Мальчишки, мои товарищи - Крапивин Владислав Петрович. Страница 48

Вилли нравилось бывать у Шварцмана, хотя он немного стеснялся этого старика-аптекаря. Шварцман любил поворчать. Когда Вилли первый раз заскочил в аптеку, спасаясь от преследователей, старик, что-то бубня под нос, заклеил ему пластырем ссадину на лбу, затем взял мальчика за плечи и грустно спросил:

– Неужели все опять? Тогда меня спасли чудо и хорошие люди. Но сейчас разве за себя я имею страх?

Вилли немного испугался и ничего не понял. Почему «опять», если он здесь впервые? И от кого спасался аптекарь? Впрочем, взрослые любили говорить непонятно. Зато Вилли знал, что на старика можно положиться…

Вилли переступил порог. Навстречу пахнул теплый лекарственный воздух. Было уже включено электричество и плафон рассеивал уютный розоватый свет. Блестело стекло и белый кафель. Аптекарь сидел у покосившегося письменного стола.

– Добрый вечер, господин Шварцман, – робко сказал Вилли.

– Добрый день, мальчик, – заговорил старик. – Пока я работаю, еще день. Хотя и вечером я не всегда имею покой. Что у тебя? Ну, конечно, я опять должен резать веревку. Четвертый раз. Почему дети не найдут другую игру? Подойди.

Аптекарь вынул из стола скальпель и согнулся за спиной у мальчика, Вилли украдкой посмотрел через плечо. Он увидел желтую лысину в венце седых кудрей. На лысине блестело отражение плафона. Это показалось забавным, и Вилли закусил губу, чтобы не рассмеяться. Но тут же он посерьезнел, потому что услышал от Шварцмана:

– У тебя на суставе кровь. Надо же так закрутить веревку.

– Это не от веревки. Я бежал и расцарапался о гвоздь.

– Все равно. Следует смазать йодом.

– Пустяки. О, не беспокойтесь, пожалуйста, – поспешно сказал Вилли.

– Лишняя осторожность всегда хороша. Потерпи.

Господин Шварцман достал пузырек. Вилли мог бы выскочить за дверь, старик не рассердится. Но очень не хотелось уходить отсюда на холодную и дождливую улицу. Господин Шварцман обмотал ватой конец стеклянной палочки и обмакнут ее в йод.

Вилли знал, что сейчас будет сильно щипать. Он сжал зубы и стал смотреть в окно. За окном снова моросил дождь. Асфальт был мокрым и блестел, как черный клеенчатый плащ на шуцмане. Иногда на тротуар падал со старого ясеня увядший лист. Вилли вспомнил о тридцати пфеннигах и подумал, что можно купить краски. Купить маленькую коробку красок с кисточкой и попробовать нарисовать листопад. Это очень красиво: желтые листья на черном блестящем асфальте. Жаль только, что они быстро намокают и темнеют. Но это на тротуаре. А на бумаге они останутся яркими…

Франца не пугала высота. Он ловко вскарабкался по пожарной лестнице до третьего этажа и ступил на карниз.

Карниз старинного дома был широким. Франц присел на корточки, держась левой рукой за водосточную трубу. В правой он сжимал автомат. С высоты можно было просматривать всю Фридрихштрассе и переулок, который вел к собору. Две громадные остроконечные башни собора с тонкими крестами высоко поднимались над зубчатыми треугольниками крутых черепичных крыш. Внизу Франц видел мокрый асфальтовый тротуар, в котором отражались облака, булыжную мостовую и железную решетку водостока. Изредка проплывали зонты прохожих. На другой стороне переулка, закрытая наполовину ветками желтеющего ясеня, светилась витрина аптеки.

Еще не начинало темнеть, но в аптеке уже зажгли электричество. В аптеке был Вилли. Франц давно узнал о секрете братишки, но скрыл его от приятеля, и Отто остался караулить беглеца в соседнем дворе.

Вилли скоро должен выйти на улицу. Он не догадывается о ловушке и будет смешно крутить головой. не понимая, откуда его заметили…

Но Вилли не появлялся. Франц от скуки снова стал осматривать улицу. .На торце здания, где помешался кинотеатр, висела громадная реклама. Сейчас ее загораживала соседняя крыша, и Франц видел только угол плаката с нарисованной скрюченной рукой. Эта великанская рука принадлежала стрелку, горно-егерской дивизии Курту Эссену, герою фильма «Вспомните Эдельвейс». Он был отчаянно храбрый, солдат, этот Курт Эссен.

Франц вместе с другими мальчишками два сеанса подряд следил, замирая, за его судьбой. Курту шлось пережить много невзгод, когда он воевал с русскими, но фильм кончался замечательно. Через двенадцать лет после войны Курт путешествовал с женой и сыном: по Швейцарии. В горах они. нашли эдельвейс. Это заметил полицейский и задержал туристов. Он был вежлив, но строг: закон не разрешал срывать, редкие цветы. – Карл! – вдруг воскликнул Курт, и его удивленные зрачки заполнили весь экран. – Ты не узнал меня? А помнишь бой в ущелье, когда кончались патроны?

Суровый полицейский неловко смахнул слезу и обнял товарища, но оружию.

Потом они поднялись на вершину, и Карл сказал сыну Эссена:

– Мальчик, знай. Будет еще время, когда понадобятся рогатые каски. И тогда вспомни эмблему нашей дивизии – Эдельвейс.

Это был чудесный фильм, и вечером Франц взахлеб рассказывал о нем Вилли. – Надо забыть про все на свете, а не только про Эдельвейс, чтобы снимать такие фильмы. – неожиданно и сердито обратился к матери отец, и та согласилась. И еще она добавила, что эдельвейс – это черный цветок с четырьмя крючковатыми лепестками. Этих слов Франц совсем не понял. Ведь он знал, что эдельвейс белый. Но мама не стала слушать.

И она не пустила в кино Вилли, хотя тот ревел отчаянно…

От мыслей о Курте Эссене и странностях взрослых Франца отвлек шум моторов. По соседней улице шли машины. Они проходили с одинаковыми промежутками, и гул двигателей равномерно вырастал и спадал. Франц знал, что это военные транспортеры, но не мог угадать, чьи они: американских войск или бундесвера.

Соседняя улица вела на шоссе, значит автомобили, двигались к границе. Их обгоняли полицейские мотоциклы. Иногда, чтобы сократить дорогу, мотоциклисты сворачивали ;в переулок н выезжали на Фридрихштрассе. Они тоже спешили к границе. Потому что во всех газетах написано, будто красные в Восточном Берлине угрожают безопасности германской нации.

А Вилли все не было. Франц осторожно положил на карниз автомат и поднял воротник. Куртка плохо защищала от ветра, несущего мелкий дождь. Ноги затекли. Давно пора было бы кончить игру и пойти домой. Отто, наверное, так и сделал. Но Франц не уходил, потому что надеялся вот-вот увидеть Вилли. Ему очень хотелось его увидеть, чтобы довести дело до конца. Было обидно зря потерять столько, времени. И как будет здорово, когда он одурачит Вилли. Даже Отто скажет, что это – здорово. Надо только подождать еще немного.

Вздрагивая от холода, Франц снова осмотрел улицу, и его взгляд уперся в собор. Стали уже понемногу собираться сумерки, и громада собора казалась почти черной. Франц скользнул глазами вверх, до тонких крестов.

– Мой бог, сделай, чтобы брат показался на улице, – прошептал мальчик, обращаясь к крестам.

Над собором быстро шли облака, и казалось, что башни падают навстречу им, падают без конца…

В переулок снова въезжали мотоциклисты. Франц посмотрел вниз я вдруг увидел, что из аптеки вышел Вилли. Он вышел и остановился на краю тротуара.

– Стой! – крикнул изо всех сил Франц и поднял автомат. – Стой! Ты убит!

Вилли вздрогнул и поднял голову. Он сразу, разглядел брата и что-то ответил. Франц не расслышал, потому что громко трещали полицейские мотоциклы.

– Ты убит! – снова закричал Франц.

Вилли сложил рупором ладошки, и до Франца донеслось:

– Врешь! Одной рукой не стреляют из автомата!

– Хорошо же, – пробормотал Франц. Он прижался к стене так плотно, что почувствовал сквозь одежду холод промокшей штукатурки. Потом он осторожно убрал левую руку с водосточной трубы и сжал автомат в обеих ладонях.

Тогда Вилли бросился вперед. Сердце у него отчаянно заколотилось, словно это была не игра, а настоящая опасность. Надо было перебежать дорогу и скрыться в подъезде раньше, чем Франц крикнет снова, что он уже выстрелил. И Вилли кинулся наперерез ревущим мотоциклам…

Франц видел, как от удара коляской Вилли подлетел в воздух и упал ничком.