Мальчик девочку искал - Крапивин Владислав Петрович. Страница 35
Авкины тревоги спрятались позади новой радости. Гуськины, кажется, тоже. Данька выделил им для катания по две тыквы. Первый раз у Авки получилось не очень, но кое-что он все-таки усвоил. И второй раз ощутил себя опытным воздушным наездником. Даже подняться по вертикали попробовал, как учил Данька. И поднялся. Правда спуск получился слишком крутым, Авка перелетел через руль, но отделался лишь привычной ссадиной на колене.
А Гуська – тот вообще молодец. Данька даже позавидовал:
– Ты будто всю жизнь ездил на микрочихе.
Гуська скромно поулыбался. Но тут же лицо его стало похудевшим, треугольным. Он, Гуська-то, оказывается, помнил о главном деле крепче Авки. Он за лямку оттянул Авку в сторону.
– Пора сказать ему…
И горькая забота опять взяла Авку в свои холодные лапы. И беспощадная каторга замаячила впереди. Но он храбро сказал:
– Идем домой.
– А как же…
– Идем. Даньку нельзя впутывать в наши дела. Если все откроется, его ведь тоже могут… за решетку. Как сообщника. А у него вон сколько малышни…
– Но кто же нам поможет, если не он?
– Он уже помог…
– Как?
– Идем, идем…
Они помахали Даньке ладонями – уже от калитки. Прокричали спасибо.
– Приходите еще! – отозвался он. – Только не завтра! Завтра мне на дежурство, таскать шлейфы за фрейлинами!
– Надоело? – посочувствовал Авка.
– Хуже кислой тыквенной похлебки!.. Я просил перевести в барабанщики, а министр церемоний говорит: "Ишь чего захотел, много вас таких…"
– Свинья он! – сказал Авка.
– Ты уж держись! – подбодрил императорского пажа Гуська.
– Придется…
– И гляди, чтобы твои детки не свихнули шею на микрочихе! – посоветовал Авка.
– Не-е! Я им даю тыквочки с запалом всего на пять секунд! Не успеют разогнаться!..
Когда прошли полквартала по улице Золотых Семян, Гуська сумрачно сказал:
– Ну и что дальше?
– Пошли на Цветочную гору.
– Зачем?
– Оттуда лучше всего видать дворец.
– Август, ты что задумал? – спросил Гуська тоном строгого равноправного друга.
Но Авка молча шагал вперед.
Гуська сжал губы, сунул кулаки в клетчатые карманы и, видимо, решил больше ни о чем не спрашивать.
По лестнице в четыреста ступеней поднялись на Цветочную гору. Это было самое высокое место в столице, за исключением Императорского холма, где стоял дворец. На горе была окруженная колоннами площадка. С нее жители столицы и приезжие люди любовались видом главного города Тыквогонии. Но сейчас никто не любовался. Весь народ толпился на улицах, площадях и рынках, обсуждал слухи: куда едем? что будет?
С площадки казалось, что дворец совсем недалеко – вот он, как на картинке.
– Гуська, видишь главную башню?
– Ну и что?
– Видишь полукруглое окно вверху?
– Ну и что?
– Все говорят, что там кабинет императора…
– Ну и что?
В самом деле, что такого? Каждый знал, что там кабинет императора. Нередко в окне показывалась фигура в белом мундире и золоченой короне-тыкве. Снизу лица было не разглядеть – башня-то ого-го какая! – но тыквогонцы знали: это его величество, размышляя о нуждах империи, обзирает страну. Находились, правда, злые языки, они болтали, что это вовсе не император, а специальный придворный. А некоторые даже говорили: чучело. Но таких было немного.
– Смотри, Гусь, наружная стена совсем недалеко от башни.
– Ну и ч… – начал опять Гуська и глотнул. И быстро сказал: – Авка, не надо.
– У нас в кладовке есть во-от такая чихалка. Куда там Данькиным! Хватит на целую минуту. Если сперва вверх, а потом вот так, – Авка горизонтально провел над площадкой ладонью, – прямо в окно…
– Авка, не надо!
– А что делать-то? Так и жить? И все время думать, что из-за тебя человека сгноили в тюрьме? И притворяться, что… хороший и честный… перед Звенкой… Так, да?
– Ты не долетишь до окна, – беспощадно сказал Гуська. – Или долетишь, но промажешь, вляпаешься в стену. А потом вниз – и в лепешку…
– Ну и пусть!
– Тебе пусть. А твоей маме?
– Ну… чего маме… – ослабел Авка. – У нее еще Бума есть. Скоро женится, будут внуки. Хватит маме хлопот без меня…
– Дурак, – убежденно сказал Гуська.
– Ну и пусть дурак. А что еще делать? Ты знаешь?
Гуська не знал. Мало того, в глубине души он понимал: нет у Авки выхода. Потому что кто же сумеет долгие годы жить и помнить каждый день, что он самая предательская бзяка с отпадом? Ну, некоторые взрослые – те, наверно, смогут, у них закаленные характеры, а из нормальных пацанов – никто.
И Гуська ужаснулся. Не столько из-за Авки, сколько из-за себя. Потому что у него, у Гуськи, судьба была еще страшнее. Авка улетит в императорское окно и пропадет там во дворце неведомо на сколько времени. А Гуське снова маяться. Как на Щетинистом острове, у осокоря. Нет страшнее муки, когда ждешь и ничего не знаешь…
Но Гуська зажал в себе слезы. Потому что настоящий друг должен не хныкать, а помогать тому, кто задумал геройское дело. Иначе будешь мокроглазая бзяка-бояка, а то и похуже…
Они пришли в Авкин двор, отыскали за хлевом доску ростом с Гуську. К передней части прибили руль-поперечину, к задней приспособили плоский хвостовик из куста жести, чтобы легче удерживать направление полета (Авка придумал!). Авка разыскал в кладовке веревочную сетку, чтобы прикреплять тыкву к доске. Потом раздобыл в кладовке бутылку с кислым молоком.
– Чего это вы мастерите? – спросила мама с крыльца.
– Воздушный самокат! – весело сообщил Авка, пряча бутылку за поясницей. Мама покачала головой: ох уж эти мальчишкины фантазии…
Потом Авка прикатил несколько тыкв-чихалок, в том числе и самую главную – в полтора обхвата.
Все имущество уложили в большущую корзину, поставили ее на Гуськин самокат и отвезли на пустырь за Гороховым ручьем, где рос высокий, с пушистыми головками белоцвет (сразу вспомнился Данька – ох, придется ли Авке еще увидеться с ним?). Здесь Авка испытал свой микрочих с тыквами средних размеров.
Все получилось даже лучше, чем у Даньки. Потому что хвостовое оперение! И по вертикали микрочих подымался послушно. Правда один раз Авка забылся, скрючил ноги, и струей сорвало левый башмак.
Гуська тоже прокатился один раз. И сказал:
– Авка, давай лучше я полечу к его величеству. Я легче. А ему ведь все равно, от кого слышать признавание…
Авка только вздохнул:
– Хороший ты человек, Гусенок…
И они повезли микрочих с главной тыквой ко дворцу.
По дороге Авка вспомнил, что негоже являться к императору в обтрепанных штанах и рубашке – этакий уличный шалопай. Надо было надеть костюм, в котором сдавал экзамены. Однако возвращаться – дурная примета. И мама обязательно спросит: "Куда это ты собрался такой нарядный?" Можно, конечно, сказать, что на экскурсию в Императорскую кунсткамеру, но… нет, врать маме не хотелось. Конечно, раньше это случалось: и насчет отметок в школе, и по поводу всяких приключений. Но сейчас-то, когда, может быть, гибель на носу… Зачем лишний грех брать на душу?
Дворец на Императорском холме был окружен высоченными стенами из желтого кирпича. Поэтому даже в пасмурную погоду он казался освещенным солнцем. Так и должна выглядеть резиденция его величества!
Часовые на стенах появлялись лишь изредка – просто для порядка. Потому что какой сумасшедший полезет на неприступные вертикали!
Под стенами тянулись аллеи с дубами и вязами, но не везде. Местами – просто лужайки в зарослях желтой акации. Здесь были прекрасные места для игры в прятки. Вот и сейчас из-за кустов слышалась девчоночья считалка:
Но, к счастью, на той лужайке, куда выбрались по склону Авка и Гуська, никого не оказалось.
В этом месте между главной дворцовой башней и стеной было самое короткое расстояние. Сейчас башню скрывала зубчатая кромка стены, однако Авка все рассчитал заранее и знал: здесь самая подходящая точка для взлета.