Мальчик со шпагой - Крапивин Владислав Петрович. Страница 38

9

После каникул стал падать замечательный пушистый снег, и за два дня пришла зима. Правда, потом наступила оттепель, но и это было здорово: снег набух, сделался липким. Каждую перемену в скверике перед школой реяли стаи тугих снежков. Снежки разбивались на стенах и дверях влажными серыми звездами.

Изредка звенели выбитые стекла.

С тех давних времен, как в школах вместо бычьих пузырей и слюды появились настоящие стекла, их время от времени разбивают. Иногда виновник признается сам и сразу. Иногда его просто не отыскать. А иногда известно, что виновник где-то рядом, но кто именно, угадать нельзя. Тогда на классном собрании начинается долгий и безнадежный разговор с призывами "найти мужество и признаться". Однако виноватый чаще всего считает это не мужеством, а глупостью и помалкивает. Помалкивает и класс, потому что с давних пор известно: выдавать товарища – свинство. Тогда остается один выход – взять класс измором.

Именно так и решила поступить Нелли Ивановна. Она заявила, что умрет на пороге класса, но не выпустит ни одного, пока не узнает, кто высадил стекло рядом с форточкой.

Класс молчал. Скорей всего, никто и в самом деле не знал виноватого. Стекло выбили снаружи, а снежки в ту перемену летали тучами, и попасть в открытую форточку старались не только второклассники.

Все это Нелли Ивановна слышала от ребят уже много раз. Но в ответ заявляла, что, поскольку стекло выбито, значит, виновник существует и должен понести наказание. Только трех заревевших девчонок она милостиво отпустила – они-то явно были ни при чем.

Остальные не ревели и не признавались. Класс сидел. Осенние сумерки за окном превратились в сплошную темноту. Снег растаял, и земля была черной, а небо – беспросветным.

В классе у Серёжи кончился шестой урок. Серёжа вышел в коридор и увидел Наташу.

– Просто безобразие, – сказала она. – Нелюшка ребят не отпускает. Стаська теперь ни за что один домой не пойдет, он же трусишка. А мне скорей домой надо, маме помогать. Скоро гости придут.

У дяди Игоря был сегодня день рождения. И папа, и тетя Галя, и Маринка собирались в гости к Лесниковым. И Серёжа, конечно. Сразу после уроков. Только сначала он хотел забежать к Генке, который сидел дома с ангиной и даже петь не мог, бедняга.

– Ладно, Генке я позвоню, объясню, – сказал Серёжа. – Ты иди. Я Стаську дождусь, и мы пойдем. Не будет же она их до ночи держать.

– Надо бы мне зайти спросить, когда их отпустят, – нерешительно сказала Наташа. – Я ведь все-таки у них сейчас вожатая. Но бесполезно. Я с Нелюшкой за эти дни уже два раза поругалась.

– Ну и нечего третий раз ругаться. Иди домой.

Наташа ушла, а Серёжа устроился на подоконнике напротив второго "А". Вытащил из портфеля книгу "Архитектура средневековья". Книга была старая, тяжелая. Он сегодня увидел ее в шкафу, в кабинете истории, и под честное слово на два дня выпросил у доброй исторички Анны Валентиновны.

Серёжа разглядывал иллюстрации и все больше огорчался. По сравнению с прекрасными рыцарскими замками на книжных гравюрах его собственный пенопластовый макет казался примитивным и нелепым.

Проходил мимо директор. Серёжа вскочил с подоконника.

– Что читаешь? – спросил Анатолий Афанасьевич и взял книгу. – Ого, серьезная вещь. Интересуешься или случайно?

– Интересуюсь. Немного.

– Молодец. А почему здесь сидишь в одиночестве?

– Жду, – сердито сказал Серёжа. – Все того же Грачёва. Учительница их не отпускает, а он сейчас один забоится домой идти.

В коридор доносился громкий голос Нелли Ивановны.

Директор осторожно приоткрыл дверь и шагнул в класс.

Через три минуты ребятишки, радуясь долгожданной свободе, вырвались из дверей. Стаська увидел Серёжу и заулыбался.

– Ну что, нашли преступника? – спросил Серёжа.

– Не-е… Сказали, что потом.

Серёжа и Стасик с ребятами вышли из школы. Пришлось делать крюк, чтобы хоть некоторых развести по домам. Сначала с ними шла большая компания, но один за другим второклассники уходили в подъезды и калитки. Наконец, кроме Стасика, остался только один мальчик. Это был тот крупный кареглазый парнишка, который в сентябре сказал про Стасика, что он им не товарищ.

– Ты где живешь? – спросил Серёжа.

Ответил Стасик:

– Рядом с нашим домом, на углу. Он в большом доме живет.

– Вместе домой ходите?

– Вместе, – сказал мальчик. Его звали Валера.

– Ну вот, – усмехнулся Серёжа. – А говорил, что не товарищи.

– Мне сказали, чтобы я над Грачёвым шефство взял, – объяснил Валера.

– Кто сказал?

– Новая вожатая. Ее Наташа зовут.

Стасик свернул в Походный переулок. Валера за ним.

– Вы куда? – удивился Серёжа. – Вы разве здесь ходите? По Октябрьской же лучше: там сухо и фонари.

– Там канаву роют для труб, – объяснил Валера. – Все перекопали. Просто шею можно сломать.

Серёжа не любил Походный переулок.

Ничего особенного в этом переулке не было: домики с палисадниками, газетный киоск на углу. Но когда Серёжа был в первом классе, он видел, как мотоциклист сбил здесь собаку. Большая рыжая собака лежала на краю дороги мертвая, вся в крови… И с тех пор Серёжа старался по этому переулку не ходить.

Но делать нечего, они пошли.

Фонарей не было, свет падал только из окошек. И лишь сейчас увидел Серёжа, что небо очистилось и сверкают, будто отмытые, звезды. Белые и голубые. Он шел позади ребят, запрокинув лицо, и видел все больше и больше звезд, целые миллионы. Они светлой пылью проступали в черноте.

Переулок уже кончался, впереди горели фонари. Серёжа опустил голову и тогда увидел троих ребят. А потом четвертого – он догонял остальных, спешил от закрытого киоска.

Они шли навстречу. В их ленивой и развинченной походке была скрытая угроза. Стасик остановился. И Валера.

– Это, кажется, Киса, – шепотом сказал Стасик. – Пойдемте назад.

Серёжа ощутил в груди неприятный холодок. Но он подтолкнул Стасика в спину.

– Идите, не бойтесь. Что за Киса?

– Он в новом доме живет, его раньше не было. Он в седьмом классе учится, только не в нашей школе.

"Что раньше не было, я и сам знаю, – подумал Серёжа. – Развелись всякие Кисы…"

– Киса – не тигр. Чего вы дрожите? – сказал он как можно беззаботнее.

– Он у ребят деньги отбирает, – объяснил Валера. – Он хулиган. По нему плачет колония.

– Идите, – сказал Серёжа. И подумал: "Малышей не тронут. Не звери же".

Четверо неизвестных приближались. Самый высокий сказал тонким, но хрипловатым голосом:

– Остановитесь-ка. Дело есть.

– Ну? – сказал Серёжа, и ему стало по-настоящему страшно. Это был обыкновенный липкий подлый страх, от которого слабеют ноги.

– Скажи ему, Киса, – нетерпеливо прошептал самый маленький, чуть пониже Серёжи. – Скажи…

– Денежки есть? – поинтересовался длинный Киса. У него получилось мягко, почти ласково: "денюшки".

Серёжа не видел в темноте их лиц. Он различал только фигуры. Трое стояли тесной группой, четвертый чуть в стороне.

"Вот так, – подумал Серёжа. – Опять их четверо. Это тебе не на совете других ругать за трусость".

Это не на совете… И не на фехтовальной дорожке, где противник – твой товарищ, а кругом строгие судьи… И не во сне, когда вражьи пули бьют в тебя безвредно, как дождевые капли…

"Эх, Нока бы сюда", – подумал он.

Страх не уходил. Но Серёжа знал, что пусть хоть до смерти изобьют, а карманы выворачивать он не даст и не побежит без боя. Да и как побежишь, когда Стаська с Валеркой здесь? Не бросишь.