Победители - Крапивин Владислав Петрович. Страница 24

Ночью Костик сильно кашлял, прямо спать никому не дал. Утром мама сказала:

– Сиди-ка сегодня дома, не ходи в школу, а то со всем сляжешь.

Костик не огорчился. Дома одному, конечно, не очень весело, но в школе тоже хорошего мало: холод как на улице. Даже варежки снимать не хочется. Да и незачем их снимать, потому что чернила часто застывают и писать нельзя. Нина Матвеевна второклассникам даже и не задает ничего, а только читает книжки вслух. Старается больше про лето читать, но от этого все равно не теплее.

А дома тепло. Мама выхлопотала два кубометра дров. Дрова, конечно, не березовые, а сосна вперемешку с осиной, но ничего, греют. Каждое утро теперь печка-голландка бодро гудит и потрескивает угольками. И валенки всегда просохшие, теплые.

Только сегодня валенки не нужны.

Когда мама и Зина ушли на работу. Костик выскочил из-под одеяла, быстренько оделся и нырнул под кровать. Там в углу за Зинкиным чемоданчиком прятались пыльные старенькие сандалии. Если от пола не тянет промозглым холодом, хорошо побегать по комнате в сандалиях. Лето вспоминается.

Костик побегал. Какая-то крошка мешала в левой сандалии. Костик вытряхнул ее. Это были слежавшиеся листики и семена полыни. Наверно, с того сентябрьского дня остались…

Костик вспомнил и загрустил, присев у окна. Прыгать больше не хотелось. Потом он вздохнул и поднялся со стула: он знал, что делать. Как всегда в такие минуты, сделалось страшновато. Костик запер на крючок дверь, задернул шторки. И опять полез под кровать – за фанерным чемоданчиком, где хранилось Зинкино личное имущество. "Имущество" старшей сестрицы было сплошное барахло. Железные штучки, чтобы волосы на них накручивать, две брошки, пустая пудреница, перевязанная шпагатом пачка писем от знакомых ребят с фронта, зеркальце, лоскутки какие-то. Но среди лоскутков лежала треугольная косынка. Красная с белым горошком.

Она была из остатков материи от платья. Платье Зина шила еще до войны и давно износила, а косыночка сохранилась. Летом Зина ее надевала, когда ходила на танцы в Сад судостроителей. Ну, а сейчас, конечно, в таком платочке не побегаешь. Отправляясь на завод. Зина шаль наматывает да еще шарф сверху…

Костик вынул косынку, задвинул обратно чемодан. Подошел к зеркалу. Зеркало было почти от пола и до потолка, старое, еще бабушкино. Очень удобное: человек в нем отражался с головы до ног.

Сейчас в зеркале виден был худой, белобрысый, давно не стриженный мальчишка в синей выцветшей рубашке и зеленых штанах из плащ-палатки. Остроносый, остроплечий, с немного оттопыренными ушами. Не очень красивый, но ничего. На лице у мальчишки было беспокойство.

Костик перестал себя разглядывать и еще раз оглянулся на окна и запертую дверь. Если кто-нибудь застал бы его за теперешним занятием, Костик просто провалился бы сквозь землю, хотя и сам не знал почему. Может быть, потому, что, не хотел признаваться никому в своих мечтах и боялся насмешек. А может быть, по тому, что было в этом деле непростительное самозванство.

Но он ничего не мог с собой поделать. Костик отогнул воротник, набросил косынку на шею и начал старательно завязывать узел. Если зажмуриться или просто забыть про белые горошины, то косынка была абсолютно такая же, как пионерский галстук.

О галстуке Костик мечтал давно. С того сентябрьского дня, когда случилось чудо. Это было действительно чудо, и никаким другим словом Костик не мог назвать свое спасение.

Был тогда выходной. Стоял совсем летний день, только ветер был плотный и ровный, хотя и не холодный. Костяк склеил змей. Хотел забраться на крышу, чтобы запустить, но сосед Иван Сергеич Протасов и его жена тетя Валя подняли такой крик, что лучше не связываться. А чего им надо? Ведь он не на их дом забирался (они живут в каменном трехэтажном), а на свой, двухэтажный.

Протасова не переспоришь. И Костик решил идти на площадь. Там простора много, можно змей прямо с земли запустить, если разбежаться.

Площадь просто так называлась площадью, а на самом деле это был громадный пустырь посреди города. В центре его стояла красная водонапорная башня, похожая на старинную, а кругом раскинулись заросли полыни и бурьяна да лужайки с мелкой травой. На лужайках паслись козы и гоняли тряпичные футбольные мячи мальчишки со всех улиц. В прошлые годы площадь распределяли под огороды, а в этом году запретили; хотели что-то строить.

Раньше Костик никогда не ходил на площадь один, только со старшими ребятами. Дорога была не близкая. Но сейчас он решился: очень уж ветер был хорош.

Со змеем под мышкой добрался ой до края пустыря. Ветер шел плотным потоком; пригибал полынь, рвал на башне выгоревший флаг, отбрасывал назад волосы у Костика и даже его ресницам не давал покоя. Костик зажал в кулаке катушку, подбросил змей и кинулся на встречу ветру.

Змей поднимался быстрыми рывками. Катушка разматывалась и дергалась в кулаке, как живой мышонок. Костик оглянулся и увидел, что змей уже высоко.

А потом он увидел врагов.

Враги сбегались с двух сторон. То, что они враги, Костик сразу понял. Потому что узнал среди них большого мальчишку, которого все звали "Глотик". Глотик был жулик и хулиган. Он постоянно спекулировал билетами у кинотеатра "Темп" и не прочь был запустить лапу в чужой карман. К маленьким Глотик был безжалостен.

Мальчишки увидели, что Костик их заметил, и засвистели. Костик поддал ходу.

Если бы он не бежал, ничего бы с ним, наверно, не сделали. Ну, отобрали бы змей, стукнули бы по шее для порядка, вот и все. Но попробуйте устоять на месте, когда к вам, воя и визжа, мчится вражья ватага. Костик припустил так, что ветер даже не засвистел, а просто застонал в ушах.

А когда человек убегает, его надо обязательно догнать. Это уж закон такой. Если даже непонятно, зачем его догонять, все равно гонятся. Потому что интересно и весело.

Теперь мальчишки, видимо, и не думали про змей. Он сорвался с высоты сделал петлю и косо врубился в траву. Несколько метров он тащился на нитке, потом нитка лопнула.

– Эй ты, стой! Хуже будет! – пискляво кричал кто-то сзади.

Костик всхлипнул и постарался бежать еще быстрей. Было трудно продираться сквозь густую полынь, и в боках кололи длинные тонкие иголки. Добежать бы до края пустыря, там улица, а на улице прохожие, они не дадут в обиду. Но разве добежишь? Площадь совершенно бесконечная, а дышать уже совсем трудно, ветер пролетает мимо щек и ни капли не попадает в легкие.