Оруженосец Кашка - Крапивин Владислав Петрович. Страница 25

Володе стало не по себе. Если бы он был девчонкой, он мог бы подумать: "У меня защемило сердце". Но он не был девчонкой и думать о таких нежностях не умел.

– Новоселов! В машину! – закричали издалека. – Воло-о-дя-а!

Кашка вздрогнул, распрямился. И конечно, увидел Володю.

Он глянул в упор, и в серых глазах его тут же вспыхнула крошечная надежда. И стала расти. "Ты передумал, да? Ты поедешь?"

"Уйти бы…" – тоскливо подумал Володя. И уйти было нельзя.

– Еще раз повторяю, – с надоедливой громкостью говорила Серафима. – Вести себя надо как следует, потому что… Новоселов, а тебе что надо? Не мешай ты нам…

– Ладно, потерпи, – сказал Володя. – Теперь уж недолго.

Он взял Кашку за плечи и, пятясь, вывел его из строя. Так они пересекли аллею. Володя остановился, прислонившись рюкзаком к березе.

– Ну вот… – негромко сказал он. – Счастливо тебе, Кашка.

– Ага… Счастливо, – ответил Кашка шепотом и стал смотреть на свои сандалии. Сверху, с березовых листьев, падали увесистые капли.

Володе до смерти захотелось, чтобы все было как раньше. Чтобы вспыхнуло солнце, сверкающее, будто труба горниста; чтобы ветер обсушил деревья; чтобы стало тепло и ободренный Кашка улыбнулся своей чуть виноватой улыбкой. Но что же мог Володя сделать? Ведь не мог он разогнать тучи.

Кашка опустил голову так низко, что Володя не видел его лица. Видел только вельветовую кепку с кнопочкой, светлый затылок и тонкую Кашкину шею с желобком. Большая капля упала прямо в этот желобок и покатилась за воротник. Но Кашка только шевельнул плечами и не поднял головы.

– Ты ведь можешь написать письмо, – сказал Володя.

– Ага… – шепотом откликнулся Кашка. – А куда? – Он медленно поднял лицо.

– Я сейчас. Я адрес дам. – Володя сбросил рюкзак и торопливо зашарил по карманам. Он нашел все, что нужно: огрызок химического карандаша и какой-то бумажный клочок. Он развернул бумажку.

Это были Кашкины стихи.

Я веток сухих и иголок найду
Стиклом от бинокля огонь
развиду кастер как жывой…

«Нельзя, – подумал Володя. – На этом никак нельзя".

Но больше не было бумаги. Тогда он снял кепку, растянул ее пальцами на березовом стволе и, мусоля карандаш, начал выводить на подкладке крупные буквы. Потом яростно рванул трескучий сатин.

– Вот, Кашка, адрес. Не потеряй эту тряпку. Где у тебя карман? Ага, вот сюда. Ты смотри пиши. Я тоже напишу. Обязательно, Кашка. Ладно?

– Ладно… – Кашка снова смотрел ему прямо в лицо. – Володя… А если ты только на сегодня съездишь? Хоть дорогу узнаешь. Это тоже нельзя, да?

– Голубев, Новоселов! Вы же держите всех! – окликнула Серафима. – На автобус пора!

Володя поднял из травы свою тросточку и вложил в Кашкину ладонь. Сжал его пальцы вокруг узорчатой рукоятки.

– Бери, – твердо сказал он. – Все. Пиши.

Он вскинул рюкзак и торопливо зашагал к своей машине. Оттуда уже звали его несколько голосов.

– До свидания! – запоздало крикнул Кашка.

Володя, не оглядываясь, махнул рукой.

Грузовик стоял у ворот лагеря. Все ребята уже были в кузове. С ними сидела худая очкастая Рита, вожатая третьего отряда.

Володя вскочил на колесо и перевалился через высокий борт.

– Володька! Мы место заняли! Иди! – услыхал он и увидел Юрика Земцова. Юрка поднялся с передней скамейки и махал мятым беретом, на котором только что сидел. Там же, среди тюбетеек и фуражек, зеленела Райкина косынка.

– Сейчас, – сказал Володя. Встал и поднял рюкзак. Поднял повыше, чтобы не зацепить чью-нибудь голову. Рюкзак был тяжелый, вытянутая рука дрожала.

– Ну-ка, пустите, – сказал Володя.

Мальчишки заворчали и задвигались.

– Шагай скорей! – звал Юрик.

Уже работал мотор, и дно кузова мелко вздрагивало под подошвами. Рюкзак тихо качался над головами.

– Сейчас, – зачем-то снова сказал Володя.

– Да возьмите же у него мешок! – не выдержала Райка. – Олухи, честное слово!

К рюкзаку потянулись чьи-то растопыренные ладони. Володя медленно отвел руку в сторону, за борт.

И разжал пальцы.

"Костер как живой, он похож на жар-птицу…"

Рюкзак тяжело шмякнулся у колеса, и Володя пружинисто прыгнул рядом. Он услышал, как в кузове ойкнула Райка.

Володя выхватил карандаш и листок с Кашкиными стихами – теперь было все равно. Он прижал бумагу к борту грузовика. Писал, пропуская буквы и запятые, и чувствовал, как убегают секунды. Потом крикнул:

– Райка!

Среди удивленных и встревоженных лиц он увидел над собой Райкино лицо.

– Слушай! – сказал он громко и отчетливо, чтобы ни одной секунды потом не тратить на повторение. – Зайдешь к нам, отдашь это. – Он протянул записку.

– Ой, Вовка! Ой, будет тебе дома… – быстро начала Райка, потому что поняла его сразу. – Ой, дурак…

Но он уже бежал, и наспех подхваченный рюкзак неуклюже прыгал у него за плечом.

– Новоселов! Что за фокусы! – Это кричала вслед Рита, но Володя не оглянулся. Больше всего он боялся одного: не успеть. Кеды скользили по сухим сосновым иголкам. Двигатель длинного красного автобуса уже гудел напряженно и нетерпеливо. Вот-вот захлопнется с коротким змеиным шипением дверь! И казалось Володе, что он уже слышит это шипение. Но, видимо, это был встречный ветер.

Он успел.

Он влетел в дверь, и она закрылась, едва не прищемив рюкзак.

Сразу же Володя увидел Кашку. Он сидел у окна. Но смотрел он не в окно, а прямо перед собой, положив подбородок на спинку переднего сиденья. Рядом устроился Генка Молоканов. На пухлых коленях он держал Кашкину тросточку и с удовольствием ее рассматривал. "Выманил уже, скотина", – мельком подумал Володя. Он шагнул вперед и сурово сказал Молоканову:

– Геть.

Тот захлопал ресницами и безропотно сполз с сиденья. Что теперь делать с тросточкой, он не знал и нерешительно топтался рядом.

Кашка поднял голову. Выпрямился. И тоже заморгал. Автобус уже катил среди сосен, и по Кашкиному лицу пролетали быстрые тени.

Володя бросил на сиденье рюкзак, уперся в него кулаками. Так он и стоял, чуть согнувшись, и смотрел на Кашку.

Кашка начинал улыбаться.

В автобусе молчали. Сережа молчал и ребята.

Кашка медленно придвинулся к рюкзаку и обнял его левой рукой. Словно это был не рюкзак, а кто-то живой и добрый. И снова взглянул на Володю. Смотрел он снизу вверх, подняв острый подбородок. Улыбка его была все еще несмелая и немного смешная, потому что не хватало переднего зуба.

А Володя вдруг заметил, что глаза у Кашки не серые. Они светло-голубые с коричневыми крапинками.