Рассекающий пенные гребни - Крапивин Владислав Петрович. Страница 21
– Значит, у тебя есть старший брат? – догадался Оська.
– Нет. Но у других-то есть. И братья, и сыновья… Мама сказала: “Так доберутся когда-нибудь и до тебя”. И пошла в комитет… Они вышли на насыпь и встали в несколько рядов. А некоторые легли на рельсы. Машинист, конечно, – на тормоза. Сперва всякие разговоры, уговоры. Потом понаехал спецназ. Водомёт подогнали. Ну и началось…
– А солдаты? Они что, так и сидели в вагонах, как кролики? Там же… их мамы…
– А они заперты были. Даже и не поняли ничего… А спецназ – на женщин. Сомкнутым строем… г-герои… Там груда щебня была для ремонта насыпи. Ну, когда эти вояки пошли с газом и палками, женщины в них камнями… А как им быть, безоружным? И какому-то подпоручику расцарапали щеку…
– И всех арестовали, да? – прошептал Оська.
– Не всех. Одиннадцать человек. Сказали, что они зачинщики. Зачинщицы… Держали, держали в изоляторе… Ну, конечно, разные газеты начали их защищать. И адвокаты. А толку мало… В июле их выпустили, а недавно забрали снова. В октябре суд будет…
– И ты загадал, чтобы он кончился оправдательно?
– Ну да…
– Норик, так и будет!
– Хорошо бы… А меня до суда хотели в интернат забрать, потому что я жил у знакомых. Знакомые переправили меня сюда, здесь мой дядя. Он хороший… Отсюда не вытащат, заграница все-таки…
– А почему ты не с отцом? – спросил Оська. И охнул про себя. Вспомнил слово “был”. “Был геолог…” – Он… погиб, да?
Норик шевельнул локтем.
– Не погиб, а ушел. И уехал за тридевять земель. Два года назад еще. Он же майор запаса, вот и сказал маме: “Я думал, ты нормального сына мне вырастишь, а ты… его уродуешь. И сама…” Это потому, что как раз тогда она в комитет записалась. “Стране, – говорит он, – нужны настоящие мужчины, которые не дрогнут в нужный момент…”
“Ты и не дрогнул…”
– Конечно, у него были и другие причины. Кто-то там, на стороне… Но главная вот эта: что я не оправдал надежд…
– По-моему, ты всё оправдал…
– Ну уж… Ты же видишь, какой я.
– Какой?
– Чуть не помер на цепи.
– Ты же не помер! Ты все сделал как надо! Не всякий решится… даже ради мамы.
– Ты вот решился без всякого страха… Ради отца.
– Я? Без страха? Да я там десять раз чуть штаны не замочил! И тыщу раз клялся. что больше никогда…
– Ага! А сам – второй раз…
– Потому что…
Тут многое можно было сказать. Но это трудно даже в темноте. Да и слова не подберешь. Оська лишь покрепче взялся за локоть Норика.
– Пошли.
– Да…
Скоро внизу забрезжил свет.
– Вот и все. Почти… – прошептал Оська.
Оказалось, что не все. Выход закрывала решетка, которой раньше не было.
Это была калитка, сваренная из арматурных прутьев. Снаружи – увесистый замок. Оська просунул руку, покачал его.
– Влипли…
– Наверно, эту решетку поставили от жуликов. Когда они украли ручки и кресты. – догадался Норик.
Правильная догадка. Только от нее было не легче. Потоптались. Норик сказал:
– Что будем делать?
– Я вот ни настолечко не имею никакого понятия, что нам делать, – горько признался Оська.
– Обратно я не заберусь..
– Никто не заберется. Чего об этом говорить.
– Ось…
– Что?
– Но ты не думай, что я жалею. Я все равно рад, что спустился по цепи… мы спустились. И я загадал…
– Да… Хорошо, если бы и про нас кто-нибудь загадал бы. А то мы… тоже как арестанты… Сижу за решеткой в темнице сырой…
– Если бы знать хотя бы: долго ли сидеть?
– Может, сторож придет, – неуверенно понадеялся Оська. – Будут, конечно, неприятности, но не убьет же до смерти…
– Хоть бы пришел… Если я не появлюсь дома до темноты, дядя Игорь и тетя Зоя начнут звонить в полицию и в больницы. А потом – вот он, явился красавчик! Да еще в разодранных штанах…
“А мама!.. И Анка… Они же с ума сойдут!”
Но Оська победил в себе панику. Глянул на часики.
– До заката еще больше двух часов. Знаешь что? Давай спокойно подождем полчаса. Вдруг что-нибудь случится? Кто-нибудь придет?
– А если не придет?
– Ну… тогда одно остается. Подняться на площадку, махать руками и орать: “Спасите наши души!”
– Легче уж вниз головой, – вздохнул Норик. Видимо, у него еще оставалось чувство юмора. Капелька.
– Давай ждать…
Они сели у решетки на корточки. И… вдруг почувствовали, что не знают, о чем говорить.
Чтобы сломать неловкость, Оська спросил:
– Твои дядя и тетя, они что, очень строгие?
– Ничуть. Но трясутся надо мной, как над маленьким, своих-то у них нет. Они оба из-за меня заработают инфаркты…
Никто не появлялся. Кричали тепловозы, и вдали снова играл оркестр. В шумном веселом городе. На воле.
– Норик, ты где раньше жил?
– В Среднекамске. Там речной порт и всякие заводы. Слыхал?
– Конечно. По географии проходили. Я сразу понял, что ты не здешний.
– Как понял?
– Ну, во первых, ты не слышал про Николу-на-Цепях. А во-вторых – вот… – Оська двумя пальцами приподнял желтый рукавчик. – Тут у тебя загар, а выше почти нет. Значит, он недавний. Наши-то пацаны коричневые с головы до пят. У меня даже зад коричневый, хотя я без трусов сроду не загорал.
– Тогда почему?
– Потому что загар наш со временем расползается по телу и остается навечно… Вот сам увидишь, если дело дойдет до линьков… – У Оськи тоже осталась капелька юмора.
Норик чуть посмеялся, потом вздохнул и прижался лицом к решетке. В него светило снаружи солнце. Золотило хохолок и просвечивало тонкие уши. Норик покачал замок.
– Если бы ключ какой-нибудь подобрать… Тут, кажется, несложный механизм. У тебя никакой железки нет?
– Подожди-ка! – Оська вскочил, хлопнул себя по бедрам. Остро ударился о ладонь сидевший в кармане барабанщик. “Ольчик, выручай!”
– Норик, смотри!
– Что?.. Ой, да он же оловянный, мягкий…
– Это лишь называется “оловянный”. А на самом деле из какого-то твердого сплава.
– Он не пролезет в замок…
– Подожди…
Ноги солдатика крепились к тонкой подставке размером с гривенник. “Прости меня, маленький. Другого выхода нет…” Оська сунул подставку в щель на каменном полу, потянул на себя барабанщика. Подставка легко отломилась.
Ножки барабанщика были похожи на стержень ключа с двойной бородкой.
Царапая о железо запястья, Оська опять просунул руки к замку. Солдатик ногами легко вошел в скважину. Но и только. Самодельный ключ не поворачивался. И застрял. Оська перепуганно задергал его, вытащил.
– Не получается.
– Ось, послушай…
– Что?
– Кто-то, кажется, есть там, в коридоре.
Оська замер. И надежда в нем, и страх. Но нет…
– Ничего не слыхать.
– Слыхать. У меня уши во какие… как радары. Всякий дальний звук ловят.
Оська притих снова. Теперь и ему показалось: кто-то есть в скальной толще.
– Я пойду, разведаю.
– Нет, вместе.
Крадучись, нырнули во тьму коридора. Прошли десятка два шагов, свернули раз, другой. Сперва тьма впереди была прежняя, непроглядная. И вдруг мазнул стену оранжевый проблеск.
На цыпочках, со ступеньки на ступеньку, добрались до нового поворота. И увидели то, чего не заметили по пути вниз. В конце короткого тупика светилась красноватая дуга – щель над полукруглой приоткрытой дверью. Из-за двери уже явно слышались шаги. И покашливание.
– Логово Сильвера? – шепнул Норик.
– Наверно.
Подобрались к двери и увидели в щель обширную каменную келью. Она была заставлена, завешена по стенам корабельным имуществом и обрубками дерева. Горела неяркая лампа. Зато огонь камина, вырубленного в известняковой стене, был сильный и горячий.
Между камином и голым дощатым столом ходил туда-сюда старик с большущей лысой головой, со щетиной на обвисших щеках. Седая щетина искрилась от огня. На лысине горел блик. Старик то ли напевал, то ли бормотал что-то. Он был похож на шкаф, обтянутый тельняшкой и старыми парусиновыми штанами. И двигался как шкаф. Словно воздух вокруг превратился в застывшие глыбы, и старик, хромая, расталкивал его плечами.