Мальчишки, мои товарищи - Крапивин Владислав Петрович. Страница 2

Профессор Аргон понимал, как опасно доверять такому человеку свое изобретение. Розовый Луч, с помощью которого можно было с быстротой молнии бурить шахты, проложить многочисленные туннели в горах Гранитного Ожерелья, чтобы соединить полуостров с материком, мог стать в руках Железного Бахбура страшным оружием.

Но не было ни выбора, ни времени. Кроме того, профессор был уверен, что опасность, нависшая над человечеством, заставит миллиардера принять все меры для предотвращения катастрофы, хотя бы ради спасения собственной жизни.

Профессор взял трубку чудом уцелевшего телефона:

– Алло… Дом господина Бахбура. Секретарь? Говорит профессор Аргон.

– Чем могу быть полезен? – осведомился секретарь.

Крайне раздраженный профессор пояснил, что полезен ему может быть не секретарь, а сам господин Бахбур, к которому он имеет разговор по важному и секретному делу.

– Масштаб дела?

– Мировой, черт возьми!

– Профессор шутит?

– Профессор не склонен шутить в данный момент, так как это весьма опасно…

Не верить столь известному ученому и пренебрегать разговором с ним было нельзя. На вопрос, когда господин Бахбур сможет принять господина Аргона, последовал ответ, что господину профессору не следует беспокоиться. Если дело действительно столь важное, господин Бахбур приедет сам.

– Угодно господину Аргону принять его завтра утром в девять ноль-ноль?.. Великолепно! – Это говорил уже сам Биром Бахбур, подошедший к телефону.

Положив трубку, профессор открыл вделанный в стену сейф и достал прямоугольную пластинку из светлого металла. На этой пластинке, величиной с тетрадку, были выгравированы микроскопические чертежи и формулы – результат многолетней работы ученого над “Розовым Лучом”. Бенэм Аргон не доверял бумаге.

Он взял лупу и, подойдя к раскрытому окну, стал рассматривать пластинку. Было около восьми часов вечера. За окном моросил мелкий теплый дождик. По небу бежали низкие рваные облака – остатки бушевавшего несколько дней шторма. Было довольно темно. Профессор положил пластинку на подоконник и повернулся к столу, чтобы зажечь лампу. При этом он задел пластинку рукавом, и она полетела со второго этажа на улицу.

Схватив карманный фонарик, ученый бросился вниз по лестнице.

Стоит ли говорить, как старательно искал он то, что было для него дороже всех сокровищ! Напрасно обшаривал он каждый квадратный сантиметр на тротуарах и мостовой не только у своего, но и у соседних домов. Часа через полтора, мокрый насквозь, профессор вернулся в кабинет. Копий чертежей и расчетов у него не было Построить гигантский аппарат по модели, оставшейся у профессора, было нельзя: слишком проста и несовершенна была она. Убедившись в этом, профессор грохнул бесполезный аппарат об пол и лег на диван.

За окном ударил ливень…

Эник любил свой город. Ему нравилось смотреть, как вечерами на фоне желто-розовых безоблачных закатов, словно нарисованные тушью, чернеют острые крыши, башни, шпили и флюгера. Он любил широкие улицы Нового города и старые переулки с могучими тополями, высокими крышами домов и мостовыми, поросшими травой. Любил Эник густые сады, кружевные мосты над рекою Птичьей Слезы, веселый шум приморского базара, корабли, заходящие в порт, ночные огни и старые дома, хотя своего дома у него в городе не было.

Он был одним из тех, кого горожане называли уличными мальчишками.

Их было немало в Городе острых Крыш. Этих ребят, выброшенных жизнью на улицу, можно было встретить в садах, на бульварах и в переулках; но больше всего их было в порту. Оборванные, худые, но всегда гордые и независимые, они искали работу. Только нестерпимый голод заставлял их выпрашивать мелкую монету у прохожих. Что поделаешь, работы не хватало и для взрослых…

Эник не помнил матери. Его отец, шкипер маленькой парусной шхуны, год назад не вернулся из плавания. Денег от проданных вещей хватило на месяц. Родных не было. Целый год Эник жил на случайный заработок. Чтобы поесть вечером, он целый день ворочал в порту тяжелые тюки, помогал грузчикам. Ночевал он, как и большинство других бездомных мальчишек, в больших пустых ящиках из-под разных товаров. Их было много в порту.

В штормовые ночи, когда волны кидались на каменный мол, как цепные псы, Эник уходил в город. Прижавшись к стене дома, он смотрел на другую сторону улицы, где в окнах зажигались желтые огни, и старался представить, как живут там люди. Эник не завидовал. Просто мальчику становилось теплее, когда он смотрел на светящиеся окна.

Так было и на этот раз. Прислонившись к забору, Эник смотрел на двухэтажный дом с маленькой башенкой над острой крышей. Это был дом профессора Аргона. Глядя на два светлых окна, мальчик думал: “Интересно, чем занят профессор? Вот бы он придумал машину, которая делает хлеб из воздуха! Нажал кнопку – раз, и каравай… Можно было бы накормить всех ребят в порту…” – Голод с утра не давал Энику покоя.

“Или придумал бы профессор такую штуку, которая облегчает вес у корабельных грузов, – мечтал мальчик, – взвалишь на плечи мешок с мукой, а он ничего не весит. Вот было бы здорово!..”

Теплый ливень хлестал по голым плечам мальчугана, мочил непокрытую голову, но Эник не обращал внимания. Он не боялся дождя.

Наконец Эник встряхнулся. Нужно было идти спать. Завтра могла придти шхуна капитана Румба – единственный корабль, на котором всегда была работа для маленьких жителей гавани.

Не успел мальчик сделать нескольких шагов, как что-то острое впилось ему в босую ногу.

Закусив губу от боли, Эник опустился на колено и вытащил из щели между плитами мостовой большую металлическую пластинку с острыми краями. Зажимая порез на ступне, он подскакал на одной ноге к фонарю и стал рассматривать находку. Струи дождя смыли грязь с серебристой поверхности, и Эник рассмотрел чертежи и цифры. “Вдруг эту штуку потерял профессор Аргон, – подумал он. – Если так, то нужно отнести. Пожалуй, можно получить пару монеток на хлеб”. Однако, поглядев на свои босые ноги, мальчуган заколебался. Представил, сколько мокрых следов наделает он в доме у профессора. “Выгонят еще”, – подумал он. Но голод пересилил робость. “Кроме того, вдруг это что-нибудь важное”, – подумалось мальчику, и он направился к дому. Удивившись, что дверь открыта настежь в такой поздний час, Эник поднялся на второй этаж…

Стук в дверь вывел профессора из оцепенения. Он сел на диване, поправил очки и крикнул:

– Войдите!

Когда Эник вошел, профессор увидел не мальчика, а лишь то, что он держал в руках. Радостно вскрикнув, он выхватил у Эника пластинку и бросился к лампе: ни одной царапинки не было на серебристой поверхности.

Бенэм Аргон положил пластинку на стол и повернулся к своему гостю. Перед ним стоял мальчик лет двенадцати, голый по пояс, в старых, больших не по росту брюках. Капли дождя запутались в густых каштановых волосах. Широко раскрыв большие темные глаза, мальчик с удивлением наблюдал за профессором. А тот был полон благодарности к мальчугану, вернувшему изобретение. Обняв Эника за плечи, профессор Аргон немного торжественно произнес:

– Друг мой, ты даже не представляешь, какую услугу оказал человечеству.

Он усадил мальчика на диван и хотел уже расспросить подробнее, как была найдена пластинка. Вдруг он заметил на полу красные пятна.

– Что это такое?

– Извините, господин профессор, но на улице дождь, – оробел Эник, думая, что речь идет о мокрых следах.

– Дождь, но не кровяной, надеюсь, – возразил профессор, – у тебя нога поранена.

Острая боль напомнила мальчику о порезе, и он объяснил, как наткнулся на свою находку.

– Что же ты молчишь!

Профессор принес йод и бинты.

– Больно? – спросил он, смазывая порез йодом. Эник закусил губу, но мотнул головой. Разве он скажет, что ему больно!

– Ты совсем вымок, – сказал профессор, окончив перевязку. – Тебе нужно согреться. Сейчас мы напьемся чаю, и я отвезу тебя домой.