Семь фунтов брамсельного ветра - Крапивин Владислав Петрович. Страница 41
Как-то мы об этом не подумали! Считали, что, что если краска у Стаканчика, значит, он умеет. Все с надеждой повернулись к Пашке – он-то, наверно, может! Но Пашка сообщил, что сроду не занимался такой ерундой. И тогда дело спас Лоська:
– Давайте я…
– Ты умеешь? – усомнилась Люка.
– Пробовал как-то. В прошлом году нашел баллончик… Рыжего кота на “Спорттоварах” помните? Это мой…
Громадного симпатичного кота на торцовой стене одноэтажного магазина знали все. Ай да Лоська! Сколько талантов у человека…
– Ты встанешь мне на плечи, чтобы надпись была выше, – решил Пашка. – Только вы его держите с двух сторон. Я крепко держать не могу, левая рука почти не гнется…
– Что с тобой? – испугалась я.
– Локоть ободрал утром, когда вешалку приколачивал, табуретка подломилась. Теперь забинтовано, да туго так…
Он сел на корточки, и Лоська приготовился вскочить ему на плечи.
– Куртку сними, меньше весу будет, – сказала я.
– Да… Я буду писать слово за словом, а вы диктуйте…
– Первое слово “генерал”, – напомнила Люка. – С заглавной буквы. И смотри, без ошибок. Ге-не…
– Я всегда пишу без ошибок, – поставил ее на место Лоська. Но Лючка не унялась:
– Ой, люди, а может быть, все-таки “товарищ генерал”? Или “господин генерал”?
– Разве он нам товарищ, – серьезно спросил Томчик.
– И уж никак не господин, – поддержал его Стаканчик. – А “генерал” обычное обращение, когда люди говорят на равных.
– Разве мы с генералом на равных? – усомнилась Люка.
– А что такого? – сказал Пашка. – Мы у него не в подчинении. Такие же граждане России, как он. – Лось, давай…
Конечно, мы говорили шепотом. И шепот шелестяще змеился над пустыми рядами сидений. И был полумрак. Два желтых конуса фонариков изредка бросали круглые пятна на стену и снова упирались в пол, чтобы свет не выдал нас (вдруг кто-то подкрадется снаружи к дверям и заглянет в скважину?) Все это, разумеется, походило на собрание заговорщиков – да так оно и было! Отражения фонариков искрами мелькали в очках Пашки и Стаканчика и на часиках Томчика, когда он украдкой смотрел на циферблат: не опоздает ли домой? Пока со временем все было нормально: лишь самое начало десятого, хотя казалось, что глубокая ночь. К тому же, Стаканчик еще по дороге сюда успокоил Томчика: “Будем задерживаться – позвоним вам домой с пути, скажем, что долго нет автобуса…” Оказывается, Стаканчик взял из дома сотовый телефон. “Это на крайний случай, если где-нибудь застрянем или вляпаемся в неприятности. Можно будет сообщить, где мы…” Да, Стаканчик был предусмотрительный. Недаром в каждом кармане “лифчика” у него лежало что-то полезное…
– Лось, давай, – сказал Пашка и подставил спину. Однако Люка зашептала новую идею:
– Ой, а что если не “генерал”, а по имени-отчеству? Вдруг это его сильнее проймет?
– Что, “Иван Петрович, не делайте этого”? – хмыкнула я.
– Он не Иван Петрович, а Серафим Львович…
– С чего ты взяла?
– Сегодня днем была передача. “Вести региона” Не видели, что ли? Там с ним девица-журналистка беседовала. “Ах, Серафим Львович, не поделитесь ли с телезрителями вашей биографией? Правда ли, что вы родились в Белоруссии?”
– А он правда родился в Белоруссии? – машинально спросила я. Еще ни о чем не подумав.
– Ну да! В каком-то Бобровске… А что?
“Тюк… – прыгнуло у меня под ребрами. – Тюк…”
– Лючка… Может, в Бобруйске?
– Может… Не все ли равно?
“Сера-фим”… “Фима, иди уже домой или я не знаю что сделаю…”
Вообще-то Фима это Ефим… Ну, а если не только Ефим? К тому же, когда меняют фамилию, почему не сменить старое имя на другое? Тем более, похожее…
– Жень, ты чего? – сказал Пашка.
– Сейчас… Жил в Бобруйске мальчик Фима, пошел в военное училище… Ник, дай телефон.
Ник дал без вопросов. И другие молчали. Ждали.
Я набрала номер дяди Кости… Вот не везет – гудки, гудки, без ответа. Ладно, еще набор…
– Мама! Это я… Мы задержались на репетиции, не волнуйся… Да, да! Скажи номер мобильника дяди Кости! Очень нужна его консультация! Потом объясню. Мама, скорее, я же по сотовому говорю, это дорого… Как? Мамочка, спасибо!
Номер, к счастью, был простой, запомнился сразу. “Триста двадцать один, одиннадцать, ноль-ноль-два…”
– Дядя Костя, это Женька! Очень важно, очень срочно, подробности потом! Скажите, у Петровцева, у будущего генерала была на руке татуировка?
Дядя Костя чем хорош – умеет быть кратким и точным.
– Был след татуировки над большим пальцем. Петровцев рассказывал, что в детстве по глупости выколол латинскую букву “вэ”. Начальную в слове “виктори”. Как знак будущих жизненных побед. Потом “искоренил”. Но шрамик, похожий на римскую пятерку остался.
– Дядечка Костичка, спа-си-бо!..
Я сунула Стаканчику телефон и радостно дышала три секунды.
Есть такой способ: поиски точки на карте с помощью двух пеленгов. Мы с Пашкой читали про это в книге “Фрегат “Виола”. Проводишь две линии в указанных направлениях, и в точке их пересечения – место нахождения судна. А здесь даже не две, больше: Бобруйск, Сера-фим, латинская буква V!.. (Или русская Л – как повернешь!)
– Народ, слушайте…
Горячим шепотом я коротко рассказала историю мальчика Ливчика. И как он потом вытравил татуировку, будто прежнюю фамилию…
Выслушали молча. С интересом. Но почти сразу Лоська сказал:
– Ну, пусть это он. А нам-то что?
– А вот что… У него взрослая совесть под бронежилетом. А если колупнуть детскую? Может, он еще не все забыл? Если написать: “Ливчик, не делай этого! Ты когда-то был как мы!”
– Идея – блеск, – сразу похвалил меня Пашка. – Только много слов…
– А если просто: “Ливчик, не делай этого!” – азартно предложил Стаканчик. – Он вспомнит и поймет…
– Может, правда… – шепнула Люка.
Но мне хотелось каких-то более точных слов. Чтобы в “десятку”. Я так и сказала. Все притихли – то ли думали, то ли молча сердились на меня: чего, мол ей еще надо?
И вдруг наш тихий Томчик спросил:
– Женя, он ведь был футболист, да?
– Да, Томчик…
– И его все любили, да? Значит, он всегда по правилам играл, без обмана?
– Наверно, так…
– Давайте напишем: “Ливчик! Играть надо честно!”
Все опять помолчали, подышали тихонько. Люка наконец сказала:
– А что? Устами младенца…
Томчик наконец обиделся:
– Сама ты младенец. Надоело…
– Томичек! Я же любя! Ты классно придумал!…
Мы тоже, шепча наперебой, утешили и расхвалили Томчика. Потому что всем показалось: слова “самые те”.
Лоська забрался на Пашку. Зашатался. Я и Люка ухватили его за ноги. Томчик и Стаканчик с фонариками отошли назад, чтобы лучи шире охватывали стену. Мы прислушались. Тихо, тихо было в старом дворце.
– Лось, давай сперва посредине, – шепнул Пашка. – А вторую строку с левого края…
Струя краски ударила с неожиданно громким шипением. И так упруго! Лоська даже качнулся назад. Отчаянно запахло ацетоном. По стене потянулась белая пузырящаяся полоса. Вверх, потом вниз. Превратилась в остроугольную букву “Л” метровой высоты. Затем появилась буква “и”… И вот на бежевом фоне засветилось слово:
Л и ф ч и к
– Ох, елки-палки, Лось… – досадливо выдохнул Пашка. Да и сам Лоська тоже сказал:
– Ох… надо же “вэ”…
– А говорил, “пишу без ошибок”… – не сдержала ехидства Лючка.
– При чем здесь ошибки? – шепотом возмутился Стаканчик. – Просто это другое слово… Лоська, зачеркни “эф” и сверху напиши “вэ”. Так будет даже лучше. Он сразу проймет, что мы знаем всё …
“А ведь правда!” – подумала я. И другие, кажется подумали то же.
Лоська аккуратно исправил ошибку.
Потом Пашка и мы медленно передвигались вдоль стены, а Лоська выводил слово за словом. С шипеньем поставил под последним восклицательным знаком точку.
Полюбовались.
Надпись шла в трех метрах от пола и длиной тоже была метра три.
в
Лиф/чик!
Играть надо честно!