Колесо Перепелкина - Крапивин Владислав Петрович. Страница 43
Пустота начиналась сразу под носками кроссовок. И она не пугала. Мало того, она даже звала к себе. А может быть, не она… Словно кто-то ласковый и пушистый шевельнулся внутри у Васи и шепнул, что дальше идти не надо.
Зачем идти-то? Ну, спустишься по лестнице, ну, проберешься во двор старого дома… Второй раз Колесо не встретится, оно далеко. Вертит чьи-то судьбы и дела. Наверняка не Васины. Иначе он здесь не оказался бы снова. И зачем так мучиться, двигаться по карнизу, когда ноги гудят от усталости, а там, за поворотом, все равно н и ч е г о х о р о ш е г о… Не проще ли наклониться чуть-чуть?
«Вот забегают-то… – подумалось Васе как тогда, в мае. – И пожалеют…»
А ноги правда вдруг ослабели, подгибались сами собой. И было так приятно отдаться этой усталости, закрыть глаза и…
Что-то твердое ударило Васю в грудь, уперлось, заставило вжаться спиной в стену. Он распахнул глаза.
Перед ним висело Колесо с торчащими фанерными педалями. И давило, давило грудь шиной. И педали, словно крылышки, дрожали от возмущения.
«Дурак! Ну-ка очнись!»
Вася замигал.
«Посмотри на кроссовки!» – приказало Колесо.
Вася посмотрел.
Прямо от разбитых кожаных носков уходил полого вниз прямой сияющий рельс. Он сперва тянулся над одноэтажными крышами, в потом терялся в листве.
«Поставь меня на рельс!»
Вася поставил Колесо на узкий металл. При этом он ничего не чувствовал – ни радости, ни страха, ни удивления. Двигался, как заводной.
«Прыгай на педали!»
И Вася прыгнул – сразу двумя ступнями, – как делал это тысячи раз. Привычно взмахнул руками, ловя равновесие. И помчался навстречу зашумевшему воздуху – над домами и заборами, над кустами и травами. Все это замелькало с нарастающей скоростью и наконец – трах, бах!
– Ой, мама-а!!
Казалось, самые кусачие сорняки, самые шипастые колючки произросли в одном месте, чтобы поймать в свою ядовитую гущу третьеклассника Перепёлкина. Вася пробил в них короткую просеку, перевернулся через голову и сел. Колесо тут же приткнулось к его боку.
«Это не мама, – назидательно сообщило оно. – Мама добавит от себя, когда узнает. А это пока от меня. Чтобы в голову не лезла больше никакая дурь».
Вася сразу понял, про какую дурь говорит Колесо. Но надул губы.
«Ничего мне не лезло… Откуда тебя принесло? Сперва лупит в поддых, а потом еще швыряет в крапиву…»
«А что было делать? Бабочка на этот раз тебя не спасла бы», – деловито разъяснило Колесо.
«Откуда ты знаешь про бабочку?» – Вася за хмурым тоном спрятал виноватость.
«Ха… – непонятно отозвалось Колесо. И уже с другой, почти маминой ноткой заметило: – Оказывается, тебя ни на минуту нельзя оставить одного».
«Вот и не оставляло бы…» – буркнул Вася.
«Разве я могло догадаться, что ты опять начнешь думать о т а к и х глупостях!.. Не стыдно?»
Васе стало стыдно.
«Я ничего и не думал! Это… как будто внутри меня кто-то завелся и давай шептать…»
«Кто именно? И какой?» – строго спросило Колесо.
«Ну… маленький такой, мохнатый. Хитрый…»
Колесо понимающе вздохнуло:
«Это волосатый мыш-коротыш…»
«Кто?»
«Зловредное такое существо. Заводится в человеке, когда тому плохо, и толкает… ну, сам знаешь, куда… Надо его немедленно извести!»
«Как?» – буркнул Вася.
«Вытащить наружу, засунуть в ружье Акимыча и выпалить в небо. Чтобы летел подальше!»
«Как его вытащишь-то?» – хмыкнул Вася, растирая на себе ладонями царапины и укусы. Он не поверил Колесу и говорил с ним лишь бы говорить. Лишь бы оно не намылилось опять в свое ВПК.
«Вытащить – раз плюнуть. Закрой глаза…»
Вася закрыл.
«Теперь поскреби затылок. Сильнее. Будто хочешь кого-то нащупать в волосах…»
Давно не стриженный затылок был косматым, волосы там перепутались. Вася стал скрести его даже с удовольствием и вдруг среди волос в самом деле зашевелилось, задергалось что-то живое и постороннее, размером с крупный орех. Вася сморщился, потянул…
В пальцах у него оказался… ну не поймешь кто. Вроде крохотного, пузатого, обросшего черной щетинкой человечка. Он еле слышно пищал, дергал скрюченными ручками-ножками. Внутри у него что-то пульсировало. Вася чуть не заорал от нестерпимого отвращения. Размахнулся, чтобы швырнуть.
«Не смей! – неслышно взвыло у него под боком Колесо. – Ты не забросишь далеко, он вернется!»
«Но я не донесу до парохода! Противно же!»
«И не надо! У тебя есть рогатка! Забыл?!»
Вася забыл, но сейчас обрадованно вспомнил. Левой рукой выдернул из заднего кармана рогатку с намотанной красной резиной. Помахал, чтобы резина распуталась. Засунул запищавшего пуще прежнего мыша-коротыша в широкую кожанку (не выронить бы!), сжал. Вскочил, натянул резину изо всех сил.
«Целься повыше!.. Стреляй!»
Вася с великим облегчением выстрелил. Черный мыш-коротыш сразу растаял в воздухе. Вася передернул плечами. Опять сел в примятые и уже неопасные сорняки.
«Он не вернется?»
«Нет… Старайся только, чтобы не завелся новый.»
«Как стараться-то?» – виновато насупился Вася.
«Подумай, может, догадаешься…»
«А ты как догадалось? Ну… что надо успеть на карниз…»
Теперь насупленным и виноватым сделалось Колесо. Пробубнило неразборчиво:
«Так и догадалось. У нас, между прочим, созвучие. Забыл, что ли?»
«Я – т о ничего не забыл…» – не удержался от упрека Вася. С горечью вспомнил прощание там, среди колес…
«Ну… и я… Хватит уж дуться-то. Мог бы и спасибо сказать, что я подоспело в самый раз. А то что было бы?»
«Лепешка, – сумрачно признался Вася. И вздохнул: – Спасибо… – И наконец решился, спросил о главном: – А ты насовсем вернулось?»
«Насовсем… Тебя разве можно оставить без присмотра? Да и большие колеса сказали…» – Колесо ощутимо засопело.
«Что они сказали?» – радостно спросил Вася.
«По правде говоря… Главный Всемирный Гироскоп сказал, что я дурак…»
Вася обиделся за друга:
«Почему?! Какое он имеет право?! Этот самый… главный, всемирный…»
«… Гироскоп. Он имеет, он отвечает за устойчивость всех миров… Говорит, что каждое колесо должно вертеться на своем месте. Там, в ВПК, и так хватает колес, в том числе и безработных. А у тебя (то есть у меня), говорит, есть свое место – рядом с Перепёлкиным. Мол, от добра добра не ищут…»
Очень осторожно и все же настойчиво Вася спросил:
– Это о н так думает. А ты сам-то… как?
Колесо зашевелилось, будто и его куснула крапива. Потом выговорило:
«Вася. Хватит меня воспитывать. Я ведь вернулось.»
И Вася сразу сказал:
«Ладно.»
Потом они посидели молча. Вася поглаживал потертую шину. Понемногу он соображал, в каком именно месте оказался. Это были пустыри недалеко от овражка – за верхушками бурьяна можно было разглядеть знакомые многоэтажные дома.
Колесо опять повозилось под локтем у Васи:
«А может быть, это и хорошо?»
«Что?» – не понял Вася.
«Ну… что самое главное колесо сказало, что я дурак…»
«Чего хорошего?» – опять надул губы Вася.
«А потому что дурак… он ведь мужского рода. Значит, теперь я тоже могу считаться вроде как пацан. А то надоело всё «оно» да «оно», ни рыба, ни мясо…»
«Ох, верно! – обрадовался Вася. – И твое имя «Мару» вполне может быть мальчишечьим. Только немного иностранного образца.»
«Это неважно, пусть иностранного!»
«Да! Мару, знаешь что?»
«Что?»
«Мне сейчас придумалось такое… будто портрет. Если представить, будто ты мальчик, ты был бы похож на маленького японца. С круглым лицом, с темными волосами и в большущих очках! Я такого видел в каком-то мультике. Он был храбрый, веселый такой и всем помогал! И звали его похоже, как тебя, только я забыл…»
«Значит, договорились?»
«Конечно, Мару… – И тут Вася не удержался, хихикнул: – По крайней мере, больше не будешь ревновать меня к девчонкам. Ведь пацаны не ревнуют своих друзей к девичьему роду».
«А когда это я ревновал?!» – возмущенно подскочил Мару.