Рыжее знамя упрямства - Крапивин Владислав Петрович. Страница 62
Московкин все же сказал:
– Давай доплывем.
– А глубина-то здесь… – возразил Корнеич. – Швертом весь ил перепашем и мирных лягушек распугаем… По тропинке я мигом.
– А нога-то как? – беспокоился Московкин.
– А что нога? Протезы не устают… Вы пока загорайте и наслаждайтесь природой. Если малость задержусь, не беспокойтесь. И звонить не надо, здесь взгорок загораживает деревню, связи нет. Можно дозвониться только издалека, с озера… Да я скоро.
– Корнеич, мы искупаемся пока, – полувопросительно сказал Словко.
– Только под строжайшим надзором Олега Петровича…
– Есть, сэр, – вытянулся Словко.
Корнеич ушел по тропинке в березняк. Он чуть прихрамывал, но шагал бодро. Он всегда ходил без палки (принципиально!), хотя дома у него была крепкая полированая трость с костяной рукоятью в виде зловещей пиратской головы…
Рыжик сбросил надувной жилет и нетерпеливо поглядывал на Словко.
– Ну, мы, значит, окунемся? – спросил Словко у Московкина.
– Так и быть, —изобразил тот снисходительного педагога. – Только на тот берег не плавать. Имейте в виду, я не разделяю восторгов по поводу известного фильма "Добро пожаловать или посторонним вход воспрещен", в котором нехороший директор лагеря выставил мальчишку за самовольное купание. Правильно выставил…
Словко пожал плечами: кто, мол, спорит? Правила насчет купания в "Эспаде" были стальные. За самовольные "водные процедуры" исключение грозило кому угодно, будь он хоть самый заслуженный ветеран.
Рыжик и Словко сложили одежду в форпик. Оба сегодня были в форме, хотя в общем-то для такого "непрограммного" рейса она не требовалась. Но Словко надел ее по привычке, а Рыжик, возможно, потому, что больше ничего не было (мать еще не вернулась с Юга)…
Они побултыхались в теплой воде, Рыжик понырял со Словкиных плеч и показал, какими стилями умеет плавать: кролем, брасом и батерфляем (но лучше всего "по-собачьи" и "вразмашку"). С илистого дна бежали вверх щекочущие пузырьки. Другой берег не манил, хотя и был всего метрах в сорока. Там темнела осока, торчали камыши, а дальше, на пригорке, паслась рыжая сонная корова.
Олег Петрович сидел, привалившись к тополю (совсем, кстати, не лесному дереву, откуда он тут?). Время от времени осуществлял "строгий надзор" поглядыванием поверх очков.
Словко и Рыжик выбрались из воды. Растянулись на травке с пунцовыми шариками клевера. Солнце сразу воткнуло им в спины горячие лучи. Словко дотянулся, взял из травы свой мобильник. Мелкие цифры на дисплее показывали, что скоро полдень…
Рыжик разглядывал стрекозу: она невозмутимо устроилась у него под носом на торчащей из клевера тростинке. Словко решил проверить: а вдруг все же есть связь с деревней Полухино? Однако английский голос закурлыкал извинительные объяснения: нет, мол, зоны покрытия. Словко сел, повесил мобильник со шнурком на шею. И в это время по тропинке из березняка вышел незнакомый человек.
2
Впрочем, не совсем незнакомый. Словко вспомнил, что где-то видел его – кругловатого, с полным лицом и в то же время с этакой спортивной подтянутостью. А Рыжик узнал сразу:
– Ой, здрасте… Виктор Максимович…
Подполковник Смолянцев (правда, был он и сейчас в пестрой рубахе и "гражданских" брюках) коротко поклонился всем и отдельно Олегу Петровичу. Лицо его было озабоченным, но все же на миг появилась улыбка.
– Добрый день. Вот не ожидал встретить знакомых. Может быть, в этом судьба и спасение?..
– От чего же вас следует спасать? – сдержанно осведомился Московкин. Сделал вежливое движение, будто хочет подняться, но остался сидеть. Виктор Максимович снова коротко поклонился ему:
– Подполковник Смолянцев… Я немного знаком вот с этим мальчиком, подобрал его на дороге и доставил к вам на водную станцию… Кажется, юнгу зовут Рыжик…
– А, наслышан, – сказал Московкин и все-таки встал. – Меня зовут Олег Петрович.
Словко подумал, что Московкин рядом с подполковником выглядит очень пожилым. В самом деле, готовый пенсионер. Но держался директор детдома прямо.
– Вы, очевидно, наставник этих юных мореходов? – спросил Виктор Максимович и уже не улыбался.
– Я пассажир на судне этих юных мореходов. А наставник ушел в Полухино и вернется примерно через час.
– Как-кая д-досада! – Виктор Максимович совсем не по-офицерски хлопнул себя по бедрам.
– А можно поинтересоваться, что случилось? – Московкин с вежливым интересом снял очки.
– Случилась беда, – с горькой доверительностью, – сообщил подполковник Смолянцев. – Я ехал с дачи на электричке. Моя машина, на которой я в прошлый раз доставил юнгу Рыжика на водную станцию, на ремонте, вот и пришлось. А на станции Авдеевка, недалеко отсюда, авария, товарняк съехал с рельсов, поезда встали. А мне через час надо быть в городе, важнейшее дело. Я и кинулся сюда, подумал, что найду кого-нибудь с моторкой, попрошу. Это наиболее короткий путь… Люди ведь должны помогать друг другу… не так ли, Рыжик?
Рыжик быстро глянул на Словко и опустил глаза.
Московкин сказал:
– У нас, к сожалению, не моторка…
– Да, но у вас паруса. За час могли бы добраться.
– Это в самом лучшем случае, – объяснил Словко. – Но мы все равно не можем, пока не вернется Даниил Корнеевич…
– А у него нет мобильника? Можно было бы позвонить, объяснить… – Лицо Виктора Максимовича стало умоляющим.
– Мобильник есть, связи нет, – сказал Словко. Он ощущал тяжкую зависимость от этого человека. Вернее, от необходимости помочь ему. Потому что… ну, куда денешься, когда девятый пункт в уставе "Эспады" такой: "Если я увижу человека в беде, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь этому человеку". Это были не пустые слова. В уставе отряда вообще не было пустых слов. Он не сочинялся на заседании совета, а складывался в течение тридцати лет. Можно сказать, "был написан слезами и кровью". И уж Словко-то, пришедший во флотилию дошкольником, знал это лучше многих…
К тому же, этот Виктор Максимович, подполковник Смолянцев, совсем недавно очень помог Рыжику…
И Рыжик сейчас молча, но с понятной мыслью смотрел на Словко…
Виктор Максимович вдруг проговорил, словно глотая комок:
– Я… это… мог бы заплатить…
Это он зря, конечно. Чушь какая! Но… возможно, из-за отчаяния?
Олег Петрович посмотрел на Словко, но сказал Смолянцеву, сухо так:
– Насколько я знаю, флотилия "Эспада" не занимается извозом. А что касается помощи… сейчас это решает капитан Словуцкий.
Вот так! Хочешь, не хочешь, а решай… Потому что он теперь действительно командир судна… А что скажет Корнеич, когда Словко уведет яхту, не дождавшись его?.. А что он скажет, когда узнает, что капитан Словуцкий мог помочь кому-то и не помог?
И что скажет Рыжик…
И что сказал бы Жек! Да нет, ничего бы он не сказал. Только смотрел бы…
– У вас самом деле беда? – насупленно спросил Словко.
– Да… Это долго объяснять, но можно сказать, что решается моя судьба…
Словко тихо сказал Московкину.
– Я могу с воды позвонить Корнеичу. У Ивана Константиновича есть моторка, Корнеич может вернуться на ней…
– Смотри… – слегка развел руками Олег Петрович.
– Но вам придется пойти со мной. Я не управлюсь с бизанью, рулем и гротом.
– О чем разговор!
Далее капитан Словутский действовал уже по-командирски. Он взял из кокпита надувной жилет Корнеича и протянул Смолянцеву:
– Наденьте, пожалуйста.
– А?.. Да, конечно… – Жилет оказался тесноват. – А это обязательно?
– Это совершенно обязательно, – сказал Словко.
– Есть, – кивнул подполковник.
Рыжик суетливо запрыгал, натягивая шорты на непросохшие плавки.
– Не надо, – сказал ему Словко, – Жарко ведь. Брось все шмотки в форпик. – Свои и мои… – Что-то подсказывало: сухая одежда может пригодиться впоследствии.
Рыжик послушался. Словко помог ему застегнуть клапаны жилета. Надел свой. Привычно глянул на жилет Московкина: в порядке ли.