе что? Дооктябрьская революция? – Оно сунула монету Васе в ладонь. – Бери и затолкай подальше, пока не позвала милицию!
– Это же нормальные деньги… – пробормотал Вася.
– Нормальные?! С двуглавым орлом?! Для сопливых буржуев они нормальные, таких, как ты! Ишь, рубаху надел американскую, родители, небось, в лимитном распределителе отовариваются, в культурных людях значатся, а сынок…
– Да хватит вам, – сказала крашеная женщина справа от Васи. – Что вы пристали к мальчику? Он просто перепутал, думал, наверно, что это полтинник двадцатого года.
– И за полтинник хотел трехрублевую порцию?! Далеко-о пойдет…
– Барышня, успокойтесь, – перебил пышущую тетю сосед крашенной женщины, тот, что в казачьей (или не казачьей?) форме. – Лучше дайте нам три порции… Вот так, благодарю… – Он ухватил стаканчики, один оставил себе, а два отдал женщине и что-то вполголоса сказал ей. Та улыбнулась и протянула стаканчик Васе.
– Возьми мальчик. Не обижайся на нее, все работники торговли сейчас такие нервные…
– Спасибо, – прошептал Вася. И подумал, что это очень хорошая женщина, хотя от нее чересчур крепко пахнет духами.
Колесо на коленях нервно задергалось:
«Я же тебя предупреждало, будь внимательней, учитывай обстановку…»
«Ничего ты не предупреждало!.. Я домой хочу.»
«Подожди до конца представления.»
«Ага, затащило неизвестно куда, а теперь подожди…»
Но Вася уже не очень хотел домой. По крайней мере не сию минуту. Надо было съесть мороженое, да и с мальчиком еще не кончен разговор. Вася протянул ему стаканчик:
– Хочешь? Давай по очереди.
– Ага… – заулыбался юный музыкант. – Спасибо. – И охотно зачерпнул закругленной дранкой изрядную порцию. Облизнулся. – А что у тебя за монета? Правда, старинная?