Лужайки, где пляшут скворечники - Крапивин Владислав Петрович. Страница 24
– С девочками…
– Не придирайся… Каждую весну ребята строили скворечники и прибивали их над крышами и на уличных столбах – не на тех, что с проводами, а на специальных. И в каждом жили скворчиные семьи. Некоторые жили круглый год, не улетали, потому что в Тридевятом Посаде никогда не было больших холодов… И долгое время все было хорошо. Но потом в городе завелся один такой гад. Возрастом не совсем уже мальчишка, но и не взрослый еще, а так…
– Ни то, ни сё, да?
– Да. Но не в годах дело, а в характере. Он стал приманивать к себе ребят и учить их всяким делам. Сперва вроде бы забавы как забавы. А потом все больше такие, когда стреляют. Из рогаток, из поджигов, из самострелов… Ну и стреляйте себе, если охота, – по банкам, по картинкам на заборах, по всяким специальным мишеням. А он говорил: «Надо учиться по живому. Вы же мужчины, а каждый мужчина в душе охотник и воин»… Ну, не все его слушали, но многим пацанам было интересно. Особенно когда он придумал вместо рогаток и самопалов электронные стрелялки. Из них почти невозможно промахнуться, а когда попадаешь, птица вспыхивает, как звезда, и сгорает без остатка. С виду даже красиво, если не помнить, что она живая…
– А как это не помнить? – шепотом сказала Лелька. Остальные ребята тихо дышали, обступив Кея и Лельку со спины и с боков.
– Не знаю, как, – сердито отозвался Кей. – Меня там не было… И так продолжалось несколько лет, и птиц в Тридевятом Посаде становилось все меньше. Никто уже не строил новых скворечников, но и прежние во множестве стояли пустые.
И было этим скворечникам тоскливо…
Потому что скворечники умеют чувствовать. В них, даже в пустых, живут живые души. То ли от птиц остаются, то ли рождаются сами по себе, не знаю…
– Наверно, никто не знает, – все с той же серьезностью сказала Лелька.
– Наверно… Я Егорыча спрашивал, но и он ничего про это не слыхал… Да ладно, неважно. Главное, что живые… И вот однажды опустевший скворечник Санька обратился к друзьям. К тем, что поближе. Скворечники умеют переговариваться вроде как по радио. Санька сказал:
«Ребята, что же так торчать без пользы, мокнуть да рассыхаться? Айда начинать новую жизнь!»
Другие скворечники, конечно, спрашивают:
«А как?»
Санька говорит:
«Напрягайте свои живые силы, отращивайте руки-ноги и спускайтесь на землю».
И они стали отращивать…
– Да нет у них никаких рук! – взъерошенно заспорил семилетний коричневый Гулька (тот, что в день знакомства Артема и Егорыча лупил колотушкой по железу).
Кей отозвался необидчиво:
– Есть, Гулька, есть. Только скворечники их прячут внутрь, когда бегают в траве. Им четыре лапы не нужны, чтобы бегать, не зайцы ведь… А чтобы спускаться с высоты руки были нужны. Даже больше, чем ноги… А с ногами вышло не всё, как хотел Санька. Он думал, вырастут ноги, как у ребятишек, а получились птичьи лапы. Это и понятно: руки-то скворечникам были известны человечьи, те, что их строили, а ноги они знали только такие, как у скворцов. Вот и стали скворечники, будто крошечные избушки на курьих лапах. Не совсем на курьих, но похоже… Первым обратил на это внимание самый маленький и самый молодой по взрасту скворечник Ерошка.
– Он даже песенку сочинил, да? – опять сунулась Лелька.
– Да. Вот такую.
Вообще-то полагается говорить не «захочем», а «захотим», но он был еще не очень образованный. Зато он любил сказки…
Но песенка – она уже потом. А когда все скворечники спустились на землю, они собрались на лужайке за городским рынком, спорят, что делать дальше, а Ерошка выбрал секунду тишины и говорит:
«Послушайте! Ну, пожалуйста!.. Надо нам на наших птичьих ногах идти в леса и поля!»
Многие засомневались, заворчали. Мы, мол, жители городские, к дикой природе непривычные, что там, в лесах и полях, делать-то? А Ерошка им:
«Как что! Будем квартиры предлагать всяким мелким жителям: полевым мышам, болотным лягушкам, диким пчелам да пичугам! Разве плохо?.. А еще слышал я, – говорит Ерошка, – что на ромашковой поляне позади дальнего елового леса живет избушка на куриных ногах. Раньше в ней занимала жилплощадь вредная старуха с протезной ногой, но потом то ли померла, то ли уехала в дом для престарелых, а избушка осталась сама по себе. И, чтобы не скучно было, начала, как взаправдашняя курица, нести яйца, из которых вылупляются избушата. Их там у нее целый выводок. Избушка эта добрая, не то что ее бывшая бабка. Попросимся, может примет нас в семью…»
Некоторые спрашивают:
«А зачем нам это?»
А Ерошка говорит:
«Ну, тогда у нас будет мама… как у маленьких скворчат мама-скворчиха…»
Вот они и пошли. Некоторым понравилось Ерошкино предложение (и Саньке тоже), а другие просто так, за компанию. Добрались до ромашковой поляны и прижились там, перемешались с избушатами, стало уже не понять, кто откуда. И начали потом размножаться, расселяться по разным лесам, лугам и окраинам. Но не по всяким, а где есть для них подходящие условия…
– Какие? – таинственным шепотом спросил Ванющка.
– Ну… особые. Где их не обижают всерьез. Играть с ними можно – в пряталки, в охоту, в догонялки, – а обижать нельзя. Это вредит не только им, а даже и Пространствам… И живут в этих скворечниках всякие разные существа. Не только обыкновенные, но и редкие. Например, гномы самой маленькой породы, говорящие кузнечики, дюймовочки, черные жуки-астрономы и много еще кто. Все, кто не боятся, что дом их часто бегает с места на место. А некоторые скворечники никакого населения внутри не держат, живут сами по себе. Дружат с зайцами, с большими гномами, с говорящими воронами… А в ясную ночь, в полнолуние, или, наоборот, в яркий такой полдень, если только кругом нет посторонних, скворечники собираются на лужайках и устраивают пляски, водят хороводы… Но это не всегда, а перед какими-то важными событиями…
– Перед какими? – спросил бледный тихий Валерчик.
– Этого никто не знает… Может, они и сами не знают, а только чувствуют. Ну, например, как здешние зайцы чувствуют грозу или путаницу между понедельником и вторником…
– Смотри-ка, – шепотом сказал Артем скульптору Володе. – У Пространств уже есть свой фольклор.
– Это, скорее, не фольклор, а попытки объяснить кое-какие явления, – шепотом возразил Володя. – Я, кстати, слышал… от одного тут… что в пустых скворечниках не просто пустота, а частичка Безлюдных пространств. И эти лихие избушата разносят Пространства по тем землям, куда мигрируют.
– И… ты веришь в это?
Володя пожал плечами. Потом шепнул что-то очкастому Костику, тот убежал и очень скоро вернулся с гитарой. Володя взял гитару, сел неподалеку от Артема. Тонкими сильными пальцами перебрал струны. Сыграл переливчатую мелодию (у Артема охнуло сердце). Запел дребезжащим голосом:
Видимо, не только Артем, но и другие слушали здесь эту колыбельную впервые. Притихли по-особому. Лелька даже посапывать перестала. Вроде бы, простенькая песня и даже по-старинному слащавая, а было в ней что-то задевающее душу. Не в словах, конечно, а в мотиве. И ласка, и покой, и тревожная догадка, что покой этот непрочен и короток.