Оранжевый портрет с крапинками - Крапивин Владислав Петрович. Страница 33
– Утром мой гонец не нашел вас в крепости, князь. А без вашего позволения он не решился никому сообщить печальную весть. Хотел сказать только матери мальчика, но узнал, что две недели назад она умерла… Может быть, и к лучшему, князь. Ее горе было бы страшнее смерти.
– Значит, вам известно имя мальчика?
– На его маленьком кинжале было выбито тауринской клинописью: "Хота-Змейка".
– Ххотаа, – с акцентом повторил Урата-Хал. – Мальчика мы похороним в храме Звездного Круга, где лежат великие предки тауринов. Его именем матери будут называть своих первенцев.
– Простите, князь, – сумрачно проговорил Дах. – Мы не знали, что мать мальчика умерла, и боялись, что она увидит, как волки обошлись с ее сыном. Мы похоронили его в песках, у приметного камня, по тауринскому обычаю – в воинском плаще и с кинжалом.
– Ну что же… – Урата-Хал помолчал и снял шлем. То же сделали оба итта. Князь тауринов сказал им: – Наш обычай не велит беспокоить тех, кого уже приняли пески. Пусть мальчик лежит там. Каждый из тауринов принесет на его могилу большой камень, и вырастет курган выше самой высокой колокольной башни…
– Итты принесут тоже, – отозвался Фа-Тамир. – Прими нашу печаль, князь…
Урата-Хал медленно кивнул и вдруг сказал непонятно:
– Может быть, есть в этом знак судьбы.
– Какой знак, князь? В чем?
– В том, что прекратил эту войну ребенок и последней кровью этой войны была тоже кровь ребенка… Может быть, судьбе достаточно этой жертвы, и она будет милостива к людям?
– Люди сами делают свою судьбу, – возразил Фа-Тамир. – И люди есть всякие. Остатки сотни песчаных волков будут еще долго рыскать в дюнах, и кровь, наверно, не последняя… Это я не в упрек тебе, Дах. Просто хочу сказать, что рано закапывать все мечи… И послушайте мой совет, великий Урата-Хал…
– Слушаю, маршал.
– Не разрешайте детям выходить из города без охраны. Да и взрослые пусть не ходят в одиночку.
– Я уже понял это… но меня беспокоит вот что, Фа-Тамир. Почему вы позволили юному Фа-Дейку уехать так спешно и совсем одному?
– Как я мог что-то позволить или не позволить владетелю тарги? – улыбнулся Фа-Тамир. – Это была его воля.
– Да. Простите, я не так сказал… Но, говорят, путь его на дальнюю родину долог и труден, а с мальчиком не было даже самой малой охраны…
– Его конь знает короткий путь. На том пути нет врагов…
– А верно ли говорят, что юный Фа-Дейк больше не вернется к нам?
– Почему же… Он, может быть, вернется, но не скоро.
– А правдивы ли слухи, Фа-Тамир, что родом он с той голубой звезды, которая так ярко светит нам на заре?
– Это правда, Урата-Хал, хотя похоже на сказку.
– Жаль, – сказал великий вождь тауринов.
– Почему же, князь?
– Хотелось, чтобы он был кровным братом наших детей…
– Он и так брат, – непривычно мягко сказал старый маршал. – Все мы дети одного солнца.
– Это верно. И все-таки жаль.
Фа-Тамир медленно проговорил:
– Странную вещь сказал мне сет Фа-Дейк, когда мы прощались на краю Стана… Я был опечален разлукой и не задумался тогда над его словами…
– Что же он сказал, маршал?
– Я не точно запомнил, да и сам он говорил сбивчиво… По-моему, вот что: "Может быть, и нет разных планет, а есть только одна на разных оборотах Звездного Круга… Мне трудно это объяснить, Фа-Тамир, я ведь еще мальчик… Но, может быть, мы жители одной земли, только в разное время…"
– Что-то подобное слышал я от наших старцев, которые хранят в тайных подвалах древние книги. Но отчего такие мысли пришли в голову ребенку?
– Он говорил и дальше… "Я очень боюсь, Фа-Тамир, что это в недалекое от меня время люди превратили планету в пески. А потом поставили в память о всем, что было, колокола. Те, что стоят сейчас в песках. Их и при мне было на Земле уже немало… Я должен вернуться, должен успеть, Фа-Тамир".
– Что же хотел он успеть сделать?
– Я спросил его. Он сказал: "Хоть что-то". Но в большом жестоком мире что может сделать мальчик!
Они с минуту молчали, и было тихо, лишь стукали о камень копыта да в отдалении звучали над стенами ребячьи голоса.
Вождь тауринов Урата-Хал произнес наконец:
– Мальчики могут многое… Фа-Дейк сказал слово о мире, и стал мир.
– Фа-Дейку дала силу и власть тарга, – уклончиво заметил маршал. – Дело не в мальчике, а в законах и обычаях нашей планеты.
– Тарга до этого была у многих, а слово сказал мальчик…
– Это так…
– А иногда не надо и слова. Хота-Змейка лишь молчал, и потому жив целый город.
– Вы правы, князь. Но я говорил о другом. Что мог сделать Фа-Дейк там, у себя, если он действительно умчался на своем Тире в древние времена? Кого мог спасти? Кому помочь? Что изменить?
– Кто знает. Когда колеблются весы, один смелый шаг, одно хорошее дело может стать последней крупинкой на чаше добра…
– Боюсь, что он не сумел бросить эту крупинку…
– Почему же?
– А потому, князь, что если бы он успел, все было бы иначе. Не было бы этих песков. Не было бы мертвых лесов… И нас с вами не было бы тоже, вместо нас родились бы другие люди.
– Кто знает… – опять сказал Урата-Хал. – Может быть, мы есть как раз потому, что он успел. Иначе могло не остаться никого…
Фа-Тамир устало проговорил:
– Все осталось… И мы, и пески. И колокола…
Фаддейка тряхнул головой, глянул на Юлю и улыбнулся. Глаза его опять золотисто просветлели, но в глубине их еще пряталась печаль.
Чтобы прогнать эту печаль, Юля весело сказала:
– Ой, Фаддейка, а я только что твой портрет видела!
– Где?
– На выставке цветов.
Он непонимающе замигал.
Юля засмеялась:
– Оранжевый букет с крапинками, а называется "Фаддейка Сеткин". Очень похоже.
Он хмыкнул и спросил недовольно:
– Кто это придумал?
– Женя Зайцева. Ты ее знаешь?
Фаддейка сперва чуть вздрогнул, потом досадливо сказал:
– Понятия не имею. Какая Зайцева?
– Ну, тебе лучше знать.
– Не знаю… Ой, это, наверно, Жека-Артистка! Она у нас на плоту штурманом была!.. Я и не знал, что у нее такая хорошая фамилия.
– Хорошая? – удивилась Юля.
– Ну… знакомая. У нас в классе один Зайцев был. Уехал потом…
– Друг? – осторожно спросила Юля.
Фаддейка тихо помотал головой:
– Нет, просто… – Он улыбнулся: – Я один раз пошел за него, чтоб укол поставили, потому что он… ну, не хотел он. Сделал, а потом говорю: "Не ходи, я уже, вместо тебя". А он говорит: "А сам-то как пойдешь за себя? Тебя же сразу узнают, когда второй раз увидят!" И пошел тоже, с моей фамилией. Смешно так… А через два дня уехал, насовсем.
– Может быть, еще встретитесь, – сказала Юля.
– Может быть… Юль, ты про песню о рыжем коне смотри не забудь.
– Не забуду… А в этой истории с уколом ты не прав.
– Почему? – слегка ощетинился он.
– Подумай своей головой. Ты его спасал от пустяшной боли, а укол этот спасает человека от самых больших болезней. Что важнее? И если бы он без прививки остался, а потом заболел, тогда что? Из-за тебя…
– Ну… – Фаддейка посопел и вскинул веселые глаза. – Ничего же не случилось. Он оказался смелый в конце концов… А в уколы я не верю, глупости это.
– Почему же глупости!
– Конечно… Как получается! Чтобы спасти человека от большой болезни, надо загнать в него маленькую заразу. Разве так может быть?
– Может.
– Значит, чтобы человек не стал настоящим предателем, он должен сделать, что ли, маленькое предательство?
– Вот это рассуждение… – озадаченно сказала Юля. – Ты… что-то не так. Одно дело жизнь, а другое медицина. Ты не запутывай себя, Фаддейка. И других не запутывай.
Он молчал довольно долго. Потом, глядя под ноги, сказал:
– Себя я все-таки запутал…
И конечно, тревога за него опять ухватила Юлю неласковой лапой. И конечно, Юля сразу спросила:
– Фаддейка, что случилось?
– Я скажу… Я и приехал, чтобы сказать…