Крик петуха - Крапивин Владислав Петрович. Страница 19
Мальчик стоял на низком, затерявшемся в траве постаменте, смотрел в заречные дали. Босой, с длинными растрепанными волосами, в просторной матроске с галстуком, в мятых штанах до коленей. Был он ростом с Витьку… Однажды, в октябре, Витька и Цезарь подошли к скульптуре и увидели пацаненка лет девяти и такую же девочку, которая накрывала плечи бронзового мальчика старой парусиновой курткой. Ребятишки глянули на подошедших серьезно и без боязни. Мальчик сказал:
– Ему холодно осенью. Пусть будет одетый…
– Конечно, Юкки, – отозвался Цезарь. И объяснил Витьке: – Они здесь часто бывают. А откуда они – не знает никто…
В этом тоже была загадка.
Но главная загадка – Театр Неожиданностей.
Собственно, никакого театра не было. Просто ветхая эстрада без крыши, с железной рамой, на которой когда-то, наверно, крепился занавес. Теперь от занавеса не осталось и воспоминаний. Не было и задника. Декорацией служил заречный пейзаж с вечерним небом. Спектакли всегда ставились после заката.
Может быть, когда-то были здесь скамейки, но теперь зрители смотрели спектакли стоя.
Играли в спектаклях любители. Но, видимо, какие-то особые любители. Было что-то завораживающее в их стремительных ломаных движениях, вскриках, настоящих слезах, долгих, томительных паузах, когда на весь парк наваливалась тишина… Ставили очень разные пьесы: «Короля Артура», «Гамлета», «Барабанщиков», «Сказку о Гадком утенке», «Золушку», «Царя Эдипа»… Случалось, что не хватало исполнителей, и тогда актеры стремительно протягивали к толпе руки: «Кто?!» Среди зрителей происходило движение, и один или несколько человек прыгали на сцену, включались в захватывающую игру – смесь декламации, странной пантомимы, фантазии и гипноза…
Почему-то не нравились эти спектакли властям. Иногда раздавались свистки, возникали уланы на своих черных мотодисках (они были похожи на чертей, оседлавших поставленные на ребро сковородки). Зрители, словно проснувшись, разбегались, ругали улан. Актеры же прыгали со сцены назад, в сторону реки. А несколько раз Витька и Цезарь видели, как актер вскидывал руки и словно прошибал собой близкое послезакатное небо. На миг в небе возникала пробоина – черный, заполненный звездами силуэт. Скорее всего, это был хитрый театральный эффект. Но может быть (почему бы и нет?), какой-то известный этим людям способ перехода. Или ухода?..
Так или иначе, была здесь загадка, и в мае Цезарю пришло в голову разобраться, в чем там дело. И Витька волей-неволей отправился с ним. Днем на эстраде и вокруг было пусто. В солнечном тепле порхали желтые бабочки. Пахло гнилыми досками. Никакого волшебства на сцене, конечно, не обнаружилось. Только одно открытие сделали они – сцена была вертящаяся: посреди квадратной площадки, вровень с ней, – дощатый вращающийся круг. Механизм, как ни странно, оказался хорошо смазанным. Встаешь на кромку круга, толкаешься ногой, и он послушно, с мягким урчанием подшипников катит тебя, как карусель.
Витька и Цезарь порадовались неожиданному аттракциону, покатались. Витька даже забыл о неуютности, которую всегда ощущал здесь после того ноябрьского вечера. А Цезарь вообще радовался, как дошколенок. Только на каждом обороте он почему-то ойкал и подпрыгивал.
– Ты чего скачешь?
– Тень по ногам щелкает. Как резинка…
Витька был в джинсах, а Цезарь уже по-летнему, в шортиках. И смешно потирал друг о дружку цыплячьи незагорелые ноги.
Неужели правда щелкает тень?
Темная полоса тянулась через площадку от железной стойки до центра круга. Витька повел над ней ладонью. И – будто лопнула тугая бумажная ленточка.
– Странная тень… Чек, это и не тень вовсе. Солнце-то вон где! А это… так, полоска.
– А почему она не движется, когда вертится круг?
– А правда… Но если тень, то… не солнце ее делает.
– А что?
– Не знаю… Что-то…
– Витька, смотри. Это была бы нормальная тень, если бы посредине круга стоял шест. Как раз от него. Как на солнечных часах. Смотри, здесь и цифры были!
На краю дощатого диска и правда краснели остатки стершейся краски. Приглядишься – следы чисел и линий…
– Но ведь никакого шеста нет! Вот, пусто! – Витька скакнул на центр круга. Цезарь за ним…
И здесь, в середине круглой площадки, на них упала особенная, очень прозрачная тишина. И в этой тишине отовсюду, не мешая друг другу, зазвучали голоса и звуки:
«Московское время девять часов пятнадцать минут…»
«Внимание, „Сфера“! Эксперимент „Дельта“ имеет своей особенностью…» (Это Скицын в радиорубке!)
«Уважаемые господа! Особая комиссия муниципалитета Реттерберга извещает, что лица, лишившиеся биоиндексов, должны получить магнитные регистрационные карточки не позднее…»
«Сашка, негодник! У тебя экзамены на носу, а ты!..»
«…А ежели ты, воевода, со своими сотнями встанешь в Каменном урочище, им и совсем не пройти…»
Витька присвистнул. Цезарь смотрел на него с веселым непониманием.
– Узелок, – сказал Витька. – Ерстка…
– Что?
– Если рассматривать с точки зрения теории Кристалла, здесь какой-то узелок на ребре граней. Аномалия.
– Спасибо, очень понятно, – слегка обиделся Цезарь.
– Не очень… Это вообще непонятно. Но Скицын и Румянцев предсказывали, что такие штуки могут быть. Сбегание волн разных граней в одной точке… Причем из разного времени… Смотри, тень на девятке. А если… – Витька отбежал на край. Толкаясь пяткой, повернул круг так, что тень легла на стертое число двенадцать.
– Витька, часы!
В центре круга отчетливо слышалось, как бьют башенные часы неизвестных городов. В какой-то приморской крепости ухнула полуденная пушка.
«Уважаемые граждане Вест-Федерации! Двенадцать часов. Служба погоды сообщает, что осадков не ожидается…»
«…Орбитальная станция „Марс-двадцать два“. Информация для рейсовых грузовых судов: сектор номер четыре закрыт в связи с археологическими изысканиями. Внимание…»
А сквозь голоса – равномерное, редкое и знакомое «щелк… щелк… щелк…», отдающееся в глубине большого колокола.
– Маятник, – прошептал Цезарь. Потому что уже был один раз у Башни.
…Потом они приходили сюда еще несколько раз. И теперь шли снова, потому что этого хотел упрямый Цезарь.
– Чек… А почему твой отец сказал, что если ты со мной, то он не беспокоится? Ведь после того случая, осенью… казалось бы, он должен наоборот…
– Почему же наоборот? – Чек глянул ясными, удивленными глазами. – Он меня сперва отругал, а потом говорит: «Скажи спасибо Виктору, которого ты втянул в эту авантюру. Ведь он мог сразу уйти в свой прямой переход, а ему это в голову не пришло, тебя спасал, дурня…»
– Как это я мог уйти? – изумился Витька. – Без тебя, что ли?
– Я понимаю… Ну, папа про это и говорил.
– А почему он сказал, что ты втянул меня в авантюру? Ведь это я тебя…
– Да? – очень удивился Цезарь. – Я всегда был убежден, что наоборот…
Они выбрались к эстраде, где, как всегда, было пусто и тихо. Темная черта – «тень от ничего» – лежала на досках.
– Во сколько он орал? – деловито спросил Цезарь. – В шестнадцать по вашему? Значит, в двенадцать пятьдесят по Реттербергу… Вот так… – Он, толкаясь сандалией, подвел под черту стершееся число 13, потом слегка отодвинул назад. И отбежал к центру диска. Витька стоял уже там.
Сначала был слышен один маятник. Он равномерно разбивал прозрачную тишину редкими толчками (и в колоколе у Башни отдавалось эхо). Потом зашелестели, захлопали крылья, и отчетливо, будто в соседних кустах, закричал петух.
Цезарь сказал озабоченно:
– Он не сам по себе. Он кричит так, когда Филипп командует: «Голос!»
«Пожалуй…» – хотел сказать Витька. Не успел.
– Эй, вы! Что вы там делаете! – Неизвестно откуда возникла у эстрады дюжина улан. Со всех сторон. Скрестив руки, балансировали на дисках. Все в черном, лишь на одном вместо шлема офицерский берет песочного цвета.